Я вновь дошел до Византии уже на нескольких десятках кораблей, и она пала к моим ногам. Было еще много побед, но вкус каждой последующей был горше предыдущей. Я перестал видеть в них смысл. Мне они уже не были нужны, а моему народу, который, как мне казалось вначале, я делал счастливее, они не были нужны тем более. Разве только женщин, которых я превратил во вдов, мои победы не оставляли равнодушными.

Намного позже я прочел у Екклесиаста то, что интуитивно понял тогда. «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». Все мои достижения и успехи – лишь прах, песчинка в истории народов, которые не сделают счастливее даже малую часть людей, живущих на Земле. Сын моего друга уже возмужал к тому времени, и однажды я снова отвязал ладью и тихо уплыл из города.

Как и в свои 16 лет я снова уходил от ставшей уже родной земли, только не в поисках славы, а ища истину и смысл существования. Тогда я еще надеялся ее найти. Мне хотелось понять… может ли человек сделать хоть что-то, чтобы изменить существующий ход вещей, или это только в руках богов. В таком случае, я очень хотел потолковать с этими богами.

В один прекрасный момент у меня в лодке появились два человека в белых одеждах – двое из Жюри. Как ты понимаешь, они предложили мне войти в Игру. Тогда я подумал, что вот он, этот шанс, если не выиграть, то хотя бы поговорить с богами. С теми, кто будет более удачлив в игре и получит приз. Я пытался играть 3 раза, прежде чем осознал, что Игра не поможет ни мне, ни людям. Наоборот – она приносит на Землю несчастий больше, чем можно было бы подумать в начале. И не только во время самой Игры, но большей частью за счет выигравших. Тогда я опять отстранился и ушел. На сей раз не от родной земли, а от Игры, чтобы подумать. И вот, после трехвекового бойкота я вновь решил вернуться».

– Зачем? Вновь решил найти в ней истину? – Дарья слушала его внимательно и серьезно. И только по чуть расширившимся зрачкам можно было понять, что в рассказанной истории ее что-то сильно взволновало.

– Это я расскажу, после того как узнаю, зачем ты здесь. Тогда я пойму, сможешь ли ты если не принять, то хотя бы понять мою цель, или мы идем принципиально разными курсами и нам лучше разойтись сейчас.

– Хорошо. Тогда слушай рассказ о моей реке. Да, да – такое совпадение. Моя история похожа. Я родилась в юго-восточной Азии. Тогда эта земля принадлежала Бирме. Сейчас это земля Таиланда. Наш поселок стоял на большой реке. Мы даже название ее не знали и называли ее просто Река. Она для нас была всем. Она давала и еду и жилье. Я родилась в очень бедной семье, а налоги на землю были непомерно велики. Наш дом, если шаткую крышу, да стены из листьев можно так назвать, стоял на сваях в воде. Каждый раз, когда я открывала дверь, я видела эту желтую мутную воду, всегда дурно пахнущую. На воде ведь стоял не только наш дом. Таких как мы было очень много. Все берега были заселены. По реке мы плавали на «площадь» – место на реке, где устраивался рынок из составленных в ряды лодок. На реке мы ловили рыбу, которая и составляла основной наш рацион. Рыба, да иногда плошка риса. Даже умерших мы доверяли реке. Дети же вообще все время проводили в играх в воде или в прибрежной грязи.

Я до сих пор не могу понять, почему я не смогла жить как все. Меня тошнило от вида и запаха этой воды. Мне казалось, что все мы постепенно превращаемся в червей, копошащихся в придонном иле в поисках крупинок еды. Даже когда соседский мальчик решился признаться мне в своих чувствах и подарить мне немного цветов, мы стояли по пояс в воде, среди остатков свай от старого и давно сгнившего дома, и протянутые мне цветы тоже пахли илом…

