– Не нужно. Мой антиквар живет тут – считай, за углом. И врать без необходимости я тоже не буду.
* * *
За время ее отсутствия Топов успел встать из-за стола и завести разговор с известным политиком – худосочным и невозможно ушастым. Политик тоже был в маске, демонстрируя миру свою незыблемую веру в ужасную эпидемию, охватившую Город.
И Катя мимолетно пожалела об упущенном шоу – возможности посмотреть, как ушастый будет есть в ресторане, не теряя веры – не снимая маски с лица.
Она сделала Топову знак. Он пошел к ней через зал, все мужские лица разом повернулись в их сторону, все женские лица – демонстративно отвернулись. Спасибо, хоть никто не додумался включить ретро-музыку из серии «Ах, какая женщина!» или «Lady in Red», или еще что-нибудь столь же ужасное…
– Прошу извинить меня, – сказала Катерина, – но нам придется перенести наш ужин. Мне необходимо отлучиться. Это важно… и действительно срочно. Перенесем на пятницу?
– Это надолго?
– Примерно на час.
– Не проблема! – Топов явно не хотел ее отпускать – он не понимал, приравнивается ли перенос к завуалированному отказу или к классическому побегу Золушки в середине бала, и не хотел очередной раз остаться с одним башмаком в руках. – Я посижу там, в кальянной, мне как раз нужно сделать звонок, переговорить с одним человеком.
– Это может быть и час двадцать, – предупредила Дображанская.
– Хоть час двадцать. Хоть два часа. Не страшно.
– Тогда не буду терять время.
Катя направилась к выходу. Галантный гардеробщик накинул ей на плечи меховое манто.
Виктор Топов достал телефон.
– Я… – коротко сказал он. – Она сейчас выйдет.
* * *
Антиквару Катя позвонила уже из машины.
– Виктор Арнольдович, надеюсь, вы еще не спите?
– Не спал, даже не собирался пока в гости к Морфею, – бодро соврал тот, хотя голос был сонным. Антиквар славился своей любовью к здоровому образу жизни.
– Мне нужно срочно, очень срочно переговорить с вами. Я могу подъехать к вам домой? На одну минутку.
– Заинтриговали, голубушка. Что же это? Оценка, покупка, продажа?
– Оценка. Через четыре минуты я буду у вас.
– Но я в пижаме, – спохватился он.
«Я знаю», – чуть было не ответила Катя.
– Не страшно. Мы ведь свои.
Дома у своего антиквара Дображанская и действительно оказалась впервые. Она хорошо знала сам нарядный царский дом, где проживал Виктор Арнольдович Бам, но захаживать в гости к нему не было повода.
В отличие от спрятанного в задней части его антикварного салона «Модерн» небольшого, заполненного шкафами, каталогами, старыми книгами и старинными вещицами кабинета Арнольдовича, – квартира не слишком понравилась Катерине Михайловне.
Чересчур сверкающий паркет, до блеска натертый старорежимной мастикой, слишком много свободного места и ампирной мебели из карельской березы – мебели неживой, музейной. Катя могла бы поспорить, что большая часть ящиков и отсеков совершенно пусты. И Арнольдович устроил тут, дома, демонстрационный зал для своих богатых гостей, дабы, придя к нему, они могли ткнуть пальцем и сказать: «О, хочу такой же комод!» И получить его без промедления – и без необходимости опустошать ящички бюро и шкафов от личных мелочей.
Антиквар встретил Катю в парадном халате – длинном, черном, парчовом, расшитом золотыми узорами. Но за последние пару месяцев Арнольдович изрядно прибавил в весе – халат с трудом сходился на нем, и из-под парчи выглядывала обещанная Дашей полосатая шелковая пижама.
– Что вы думаете об этой вещице? – сказала Катя, снимая с пальца единственное имевшееся при ней украшение – кольцо с одолень-травой, изготовленное специально по ее заказу на Крещатике в XIX веке в знаменитейшей ювелирной мастерской Маршака.
Вот и проверим заодно, не утратил ли ты, сноровку!
– Хм… интересно, интересно… и даже очень… – антиквар замолчал, склонившись над украшением.
Катя быстро огляделась.
«Сундук мертвеца» она увидела сразу, он буквально бросался в глаза – слишком уж не соответствовал окружающей музейной обстановке. Простоватый, обтрепанный, с металлическими проржавевшими углами.
