ГЛАВА 1
Председателю Московской гильдии сценаристов в 1980-90 гг.
Одельше Александровичу Агишеву с извинениями и благодарностью
от кинодраматурга Сергея Бойко
Материал, собранный в результате творческой командировки, состоявшейся в октябре 1988-го года, как отчет о проделанной работе, тридцать лет спустя. Лучше поздно, чем никогда!
Уважаемый Одельша Александрович!
После окончания ВГИКа, вдохновленный своей давнишней экспедицией на Семипалатинский ядерный полигон в бытность мою работником филиала киностудии Министерства обороны СССР, я сочинил в 1987-м году маленькую изящную повесть под названием «День “Д”», основанную на некоторых документальных фактах о тех событиях. Отдавая дань маньеризму и скрываясь от возможной ответственности, я решил, что у этого произведения должны быть два вымышленных автора: Лавров и Порфирий. Эти имена в скором времени объединятся в одно – Порфирий Лавров – и добавят себе титул «Неунывающий». Так родится на свет перманентный персонаж некоторых моих сочинений – Порфирий Лавров Неунывающий. Мой друг Александр Нехорошев впоследствии определит его как «аlter ego» Сергея Бойко, то есть меня, и будет до некоторой степени прав.
На самом деле такое имя носил мой дед по материнской линии – Лавров Порфирий Павлович. Он умер в 1943 году в колон-поселке в Амурской области. Туда он попал из села Емаши, Новобелокатайского р-на Башкирской АССР, проделав сложный путь вместе со всем своим многочисленным семейством: сначала, в 1929-м году, в Анжеро-Судженские копи как раскулаченный кулак, а оттуда – за Байкал, в Амурскую область, уже как враг народа.
В 1988-м году я побывал в поселке Бысса Амурской области, где теперь проживали Лавровы, направленный Вами в те края по моей заявке в творческую командировку для сбора материала.
ГЛАВА 2
«ТРИДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ, или ЛЫКО В СТРОКУ»
Опыт самокритики
На большом самолете я долетел до Благовещенска, потом маленьким самолетом – до Февральска и, наконец, автобусом доехал до поселка Бысса. Старший брат моей матери, Георгий Порфирьевич Лавров, отмечал в тот год свое семидесятилетие и был несказанно рад увидеть в своем доме племянника из Москвы.
Материал я собрал, но сценарий так и не был написан. Как предупредили меня в бухгалтерии Союза кинематографистов, главным документом после этой поездки должен был стать не сценарий, а отчет об использовании выделенных средств. Для этого было необходимо сохранять все проездные и иные билеты и билетики, включая билеты в баню и кинотеатр, чеки за мороженое и пиво и даже ресторанные счета. Мне это понравилось. Так я и поступил. Все эти документы были аккуратно подклеены к листам формата А-4 и сопровождены пространными разъяснениями по поводу. Мой отчет имел успех среди работниц бухгалтерии.
Тридцать лет спустя пришла пора оформить отчет творческий.
Нет никаких оправданий тридцатилетнему молчанию!
Но лучше поздно, чем никогда…
С тех пор прошло немало лет, но инфа на Яндексе подтверждает, что ничего с тех пор не поменялось: стоят на своих местах Благовещенск (широта 50° 15′ 30″ N, долгота 127° 32′ 6″ E), Февральск (широта 52° 27,25' N, долгота 130° 51,94' E), Бысса (широта 52° 24′ 20″ N, долгота 130° 31′ 32″ E).
11 окт. 1988 г., вторник
Я летел в Благовещенск в изумительном раздрае! К этому времени я в очередной раз расплевался и разошелся с Натальей Петровной, своей второй супругой, и страдал от ревности-любви и беспредельной жалости к самому себе. До такой степени, что непрерывно должен был до крови ковырять эту свою невыносимую болячку, выворачиваться наизнанку и терзать бумагу горьким стихоплетством. Я никак не мог остановиться и успокоиться. А напоследок накатал в дневнике следующее: «Завтра, 11 октября, будет вторник, улечу на Восток». И дальше:
Больше всех я люблю себя,
Больше всех я себя жалею,
Жду мороза и января,
Самый мертвый среди деревьев.
