Точнее сказать, мы не можем объяснить критерии такого построения и функционирования восприятия, но с успехом ими пользуемся каждый день.

Итак, «отличие», как выяснится далее, выступает единственной характеристикой восприятия именно «этого», а «не того» или «иного другого» и именно в том виде, в котором оно «есть» или представлено.

«Отличие» или «разность» есть фактор выражения явления или предмета действительности и единственная их сущность независимо от «их характеристик» или так называемых «существенностей», так как разность суть «предустановлена» «до» нашего восприятия предмета и использования «разности» как таковой и является мерилом существования и разграничения многообразного единства, которое воспринимается нами как нечто уникальное, а точнее, как «не то, что есть», помимо всего остального.

Например, вы смотрите на стол и говорите, что это именно стол, при наличии в его характеристиках всего так называемого «существенного», что присуще, например, и стулу. Вы утверждаете, что это стол в связи с тем, что он именно «таков», в смысле «не такой, как все остальное»[15] по отношению к характеристике «сравнения», а не по отдельным атрибутам его акта выражения и восприятия. Он есть лишь «нечто отличное» или «иное», и именно только поэтому он есть нечто конкретное и воспринимаемое, в противном случае он будет, как и многое другое, неуникальным и неразличимым в рамках своей «существенности»,[16] о которой мы поговорим ниже.

Итак, в противоположность целому существует часть, воспринимаемая как «деление» целого, предстающее как нечто воспринимаемое нами в связке с «последовательностью», которая формирует «понимаемость» каждого акта в отдельности. Например, слушая мелодию, мы воспринимаем во временной последовательности звуки, поделенные на единицу восприятия.

Вопрос: как возможно воспринимать мелодию (целостность), если единственной формой и откликом на алгоритм восприятия является улавливание «каждого» (части) звука в отдельности, ограниченного временным континуумом? Более того, «звука», отличного от «другого звука», при существенной характеристике всех без исключения нот, выражаться в виде все того же «звука»? Проще говоря, как возможно воспринять нечто, ограниченное временной последовательностью, и воспринять в итоге целостность, которая недоступна ограниченному акту восприятия человека и воспринимаема лишь как часть? Целостность, таким образом, либо не воспринимается как таковая, либо воспринимается нечто таким, что мы не в состоянии воспринять.

«Каждый» выражает состояние градации, отдельности, которая отлична от нечто воспринимаемого и называемого нами как целостность. В чем разница между «целостностью» и «делением» (частью)?

Именно в данном вопросе выражается алгоритм «привычного», определяемого нами как «вопрос», «выраженный как акт» на «то, что» мы хотим услышать, притом «разница» в данном «вопросе» никак объективно не сопряжена с понятием «целостности» и «делением», которые в свою очередь также не сопряжены ни «с чем», помимо выражения своей сути, она лишь подразумеваемо-связана с предыдущим прочитанным предложением и то лишь потому, что «предыдущее» навязано нам как «необходимость» акта понимания выраженного в виде «стабильной последовательности» действующей (функционирующей) в акте понимания. Данные антонимы (парадоксы) присутствуют в каждом виде, в любой окружающей нас формации, причем при их детальном рассмотрении они не вполне объяснимы и понятны.

Так, «старый-молодой» есть «противоположность», притом противоположность мы воспринимаем как нечто «отличное от». «Отличное от» есть нечто, которое никак не может взаимодействовать с неким «иным» и никак от него не зависит, в противном случае при наличии «зависимости» не представляется возможным говорить о «разности» как таковой. При этом при отсутствии такой зависимости нет возможности реализации такого состояния, как «сравнение», ведь сравнивать и оценивать можно лишь нечто сравнимое (цельное), в противном случае сравнение не может выходить за рамки разности.

Если сравнение не может выходить за рамки разности, а сама разность подразумевает нечто несоприкасающееся, возникает закономерный вопрос: как возможно сопоставлять и противопоставлять в одно и то же время «старость» и «молодость», как в нашем примере?

Схема данного парадокса распространяется на все факторы жизнедеятельности. Как уже было сказано, «парадоксальность» почему-то причинно-алгоритмично вызывает состояние «удивления», которое в свою очередь чаще всего вызвано не восприятием «нечто» того, что воспринято, но восприятием этого «нечто» «как того», что называется «новым», или не вписывающимся в структуру привычного.

«Предсказуемость» воспринимаемого явно довлеет над самим актом восприятия, выражаемого в акте понимания. Предсказуемость, то есть «перед тем, как нечто сказано (понято)» или форменно выражено для акта восприятия, говорит о том, что «нечто», которое мы воспринимаем, есть «уже нечто», которое мы «можем воспринять», так как оно «уже» «до» обладает свойством «восприимчивости» по отношению к нам.

Например, когда на экране телевизора появляются разные кадры, то «появление» есть не что иное, как «отсутствие» нечто на предыдущем кадре, который «воспринят», но не является нечто новым по отношению к текущему акту восприятия в смысле (восприятие не создаёт новый акт в воспринятом, но фиксирует факт воспринятый).

Парадоксальность описания подобных умозаключений присутствует везде, о чем бы мы ни говорили и что бы мы ни воспринимали. Она также присутствует в языковой матрице, которая использует акт привычной для нас информационной коммуникации при имеющихся тысячах альтернативных вариантов выражения мысли. Тут мы упираемся в категорию смысла. И если вы думаете, что мы понимаем смысл так, как вы сейчас его подразумевали или представили, то ошибаетесь.

Запомните, пожалуйста, то «ощущение понимания», когда вы прочитали понятие «смысл».

Теперь скажем, что мы имели в виду не то, что вы ощутили или представили как акт понимания, но нечто иное по отношению к алгоритму восприятия понятия «смысл».

Например, вы имели в виду то, что смысл – это скрытое, содержательное отражение мысли писателя в его произведении или примерно нечто в таком роде.

Мы же говорим и подразумеваем под смыслом нечто иное.

Так, например, смысл (с/мыс/л) – «мыс» мы рассматриваем в качестве диверсификации буквенной составляющей понятия «смысл». При такой диверсификации остаются неизвестные «с» и «л». Далее скомбинируем их путем поиска подходящих структур для «с» и «л». Сколько возможных понятий начинаются на «сл»? Очень много. Тогда почему «с» и «л» в каждом отдельном понятии создает понятие, определяемое как «конкретное» (смысловое) и в то же время каждое будет обозначать «разное» при одинаковом эквиваленте начальных символов (букв), то есть начальных «сл»?