Работа закипела. Они с Мишкой в четыре руки ловко делали бутерброды, укладывали их на широкие блюда, раскладывали на маленькие подносы заготовленные тосты с ветчиной, бужениной и копчёной стерлядью. Разливали охлаждённые напитки по высоким бокалам, вставляли соломинки и подавали их официантам на подносах. Раскрасневшаяся Нина Петровна рысью носилась по кухне, время от времени в суете сталкиваясь со Светой, которая тоже носилась пулей.

Наконец, наступил небольшой перерыв, когда все холодные закуски и напитки были поданы, а до горячего было ещё далеко.

– Рекламная пауза! – громко объявил Мишка. – Давайте тоже пожрём, что ли. Обидно сдохнуть с голодухи, когда кругом столько всего, – и он сделал здоровый укус от трёх бутербродов, сложенных вместе, с аппетитом стал жевать.

Нина Петровна только рукой махнула, она варила в кастрюле какой-то особый острый соус к горячему, требующий максимальной концентрации внимания. Пока гости не разойдутся, ей сегодня будет не до еды.

– Хочешь рыбу в кляре? – спросил Алёну Мишка. Он как галантный кавалер считал себя обязанным поухаживать за дамой.

– Нет, Мишка, рыбу я потом поем. Я хочу барбекю.

– Так ешь, давай.

– Миш, а которое здесь барбекю? Вот это, что ли?

Мишка сложил вместе ладони и поднял глаза к небу, словно призывая Господа Бога в свидетели, как ему, бедолаге, трудно приходится с этой бестолковой Алёнкой.

– Это анчоусы, – терпеливо пояснил он, – для особо бестолковых повторяю по слогам: ан-чо-у-сы. Барбекю называется вот эта фигня. По-простому – жареные куски мяса.

– Вкуснятина! – причмокивала Алёна, пробуя мясо, и облизывая пальцы.

А потом опять пошла беготня с новой порцией напитков и прочей закуской. На лужайке время от времени раздавались взрывы смеха и аплодисменты. Там тамада что-то вещал в микрофон своим трубно-энергичным басом. Потом через каждые несколько минут стал раздаваться в исполнении оркестра туш.

– Подарки вручают», – пояснил Мишка.

Ещё через полчаса раздались первые танцевальные звуки. Алёна выглянула в окно. Несколько пар медленно танцевали на подстриженной лужайке. В центре она разглядела Вячеслава Вадимовича в элегантном светлом костюме, синем галстуке и бледно-голубой рубашке, на котором повисла, словно на вешалке, тонкая длинная девушка с короткой стрижкой в серебристо-сиреневом платье до пят. Её неестественно длинные руки обвились вокруг его шеи, как лианы вокруг дуба.

– Видала, как вцепилась? – раздался над её ухом Мишкин голос. – Терпеть её ненавижу. Сквозь меня смотрит. Представляешь? Словно и нет меня, в природе не существует. Небось, одно на уме, как прибрать к рукам дядю Славу вместе с его денежками. Только это у неё обломится. Это фиг вам, мадам!

– С чего ты взял?

– А я дядю Славу недавно спросил, женится ли он на ней. И знаешь, что он мне ответил? Он сказал, что есть женщины, с которыми встречаются, а есть женщины, на которых женятся. А потом сказал ещё, что это не моего ума дело, и что нос у меня еще не дорос, чтобы взрослым такие вопросы задавать. Но я-то не дурак, всё понял. Он ведь с ней уже два года встречается, значит, жениться на ней вовсе не собирается. Мама говорит, что у дяди Славы была когда-то жена. Красивая, говорит, но очень вредная. Намучился он с ней, вот с тех пор жениться и не хочет. Мороженое хочешь?

– А есть?

– Целое ведро в холодильнике стоит. Будем потом на десерт раскладывать его по стаканчикам. Если, конечно, останется что-нибудь после тебя.

– Не боись, – поспешила успокоить его Алёна, – ведро я, пожалуй, при всём желании не осилю.

После того, как в разгар вечера гостям было подано горячее, Ирина Аркадьевна отпустила ребят.

– Пока можете идти. Без вас обойдёмся, – сказала она. – А ты, Миша, иди за стол, покушай по-человечески, там тебе с левого края тоже прибор поставлен.

Мишка за стол садиться отказался, сославшись на то, что уже наелся досыта всего на кухне, и утащил Алёну поглазеть, как гуляет народ. Они постояли поодаль, в кустах, посмотрели на танцующих гостей.

– Давай потанцуем, – предложил Миша.