На правах «мы ведь свои» Катя подошла к сундуку, без спросу открыла его, с любопытством заглянула вовнутрь и испытала приступ разочарования – там лежали ржавые гвозди, угольные утюги, медная ступка, потрепанная жизнью перцемолка и старый медный таз.
«…твой хрыч прячет в нем что-то опасное… или опасность грозит ему…»
«Может, бизнес Арнольдовича скоро накроется медным тазом? – сострила Катя. – Точно накроется, если он станет продавать клиентам подобный металлолом».
– Что это у вас за рухлядь? – брезгливо изумилась она.
– И не говорите. До чего низко я пал!.. – самоиронично улыбнулся Арнольдович. – Есть у меня один клиент, высокопоставленный, а любит вот такое старье. Для него и скупаю. Завтра должен заехать, забрать.
Завтра. Катя отметила, что Даша Чуб не ошиблась, ехать к Арнольдовичу следовало немедленно. Понять бы еще, за каким медным тазом она приперлась сюда?
– И за сколько вы отдаете все это барахло? Оно же копейки стоит.
– Вы бизнесмен, Катерина Михайловна, знаете сами, копейка рубль бережет. Да и сам клиент – не копеечный. Я не в убытке. Сегодня он у меня этот «непотреб» купит, а завтра я ему прялку расписную продам за две-три тысячи не-гривен.
Катя еще раз недоуменно поворошила сомнительные сокровища сундука, пытаясь понять, что могло здесь привлечь Великий Город – таз, старая терка, четыре ключа, ржавый фонарь «летучая мышь» и древний амбарный замок. Все это полудрагоценное добро в изобилии продавалось на Андреевском спуске.
– Вещь очень своебычная, – Арнольдович закончил осмотр кольца с одолень-травой. – Здесь нет клейма, но я готов поклясться, что это рука Йосифа Маршака, первого киевского ювелира серебряного века! Возможно, клеймо не поставили по просьбе заказчика… Но в чем причина подобной просьбы? Прелюбопытно!
«Просто любое клеймо может нарушить магию – заклятия ритуалы, амулеты не терпят лишних слов, даже если это и имя великого мастера», – мысленно ответила ему Катерина.
Она была довольна. Приятно осознавать, что Виктор Арнольдович Бам стоит всех денег, которые успели перекочевать из кармана Дображанской в его антикварный салон «Модерн».
– Вы можете оставить мне эту вещицу на время? – спросил он. – Я постараюсь узнать больше.
– Увы, но нет… Послушайте, – она взяла в руки медную ступку, недоуменно осмотрела ее со всех сторон – может хоть на ней обнаружатся интересные клейма? – Я, пожалуй, куплю у вас этот сундук. – Она тоскливо окинула взглядом набор бесполезных вещей. – У меня кузина недавно построила дачу, хочет оформить в народном стиле, просила помочь ей насобирать вот такого фуфла. Еще месяц назад попросила, а я и забыла. А тут вот вспомнила.
– Простите, голубушка, но клиент будет завтра с утра, у нас уж все договорено и отменить невозможно. Сами понимаете, что он мне скажет, когда узнает, что перед приходом я отдал кому-то другому его сундучок. Как минимум – укажет на дверь. То есть не укажет, но откажет в доверии.
– Вот как? – Катя мысленно возблагодарила Бога за то, что она красивая женщина и не обязана обременять диалог наличием логики. Иногда это очень облегчает жизнь. – Значит, мое доверие вас не волнует?
– Катерина Михайловна, о чем вы?! – замахал руками Витольдович. – Да я за неделю подберу вашей кузине такой же сундук. И даже не за неделю, за день-два… За сутки, хотите?
– Нет, я хочу именно этот! – Катя взглянула на золоченые часы с колоннами в стиле ампир («Топов ждет уже 40 минут, нужно спешить») и взяла антиквара за подбородок.
– Ну, если вам так приглянулась какая-то конкретная вещь, возьмите ее. Просто в подарок, – пролепетал Бам.
«Твои бы слова, да Киеву в уши», – подумала Катя. Кабы она знала, какая вещь ей «так приглянулась», это бы сходу решило полдела.
– Нет, я хочу купить все! – Катя полностью исключила из тона капризно-женские нотки. – Сколько он стоит? – Дображанская легко могла принудить антиквара одним движением пальца с кольцом оделень-травы, но она дорожила отношениями с Виктором Арнольдовичем и не хотела быть виновницей его неприятностей. Во всяком случае, делать это бесплатно.