— Это все странно, но алкоголь помогает нам расслабиться, раскрепоститься, на время забыть о проблемах и просто отдохнуть. Просто надо знать меру, — ответила я, чувствуя себя намного лучше.

— Значит, ты сегодня была раскрепощена, когда я целовал тебя? — спросил Дмитрий, наклоняясь над куполом и всматриваясь в моё лицо.

Его взгляд смутил меня немного, так как я, в самом деле, позволила себе лишнего и даже умудрилась оказаться без лифчика и уснуть в одних трусиках. И вообще, может, это я сама ему позволила его снять. Бог мой, что я вчера творила…

— Да, — коротко ответила я, заёрзав на столе в почти полуголом виде, как и тогда, только в этот раз на мне не было джинсов. — Как долго мне здесь лежать? — сменила я тему.

— Почти всё, наниты уже очистили твою кровь, — ответил он.

И в самом деле, голова перестала болеть, да и вообще, я чувствовала себя отлично. Вынырнув из-под купола, спрыгнула со стола, чувствуя необычайный прилив сил.

— Спасибо за помощь. И прости, что разбудила, — извинилась я.

— Ничего, Роуз, ты можешь будить меня и впредь, если надо… — ответил он с улыбкой.

— Иди спать, и еще раз извини.

— А ты разве не пойдешь? — удивленно спросил он.

— Иду, но для начала зайду на кухню за соком, — я впервые солгала ему, не желая называть истинную причину.

— Я могу тебя подождать.

— Нет, вовсе это не обязательно, а ведь не маленькая девочка не потеряюсь. И тут же пояснила: — Просто маленькие дети, они обычно не ходят одни, так как ничего не знают, и могут заблудиться, и их могут похитить.

— А сколько времени надо вашим детям что бы стать самостоятельными? — спросил он.

— Много-много лет, как минимум шестнадцать-восемнадцать, а то и все двадцать пять, — усмехнулась я. — Некоторые всю жизнь ими остаются.

— А что значит — похитят? — перешел он к следующему интересующему его вопросу.

— Среди нас попадаются такие подонки, кого волнуют только деньги, а не люди. Насколько бы, маленькими они не были.

— Ты ведь работаешь в полиции, верно, что ты там делаешь?

— Да, мы ловим и сажаем таких вот ублюдков, но я имею дело не с похищением детей, а с убийствами. Расследую кровавые разборки, мы люди не всегда мирный и дружелюбный народ в нас много грязи, смерти и жестокости, но так же есть и хорошие качества.

— Значит, вы убиваете себе подобных ради денег?

— Увы, да. В тот самый день, когда ты нашел меня в тупике, я погналась за парнем, который хотел, выстелил в девушку ради её кошелька.

На лице парня явно читалось смесь каких-то чувств, и это думаю, были отвращение.

— Это ужасно вы ведь одной расы.

— Знаешь, я тоже задумываюсь на этим, как люди могут творить такие вещи, но не нахожу ответа, — произнесла я, и мне стало жутко противно за весь человеческий род, и тех ублюдков, что носит наша земля.

— Но вы ведь не все такие, ты не такая Роуз, ты охраняешь их.

— Да, есть и хорошие добрые люди и да, я стараюсь хоть как то оградить их от ужасов нашей не всегда сладкой жизни.

— Значит, ты делаешь правильное нужное дело, у нас тоже есть хранители, они защищают нас от врагов. Но они почти все погибли, когда спасали нас с нашего гибнущего мира. Тенна моя вторая пара была одной из хранителей. Я ее вспоминаю в день всеобщей скорби, даже находясь не с моим народом. После этого чувствую себя очень странно, будто мое тело страдает от боли, но оно совершенно здорово. И это ставит меня в тупик.

Мне стало жалко парня, и я подошла к нему обняла. Он повторил мой жест, смыкая свои руки за моей спиной, от него шел приятный запах, но это были не лосьоны, а чистый человеческий запах кожи. И он мне нравился, я поймала себя на мысли, что мне нравиться его объятия.

— Это называет тоска. Ты тоскуешь по своей жене и родине, — ответила, с не охотой отрываясь от него.

— Тоска… — он растянул его, как бы пробуя на вкус. — Значит, от нее я так странно себя ощущаю?

— Да, тоска это не физическая боль, а эмоциональная, — ответила я, печально улыбаясь ему. — Она заставляет страдать душу, поэтому даже такие машины как у тебя, не могут понять причин.

