– Пожалуйста, подробней! – Фрост поставил недопитый стакан на стол и развернулся.

– Мы за наш счет вывозим для вас в ГДР или Венгрию заказанную вами партию прессов по демпинговой цене. Вы, как я смотрел ваши предложения, берете значительное количество, превышающее ваши потребности. Вероятно, думаете перепродать? Ну, это ваши задачи, и нам безразлично. Вас интересует такой расклад?

– А что взамен? – Элюар задал вопрос после короткого взгляда на Фроста.

– Взамен мы покупаем у вас производственную линию с запасом сырья.

Вьюгин, сказав эту фразу, явственно ощутил состояние невесомости в фуршетном зале «Экспоцентра». Увидел, как поджались губы у Элюара и беспомощно заметались глаза у Фишмана, третий, Фрост, вдруг, изобразив на лице приветливую улыбку, сказал:

– Это неожиданно!

И, судя по тому, как резко подобрались все, Вьюгин понял, кто настоящий хозяин.

– Никто не спорит, да, это неожиданное предложение. Вы примете партию прессов в Венгрии, а мы там же загрузим вашу производственную линию.

– КОКОМ встанет на нашем пути, и тогда ваши дешевые прессы превратятся для нас в золотые, после санкционных штрафов. – Фрост изобразил на лице подобие улыбки.

– А кто вам сказал, что конечный пункт будет СССР. Вы будете заключать договор с индийской фирмой, они здесь и готовы подписать условия поставки.

Фрост задумчиво посмотрел на Вьюгина, потом на своих, потом снова на Марка и сказал:

– Отлично, не будем более! Мы подпишем контракт! Но только завтра. Нужно созвониться с Парижем! Готовьте представителей завода и торгующей организации на завтра, скажем, на 2 часа пополудни, в малом конференц-зале. Согласны?

Вьюгин кивнул и достал из кармана визитки торгующей организации, от которой он и работал на этой выставке.

– Вот возьмите! – он протянул Фросту, но тот мигнул Фишману, который и подхватил ее. – И вот буклетик завода.

И снова, на этот раз Элюар взял небольшую книжицу с номенклатурой изделий завода, изданной в Финляндии, на глянцевой, толстой бумаге.

– А что, в отношении вашего обещания экскурсии? – спросил Элюар, бросив в портфель буклет. – Состоится?

– Обещаю, завтра, после подписания, проедем с вами по злачным местам, и вы в натуре все увидите сами, а может быть, если хватит духу, и попробуете! Итак, до завтра! Мне надо идти готовить бумаги и представителей! Всего наилучшего!

С этими словами Марк, пожав руки, пошел к выходу, где на улице валил огромными хлопьями снег, который медленно таял в промерзших лужах талой воды.

Февраль 1981 года. Ясенево. ПГУ КГБ. Начальник отдела прочитал справку, снял очки, потер переносицу и поднял глаза на Вьюгина:

– Так вон оно что вырисовывается, даже вытанцовывается! Как же не распознали этого Фроста? Почему только сегодня мне дали на него досье? Сами посмотрите, толщиной с кирпич. Только тут он у нас проходит как Оквильский Герберт.

Вьюгин все это знал, быстро просмотрев дело, пока начальник сидел с утра на планерке у руководства. Все эти подробности начали выясняться вчера, когда он приехал с выставки. Подготовили запрос, теперь по фотографиям, которые вчера в срочном порядке по распоряжению Марка сделала техническая служба. Из имеющихся общих дел на эту троицу все фото Фроста были, как ни странно, не пригодны для идентификации. Словно он оберегался и старательно избегал точного попадания в кадр, и вот по этим вчерашним фотографиям «установщики» и вычислили, кто есть на самом деле этот Фрост. Штатный сотрудник в звании майора из Восточного отделения DST и по совместительству научно-технический советник директората.

– С какой такой стати высокопоставленный офицер контрразведки заявился на выставку? – недоуменно переспросил начальник отдела.

