Это не заслуга нации, а хорошо просчитанная и спланированная политико-экономическая позиция государства, крепость которого сбита калеными гвоздями природных слабостей человека, прошита бумажными купюрами с портретами президентов и масонскими пирамидами, в то время как Франция представлялась ему монолитным, цельным, единым и плотным сообществом людей одной национальности, сплотившимся на основе языка, культуры, общности и единства стремлений.

О России он думал, признавая могучую силу творческих личностей в литературе, музыке, живописи, – словом, в культурной сфере, и, сравнивая этот тонкий слой великих людей с таким же слоем во Франции, понимал, что Россия преобладает в этой категории. Вьюгин отдавал себе отчет, что это все было! Остался только скелет, на котором наросло мясистое, начавшее подгнивать образование в виде социалистической системы. Чистые мысли и душевные терзания гениев в стране социалистического реализма и 6-й статьи Конституции СССР[88] сгинули, остатки памяти вытоптаны новой общностью людей, отрихтованных под одну гребенку, покорных, терпеливых и кротких.

Вьюгин начал просчитывать ходы, которые необходимо сделать для установки агентурной связи, восхищаясь своей изворотливостью и хитростью, которая проявилась как итог многолетней работы внутри аппарата госбезопасности. Он знал практически все: методику и способы, слабые звенья и мощные, организованные стены защиты, сконцентрированные в контрразведке, Втором Главном управлении. Это его с такими способностями, знанием, быстрым легким умом судьба поставила на дело, а это означает, что пришел человек, чтобы перекроить застывший мир холодной войны, заставить его измениться. С легкой руки начальников и по воле провидения, потому что теперь он владеет самыми закрытыми секретами Управления «Т» КГБ СССР и может солидно и уверенно вступить в тайные отношения с французами.

На память пришли имена предателей из конторы. Легкий мороз пробежал по коже Марка, пробираясь в глубь организма, а он, презрительно сжав губы, подумал: «Гнилая работа, преувеличенное значение каждого там, на Западе, и пена об их возможностях, как о секретоносителях высшей государственной тайны. Мало кто знает, что основа основ службы в госбезопасности любой страны состоит в фрагментарности и мозаике работы сотрудников всех уровней. Так что уж говорить о получении какого-то полного объема информации секретными сотрудниками! Никто ничего не знает полностью и до конца. Даже высшие руководители! А что говорить о майорах и даже полковниках, которые стали предателями! Это все пропагандистская мифология!»

Создаются мифы, их подхватывают газеты, журналы, радио и телевидение. Эжен Видок, чем не пример, преступник, оборотень, предложил свои услуги в Париже по борьбе с преступностью, создал отряд из двенадцати уголовников под названием «Сюрте» и двадцать лет успешно справлялся, а когда сотрудников его отряда голословно обвинили в воровстве, ввел обязательное ношение белых перчаток. Перчатки не способствуют карманным кражам. Эта форма с белыми перчатками так и осталась во Франции.

Вьюгин перехватил эту мысль: «Собственно, почему предателями? Это у меня появился мост через бездну всеобщего предательства и лжи! Мост для достижения самого главного в мире – прекращения военного противостояния!»

В голову пришло изречение князя Талейрана[89] в переписке с королем Людовиком XVIII: «Предательство – это вопрос даты. Вовремя предать – это значит предвидеть!» Словно подброшенный этими словами, он схватил лист бумаги и начал писать послание, адресованное Даниелю, где недвусмысленно и настойчиво предлагал себя в качестве источника информации.

Мой дорогой Даниель!

Моя совесть окончательно проснулась, и мы должны закончить то, что начали с тобой еще тогда, очень давно. Я согласен, более того, я сам желаю и хочу прекратить систему научного и технического грабежа, который идет изо дня в день в свободных, ничего не подозревающих странах за железным занавесом.

Передай мое письмо по назначению.

Уважаемые господа!

Вы спрашиваете меня, почему я решился на установление связи с Вашим представителем в Москве. Постараюсь ответить исчерпывающим образом. Я очень люблю Францию, которая глубоко запала мне в душу. В моей стране я вижу, что в целом люди живут по принципу: человек человеку – волк, что противно моему существу…

…я имею хорошие возможности передавать Вам секретные материалы по линии научно-технической разведки. За свои услуги я хотел бы получать в год 30–40 тысяч рублей. Марк Вьюгин. Подполковник ПГУ КГБ СССР.

«Что же будет дальше? – спрашивал он себя и отвечал: – А дальше будет только хуже! Страна вступила в новую, более технологичную спираль гонки вооружений, не имея достаточных ресурсов! Мы, шпионы в области науки и техники, не сможем компенсировать отставание, и страна провалится в экономическую пропасть с политическими последствиями. Вот только какие они будут?»

В этом Вьюгин не сомневался, а его решение передавать информацию на Запад, как он искренне считал, ускорит окончание холодной войны и сделает быстрой агонию страны после проигрыша в противостоянии двух супердержав. «Короче, – прервал он свои мысли, – черт с ним! – и открыл вторую бутылку «Наполеона». – Рано или поздно все в этом мире устаканивается! У меня два дня. А потом начнем действовать!» Ощутив подъем бодрости и прибавку сил, он в радостном, предвосхищающем большое дело настроении налил в стакан золотисто-коричневый напиток из пузатой бутылки с длинным горлышком.

Февраль 1981 года. Москва. Через два дня, вполне оправившийся и вновь вошедший в свою поверхностную жизнь, Вьюгин приехал на службу, получил последние вводные от начальника и двинулся на выставку, выполняя приказ руководства свыше провести необходимую работу с представителями высокотехнологической фирмы из Франции. Такие задания он получал и раньше, но крайне редко. В управлении знали о его потрясающей способности входить в контакт и развивать отношения. Блестящее знание культуры и истории Франции позволяло ему непринужденно в разговорах вставлять перлы великих авторов и мыслителей страны, которую он обожал, что и способствовало достижению целей, которые ставило руководство.

Марк пилил на своем «жигуленке» через всю Москву, не испытывая тех чувств, того подъема, которые он ощущал в себе раньше, два десятка лет назад, когда после Бауманки[90], какое-то время проработав на московском заводе счетно-аналитических машин им. В.Д. Калмыкова, попал в поле зрения кадровиков КГБ и получил приглашение работать во внешней разведке.

Начальнику Управления КГБ

при Совете Министров СССР по Московской обл.

тов. Светличному М.П.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Прошу направить меня на учебу в школу Комитета госбезопасности. Оказанное мне доверие оправдаю с честью.

9 июля 1959 г. Инженер завода САМ Вьюгин.

Окончил спецшколу № 101[91] и, как в совершенстве владеющий французским языком, да к тому же специалист по микроэлектронике, сразу был направлен в сферу научно-технической разведки, а через два года получил назначение ехать во Францию оперативником ПГУ КГБ под прикрытием торгово-экспортной фирмы СССР.

В Париже он быстро и легко устанавливал дружеские отношения с разными людьми, появились интересные для разведки связи, и его руководитель из резидентуры по линии «Х» подполковник Д.Г. Каштан была удовлетворена началом оперативной деятельности. Не хватало ему конечно же, и он это чувствовал, тисочков слесарных в общении с полезными французами, бельгийцами и редко немцами. Не получалось еще у него пока вставить в тиски кандидатуру на вербовку, да поднажать, подкрутить до хруста костей.