– Ты что? Меня приглашаешь, что ли? Спасибо, сэр, за приглашение, – Алёна сделала глубокий книксен, – но мне там не место. Боюсь, Вячеслав Вадимович будет недоволен, если встретит меня в кругу своих почётных гостей. А уж Ирина Аркадьевна… так та просто испепелит меня за такую наглость.

– А давай здесь потанцуем? Здесь тоже музыка хорошо слышна. Давай?

– Давай!

– Они схватились за руки и, дурачась, стали кружиться вокруг куста сирени.

– Позвольте разбить вашу пару? – Вячеслав Вадимович, улыбаясь, смотрел на них. – Алёна, ты сегодня очаровательно выглядишь. Разреши пригласить тебя на танец, – и, не дожидаясь её согласия, он подхватил девушку под локоть и повёл в круг танцующих.

– Подумать страшно, что ещё совсем недавно я чуть было не угробил тебя, – говорил он ей в ухо, перекрикивая звуки музыки, – а, с другой стороны, я, хоть это и диковато звучит, страшно рад, что наехал тогда на тебя. Иначе мы бы никогда не познакомились, и я не взял бы тебя на работу в свой дом. Надо сказать, что твоё появление приятно скрасило моё жилище. Опять-таки, заполучил для Мишки бесплатного репетитора. Говорят, ты из него скоро профессора математики сотворишь.

– В школе это был мой любимый предмет после литературы.

– А что ты ещё любишь?

– Много чего. Мороженое люблю, цветы люблю, лето, небо, птиц и зверей. Племянников своих очень люблю. Я всё люблю. Весь мир!

– Что ж, остаётся тебе только позавидовать. А я вот много чего не люблю. Как тебе сегодняшний вечер?

– Здорово! Мне очень нравится.

– А я тебе нравлюсь? – с улыбкой спросил он.

– Нравитесь, – серьёзно ответила она.

Музыка смолкла. Пары стали расходиться.

– Я приглашаю тебя на следующий танец, – он всё ещё не отпускал её, держа свою руку на тонкой девичьей талии.

– Спасибо, – улыбнулась ему Алёна, – но я не могу. Я здесь не гость, я на работе. Мне надо помогать на кухне. Я пойду, ладно?

– Ну, иди. Но помни: за тобой должок – танец.

Она опять улыбнулась ему, кивнула и пошла в сторону дома. К нему тут же подлетела Марина с недовольным видом.

– С каких пор ты начал путаться со своими служанками? – зло зашипела она. – Ты так пялился на эту пигалицу, что люди могли подумать невесть что.

– Хоть сегодня не устраивай мне семейной сцены, тонкой девичьей миролюбиво, но с холодком в голосе попросил он.

– Не доводи меня до этого! Эгоист! Ты только о себе думаешь, а что у меня на душе – тебе плевать! Ты меня просто используешь! – она уже не контролировала себя, и её голос сорвался на крик. На них стали недоумённо оглядываться окружающие.

Он схватил её за локоть железной хваткой и, улыбаясь гостям, буквально потащил в сторону. В беседке, куда чуть ли не втолкнул Марину, он встал так, что перегородил собой весь выход. Глаза его недобро сощурились. Девушка поёжилась под его стальным взглядом, вся её злость моментально испарилась.

– Что ж, давай поговорим сейчас, раз тебе невтерпёж. Говоришь, я тебя использовал. А ты сама? Разве ты меня не использовала? Разве тебя когда-нибудь интересовало, что у меня на душе, как идут мои дела, что меня волнует? Тебя интересовали только две вещи во мне – деньги и постель, и если бы одна из этих составляющих твоего пристального интереса ко мне вдруг исчезла, ты, не мучаясь угрызениями совести, мгновенно бы оставила меня, – он вдруг замолчал. Сел на скамейку, потер ладонями лицо. Через минуту заговорил опять, откинувшись на спинку скамейки и прикрыв глаза, тон его стал гораздо тише и спокойнее. Мужчина словно рассуждал вслух: – Я думаю, что наша связь полностью исчерпала себя. Ты немало попользовалась мной и моими деньгами. Я купил тебе прекрасную квартиру и машину, ты ни в чём не знала отказа в своих потребностях. Что касается чувств, то надо честно нам обоим признаться, что их и не было никогда ни с твоей, ни с моей стороны. А сейчас я прошу тебя о последнем одолжении: в память о том, что было между нами, не порть мне торжество, и если не в силах сдержать себя, то просто уйди. Либо ты сейчас вернёшься к гостям, и будешь мило улыбаться.