– Не смущайся, Катя. Это свойство моей магии – любой человек, попадающий под белую ауру, становится лучше. Показалось, что ты уже знакома с этим чувством – когда рассказывала о сказках своей Тамарки. Вероятно, магия в твоем мире не так сильна, но капля белого света в твоей сказочнице определенно была, она тебя и лечила, именно она помогала сопротивляться плохому развитию событий. Не обижайся на эту магию, она существует сама по себе. Но и не бойся последствий своего рассказа, никто от меня не узнает о темных пятнах в твоем прошлом, я не способен совершать злые поступки – это обратная сторона моей силы.
Об обиде и страхе речи не шло. Зато я поняла, что могу быть совсем другой – не такой, какой всегда была. Пусть даже и ощущаю себя не самой собой, подмененной на улучшенную версию, но так мне нравилось больше. Теперь я глядела в неестественно яркие глаза с неприкрытым обожанием, не приученная говорить «спасибо» вслух. Просто надеялась, что собеседник этот отблеск в моих глазах видит. И он видел:
– Нет, Катя, к сожалению, ты не сможешь остаться здесь. Эта… капсула появилась в библиотеке, посему все содержимое, включая тебя, является собственностью владельца здания, господина Тейна. Цин назад уже прибегал от него посыльный, я сказал, что ты еще слаба, тем самым только выкроив время. Но лгать я не стану – не смогу. Как и злоупотреблять своим положением.
Пока переживать о будущем я не могла, потому в свою очередь начала расспрашивать Ноттена. Оказалось, что айх – это обозначение высочайшего статуса в магии, и сам мой спаситель является одной из нескольких важнейших фигур во всем государстве. Он слишком занят, но по доброте решил ради меня отложить все свои дела.
Больше, чем государственное устройство и местные традиции, меня интересовало другое:
– Уважаемый айх, а Ноттен – это имя или фамилия?
– Имя, конечно, – он удивлялся вместе со мной. – У меня слишком высокий статус, чтобы представляться родовым именем.
– Как это?
– А как у вас?
Пришлось рассказать. На что маг с удовольствием поведал:
– У нас все наоборот. Обозначать принадлежность к роду – это показывать свою слабость. Мол, это не я стою, а за мной все мои однофамильцы, благородные предки или богатая семья. Разумеется, чем выше человек, тем реже отсылается к любой поддержке. Родовое имя магов используется только в ритуалах. А ты ври, что из диких земель, о них все равно толком не знают, если не хочешь лишнего любопытства.
– Как интересно! Айх, а я правильно поняла, что в этом мире водятся вампиры? Может, и оборотни есть?
– Нет, – он мягко улыбался и качал головой. – Я впервые слышу эти названия.
– Жаль, – я тоже улыбалась ему так, что челюсти уже сводило. – Просто это было бы забавно – узнать, что наши легенды имеют какие-то реальные корни!
– Наверняка имеют. Миров множество. В наш изредка проникают неизведанные сущности, они могут попадать и в ваш. Но вряд ли являются коренными жителями.
– Понятно, – я вспомнила еще: – А чернокнижники? Я же так тогда выразилась?
Улыбка исчезла с его лица, он вскинул руку, осекая:
– Предупреждал же, не зови! Не будь такой безрассудной, Катя, – он увидел недоумение в моих глазах и сдался – начал объяснять: – Ты можешь говорить или думать о чем угодно, но у меня сила могущественная: все мои мысли – это отчетливые сигналы для тех, кто умеет слышать. А поблизости таких… один. Я просто прошу тебя не использовать именно эту формулировку, ведь ты невольно заставляешь меня так же думать.
Какую формулировку? «Чернокнижники»? Но я предупреждение услышала и спросила тихо:
– Айх Ноттен, вы чего-то боитесь?
– Я? – он чисто, светло рассмеялся. – Нет, девочка, мне совершенно ничего не грозит. Надо же, переживаешь, а расписывала-то себя как эгоистку и злодейку… Давай лучше ужинать!
Ужинали мы непонятным супом и рагу из овощей. Доставила все девушка в фартуке – должно быть, служанка. Она тоже заулыбалась, поглядывая на толстяка, и несколько раз переспросила, всем ли доволен ее обожаемый господин. Я бы ощутила зависть и самую настоящую ревность, но в тот момент могла только их отстраненно отметить, – все плохие эмоции в присутствии айха умирали, не проклюнувшись. Еда была непривычной, чувствовались незнакомые приправы, но мне было вкусно – не исключаю, что с таким же аппетитом в этой компании я бы наслаждалась и ненавистной манной кашей, и чем угодно.