Если бы я знала куда сбежать, то давно уже сбежала бы. Когда мне исполнилось четырнадцать, на меня положил глаз местный богач. Богачом его считали, потому что он имел дом на земле и даже немного слуг. Жирный, толстый и волосатый, он выглядел как обожравшийся донный червь. Все мои родственники считали, что ко мне пришло счастье, и я стану богатой, а значит, что и они не пропадут с голоду. В отчаянии я много раз молила Будду, чтобы он избавил меня от этой участи, но все был напрасно. Уже назначили дату свадьбы. Однажды вечером я сидела на свае над водой и смотрела на эту желтую жижу, осознавая, что вся моя жизнь, впрочем, как и жизнь окружающих меня – лишь возня червяков в куче навоза. Никаких перспектив. Так было и так будет в этом месте еще много веков. Тут меня взяла такая злость, от этой безысходности, несправедливости… мне казалось, что я могу дотянуться до небес и порвать их в ярости за то, что они допускают такое. Такова была тогда моя ненависть, что, я физически почувствовала, что смогла бы это сделать. Вот тут передо мной, в светящихся белых одеждах, паря над водой, возникли члены жюри и пригласили меня в Игру.

– И что, Игра помогла тебе?

– Нет. Вначале мне казалось, что я вырвалась из среды придонных червей. Но потом поняла, что просто переползла к червям покрупнее, которые копошатся уже не ради корма, а ради удовольствий, но разница воистину невелика. Сменились масштабы и декорации, но люди не стали лучше. Я бы даже сказала, что оказалась в еще более гадком обществе чем жила до этого. И ничего… абсолютно ничего… с моей новой силой, даже если добуду этот чертов приз, я не смогу изменить.

– Так зачем же ты пришла в ЭТУ Игру?

– Отомстить. Всем остальным, алчущим власти над призом. Понаблюдав за предыдущим победителем, развязавшим вторую мировую войну, я просто почувствовала в себе ту же силу и то же желание что и тогда у реки, за мгновение до того, как меня позвали в Игру, – глаза Дарьи странно блестели. То ли от кипевшей где-то в глубине ненависти, то ли от едва заметных слез.

– Дотянуться до небес и порвать их в ярости? – Глеб подался вперед, внимательно глядя на девушку.

– Да. Именно так. Теперь, наконец, скажи мне, зачем пришел ты? Мне кажется, я это и так понимаю, но хочу услышать. Ты пришел за истиной, решил, наконец, выиграть, или…

– Нет. Я пришел, чтобы уничтожить Игру.

– Как? – от неожиданного ответа ее глаза чуть расширились, рука замерла, не дотянувшись до бокала.

– Мне кажется, я нашел способ. Я расскажу, чуть позже, потому как сам еще точно не сформулировал эту мысль в вербальную форму для загадывания желания. Но пока… мне кажется, что нам вполне по пути, – после некоторой паузы добавил Глеб.

– Наверное. Мести лучше, чем ты предложил, я пока придумать не могу. Ведь и бессмертие игроков тоже должно быть уничтожено, вместе с Игрой?

– Естественно. Теперь ты считаешь меня достойным, чтобы действовать вместе или, как минимум обменяться информацией? – Глеб откинулся на спинку стула и откровенно улыбнулся Дарье.

– Наверное, да, – задумчиво сказала она, вертя бокал, держа его за ножку, – Возможно, я делаю ошибку, но внутреннее ощущение мне говорит, что ты сейчас говорил правду. Мой учитель всегда велел слушать сначала сердце, а потом уже глупые мозги. Его совет еще ни разу не подводил меня за все эти годы. Сердце говорит, что ты сказал правду. Если у нас действительно общая цель, то потребность в соперничестве отпадает. Какая разница, кто из нас первым достигнет приза, если результат будет одним и тем же, устраивающим обоих?

– Тогда мы поедем к священнику завтра утром?

– Гм… – Дарья наигранно поперхнулась, – Так скоро? Мне кажется, что обычно перед этим делают предложение, – усмехнулась она.

– Так ты не нашла ничего на стене? – улыбнулся Глеб.

– На какой стене? В квартире? А ты нашел?! Там что-то про священника? – оживилась она.

– Как видишь, нашел.

– Ты задел мое самолюбие. И где же оно было спрятано?

– Снаружи. На южной стене, но только снаружи здания. И видно только в инфракрасном свете. По крайней мере, в условиях плохого освещения надпись не видна… может быть, при солнечном свете, ее можно прочесть и так.

– Ты надпись не уничтожил?

– Нет. Пришлось быстро убегать, да я не уверен, что ее так легко стереть, не зная, чем она нанесена.