Им, деревьям, жить и жить еще,
Распускать по весне балагур-листву,
А моей жизни черенок-нить
Пересох-умер. На ветру –
Я последний болтаюсь на дереве лист,
Все мои сорвались, растоптаны,
В грязь лицом, под каблук, вниз,
Под метлу и в огонь безропотно!
Не хочу я в общую кучу!
Я дождусь мороза и снега.
Я его никогда не видел.
Я могилы братские предал…
Вот и снег! Вот и снег! Навалился!
Отрываюсь! Лечу, лечу!
Я куражусь, кружусь… Кружился –
И упал у гроба без чувств!
На живые мои глаза
Две снежинки легли пятаками…
Нету сил… Нет, кому сказать,
Как собою я стал обманут.
На этой «теплой» ноте я и отправился на Восток, в Амурскую область, в маленький поселок Бысса, навестить старшего брата моей мамы, Георгия Порфирьевича Лаврова, и его супругу Прасковью Емельяновну, которую все местные бабы почитали колдуньей, не любили, побаивались и уважали.
Промежуточная посадка. Красноярск – новый аэропорт, табло еще не работает, только громкая связь, по которой диктор настойчиво-усталым женским голосом, в который уже раз взывает:
– Товарищ Чиполлино, срочно пройдите к стойке регистрации!
Пассажиры весело переглядываются в поисках лукового персонажа детской сказки итальянского писателя Джанни Родари. Неожиданно со скамейки встает молодая женщина и смущенно произносит:
– Моя фамилия Чепалина!
В Благовещенске пришлось два дня дожидаться самолета на Февральск.
Я гулял по набережной, а за рекой по китайской набережной города Хайхэ прогуливались со своими женами и детьми китайцы, которых за этой рекой было больше одного миллиарда человек.
Благовещенск. Чтобы купить билет на самолет, надо получить талон на разрешение у дежурного администратора с указанием рейса и места. После этого в кассе выдают билет на этот рейс и это место.
В магазинах Благовещенска есть то, чего сейчас нету в Москве: например, мыло и импортная зубная паста за 35 копеек…
ГЛАВА 3
13 окт. 1988 г., четверг
Розовые пальчики замерзших берез; умытое рассветом небо; хохочущее с востока солнце. Утро вылета.
– Вниманию встречающих! Произвел посадку самолет рейсом 610 из Райчихинска…
– Заканчивается регистрация рейса Благовещенск-Экимчан…
– Начинается регистрация билетов рейсом…
Милиционер – мне:
– Вы отказываетесь сдавать нож?
– Конечно! Это же подарок. Мне надо…
– Нож – это оружие. Сдавайте или снимаем с рейса!
– Но это узбекский нож с наборной ручкой. Он вставлен в ножны с национальным орнаментом. Сделан в городе Чуст. Чуст – это старинный центр художественных ремесел…
– Не положено! Национальный нож – только с национальным костюмом.
– Но ведь он будет в дорожной сумке.
– Не имеет значения!
– А если я в тюбетейке и чапане, то можно и за пояс заткнуть?
– Чего-о?
Ставлю подпись в бумаге «Акт №208 изъятия узбекского сувенирного ножа с ножнами». Милиционер навешивает на мой нож бирку, как покойнику в морге, и отправляет в огромный сейф, где по всем полкам пригорюнились уже задержанные ранее ножи со своими бирками. Ножи молча вопрошают: «За что?!»
В ответ хохочущее солнце встает с востока.
Утро 13-го октября. День отлета.
На Февральск летит чехословацкий пассажирский самолет серии «L». Вход пассажиров на воздушное судно с кормовой части, под хвостом. Багаж и ручная кладь исключительно «с собой». Поэтому – досмотр и изъятие подозрительного. Из Москвы до Благовещенска ничего не изымали. Это был Ту-154. Ему по фиг узбекские ножи с наборными ручками – вези сколько хочешь!