После трапезы я продолжила расспросы, так боялась, что айх все-таки уйдет по своим неотложным делам.
– Неужели даже канализация работает на магии? – удивлялась я.
– Конечно. Примерно каждый сотый ребенок рождается с магическим даром – разумеется, в разной степени. И все они потом чем-то занимаются: кто-то колдует над созданием книг, кто-то возводит замки до неба, а кто-то способен лишь на то, чтобы помочь крестьянам с уборкой урожая.
– Вот это да! В моем мире все приходится делать ручками, – я смеялась как ребенок.
– Разве? – он смотрел внимательно. – А мне показалось, что самые сложные задачи у вас выполняют механизмы.
– Но и их создали ручками… а сначала чьими-то мозгами. Идеями!
– Предполагаю, что эти самые идеи и есть капли вашей магии. Почему один из вас смог возвести замок до неба – пусть и иначе, чем делаем мы, а другой способен лишь лопатой коренья из земли добывать? Я не вижу принципиальных отличий!
С этим сложно было спорить. Айх добродушно продолжил:
– А твой ум живой, Катя. Но ты и сама сегодня уже поняла, что лучше бы потратила свое время не на обучение воровству, а на…
Он вдруг остановился на полуслове, напрягся весь, вытянулся и встал из кресла до того, как дверь в комнату распахнулась.
– Айх Ноттен, к вам посетитель! – нервно выкрикнул мальчик-служка.
Но его просто отодвинули с прохода. В комнату вошел мужчина – очень высокий, черноволосый, молодой и заметный, насколько можно было предположить, не видя полностью его лица. Глаза его были закрыты повязкой – такой же черной, как одежда. Гость осмотрелся с демонстративной ленцой, тем самым показав мне точеный профиль. Да, точно, молодой, младше Ноттена лет на десять, а такие лица на монетах стоит печатать, чтобы с ними было жаль расставаться.
– Добрый вечер, айх, – сказал Ноттен очень спокойно, что немного противоречило его напряжению до появления посетителя.
Гость на приветствие ответил не приветствием и как-то показательно расслабленно, без капли того возвышенного пафоса, на который я успела перестроиться в компании Ноттена:
– Чернокнижник, серьезно? Айх, ну сколько можно? Клянусь, всех отучил, а от вас ожидал большей тактичности. Или вы только притворяетесь святошей? – он ответа как будто и не ждал, проходя дальше. Повернул лицо к открытой капсуле: – К вам до сих пор тащат весь хлам?
Я таращилась на него во все глаза. У него же повязка! Но он не ведет себя как слепой – шаги уверенные, и явно рассматривает с интересом незнакомый предмет. Может, повязка прозрачная? Такой модный аксессуар непонятно для чего, типа наших солнцезащитных очков. Ноттен уже заметно успокоился, вот только переступал мелко в сторону. Я не сразу поняла направление его движения, пока он не остановился ровно между мной и гостем. Закрывает меня?
– Ну, не к вам же хлам тащить, – парировал Ноттен. – Особенно если там может быть что-то ценное.
– Тоже верно. Моей добротой не попользуешься, – отозвался незнакомец.
– По причине ее отсутствия, айх Ринс.
Мужчина развернулся от капсулы и посмотрел на моего покровителя. Усилилась уверенность, что он именно смотрит сквозь повязку.
– Я бы похвалил вас за сарказм, но это был не он, – заметил с усмешкой. – Хорошо быть мною, правда? Никто на горбушке не ездит, а если и осмелится, так только обеспечит мне развлечение на пару цинов вперед. Так зачем звали-то, айх Ноттен? Сделаю вид, что проигнорирую обращение. Хотя не проигнорировал бы, если бы мог с вами что-то сделать. Давайте живее, еще куча дел. При дворе опять подозревают, что наследника прокляли. А на слово не верят, что он просто туп как свинья и все его заскоки – не происки врагов. Может, мне самому им заняться? Пусть корону племянник короля наследует, он хотя бы без гонора – будет марионеткой в наших с вами руках. Как вам идея?