— Это странно, похоже, я становлюсь похож на вас, — произнес он тоже тихо, его палец коснулся моей щеки, убирая волоски. От его прикосновения по телу прошел электрический разряд, заставляя мое тело напрячься.

— Разве это плохо? — поинтересовалась я, имея в виду про становлении человеком.

— Не знаю, я все еще не могу вас понять, хотя провел с тобой уже 35 дней. Вы очень не обычные существа, люди.

- Но все же, меня очень тянет к вам, и то, что, я чувствую, находясь в этом теле мне тоже нравиться, это такие не на что не похожие ощущения.

Мы дошли до кухни, и я с огромным удовольствием выпила стакан сока.

— Дмитрий, всё, что ты чувствуешь и есть человеческие чувства и эмоции, — произнесла я. Мне хотелось спросить его о большем, но мысль о том, почему я проснулась почти голая, не давала мне покоя. Я трусила, как какая-то скромная школьница, спросить его много ли ему позволила.

Он взял меня за руку и вернул в спальню, но после этой машины спать мне абсолютно не хотелось. Наоборот мое тело было чуть взвинчено от того, что я не знала и не помнила что было вчера кроме тех приятных поцелуев . Я честно пыталась заснуть, но это плохо выходило, Дмитрий же напротив, быстро вновь уснул. А я лежала в темноте и мысли в моей голове скакали и летели, как Американские горки. Наконец-то я встала и тихо вышла, направилась в ванную. Заткнув пробкой слив, я набрала воду, разделась и легла в теплую ванную, прикрыв глаза.

Мне тоже стало так тоскливо, от того, что я заставляю всех кого люблю, страдать, думая что меня возможно нет в живых. Это было подло с моей стороны, особенно по отношению к маме и сестре. Возможно, работа в криминальном отделе сделала мое сердце черствым. Но я бы и вновь так поступила, возможно, просто устала от всего этого дерьма в моей работе и жизни. И Дмитрий стал неким островком того спасения, что был мне так нужен. Было конечно странно признать и поверить в то, что он всё же пришелец. Но, я поверила. Пришелец он или нет, но был добрым, отзывчивым парнем, иногда искренне веселившим меня до колик в животе. При этом он никогда не обижался на меня за смех над непониманием. Он жаждал всё новых и новый знаний, которые я ему давала. Мысли вновь меня вернули ко вчерашнему дню и нашему поцелую, и провалу в моей памяти, о том, что было дальше. Что же могло произойти, после того как я научила его целоваться, могла ли я предложить ему коснуться своего тела, груди? Он ли, или сама разделась? И каково это было, почувствовать его пальцы на своей теле? Я машинально провела своими пальцами под водой по животу и груди, представляя, что это его рука, и это действо вызвало не медленную реакцию тела соски набухли, кольнуло низ живота, давая понять что оно хочет разрядки. Я выругала свои инстинкты, но всё же пальцы стали спускаться вниз по животу, ноги сами раздвинулись и пальцы скользнули внутрь, заставляя меня вздрогнуть от предвкушения. Я не часто практиковала этот метод, но всё же изредка это случалось. Мои пальцы порхали не спеша вверх вниз, голову я откинула и прикрыла глаза, губы приоткрылись и тихие вздохи слетали с губ. Поверхность воды от движений моей руки покрывалась легкими волнами, они скользи по моей коже и кончикам груди, лаская ее, от чего желание во мне только росло. Я усилила движения пальцев, чуть сильнее массируя клитор и стоны стали чуть громче отдаваться от стен. Движения пальцев стали приносить свои плоды, и я громко застонала, когда меня пронзила волна удовольствия. Я несколько минут лежала неподвижно, впитывая волну удовольствия, это конечно было не совсем то, что можно ощутить, например с Риком, но все же это уже что-то.

Смыв с себя мыло, вытерлась и вышла пошла на кухню, включила телевизор и принялась за готовку завтрака. Сварив кофе и поджарив пару тостов, я обмазала их хрустящие корочки джемом и стала щелкать пультом, ища что-нибудь интересное. И наткнулась на новости, это была прямая трансляция с места преступления, а говорил — Рик. Мое сердце предательски сжалась, но его лице и в голосе читалась усталость, не смотря на то, что он говорил профессиональным голосом. Я видела следы усталости на его лице.