– Может, он просто выехал в реальные условия страны, разработку агентуры которой ведет у себя во Франции. – Марк пытался упростить ситуацию. – Ну, может быть, присмотреть за своими учеными, чтобы, не дай Бог, не упорхнули на Восток, в «Советскую Империю»! – ответил Марк, придавая определенный смысл вопросу начальника отдела и продолжая упорно анализировать свой разговор на фуршете с французами, теперь в плане новой, неожиданной информации по Фросту. Среди близких контактов в его окружении значился Даниель Фажон, который также занимал высокую должность в DST. Марк подумал: «Вот ведь! Растут люди, был Даниель простой оперативник, а теперь, надо же, возглавляет целое направление, где несколько отделов. А у меня все так же, и все те же!»

Начальник, назидательно выставив палец, сказал, глядя мимо Вьюгина:

– К нам бегут «раскрытые» шпионы на Западе! Сами знаете! Что же делает представитель внутренней контрразведки за границей, вне поля своей деятельности? Это надо бы как-то выяснить. Да и задание остается пока невыполненным.

Вьюгин решился и сказал то, что слабенько так закрепилось в интуитивном восприятии всего разговора с французами на фуршете:

– Вообще-то я склонен рассматривать его присутствие в качестве надсмотрщика за живцом, которого выпустил к нам!

– Что же нам давать наверх? Интуитивную информацию не пришьешь к рапорту.

– Объяснить ситуацию, что майор французской контрразведки вмазался в это дело. Приехал он сюда, когда где-то во Франции просочились сведения, что мы вытаскиваем фирму в Москву. DST решила отследить, проконтролировать и сыграть на этом. И все!

– Нет, так не пойдет! – раздраженно воскликнул начальник отдела.

– К моему рапорту хочу добавить, так сказать, приватно, что французы заинтересовались напитками, суррогатами алкогольных изделий, которые пьют у нас в стране.

– Это как это? – ошалело переспросил начальник, такого интереса в его практике еще не было.

– Был легкий треп про бухло типа денатурата. Обещал им устроить дегустацию! – напористо и нагловато ответил Марк.

– Так что же вы не отразили это в рапорте? – встрепенулся начальник.

– Ну, это как-то не вяжется… – начал было Вьюгин.

– Вы вот что, Вьюгин, как это, такой опытный сотрудник, до сих пор не научились отображать все, понимаешь, все, в рапорте. Это интересный момент. Мы можем подготовить напиток, который развяжет язык, ты оденешь «сбрую»[113], и, глядишь, они чего-нибудь наговорят нам!

Вьюгина передернуло от перспективы навесить на себя диктофон «Лист» с выведенным микрофоном. Он не любил всякие там технические штучки, особенно после случая, когда спецбатарея магнитофона неожиданно распалась, и он получил ожог в самом сокровенном месте, в плавках, куда засунул его в жаркий летний день. Тогда он внутренне взвыл от жуткой, острой боли в паху, а тот, кого он записывал на диктофон, участливо спросил, что случилось. «Камни в почках! Один зашевелился!» – прохрипел Марк и свернул всю встречу. Две недели он провел в ведомственном госпитале, покорно снимая трусы три раза в день на санобработку ожогов, ловя смешливые искорки в глазах медицинских сестер, которые втихаря лопались от смеха, обрабатывая его боевые ранения.

– Не буду надевать спецтехнику! У меня, сами знаете, фобия на эти магнитофоны!

– Да бросьте вы, Марк, сейчас новые изделия из Саранска, очень надежные и абсолютно безопасные! – Начальник выдвинул ящик стола и достал плоскую металлическую коробочку, ремни подвеса на теле и микрофон с булавкой крепления. – Оденете, я вам гарантирую безопасность.

– Лады! – повинуясь, сказал Вьюгин. – Если опять пробьет аккумулятор, напишу рапорт!

– Пишите! Можете быть свободны! – отпустил начальник. Он знал, что это последнее оперативное задание Марка. После отъезда делегаций с выставки он прочно засядет на подготовке победных рапортов для политбюро.

На пороге своего кабинета, держа в руках спецтехнику, Марк встретил коллегу, который, увидев магнитофон, улыбнулся и саркастически спросил:

– Охомутали сивку! Ты закрепи на этот раз с противоположного места, правда, неудобно сидеть будет, зато сбережешь свое мужское достоинство.