Никогда не имея доступа к такому рода информации, он, размышляя, пришел к своеобразному выводу: «Не зря это все! Неисповедимы пути Господни! Меня Провидение подвело к такому, что может быть оценено не группкой старичков, судорожно заседающих в политбюро, а в реальном мире, там, где все это и происходит, и чем больше прикрыть источников на Западе, тем быстрее закончится противостояние в холодной войне!»
Вьюгин имел представление об объемах информации по добыче промышленных и научных секретов на Западе, которые приходили потоками и передавались в ВПК. Это было в порядке вещей работы отдела, рабочее состояние организма внешней разведки, и смотрелось внешне благополучно и респектабельно.
Стране нужны были передовые идеи, которые хоть и неумело, со скрипом, с переделками и постоянными доводками, но худо-бедно воплощались как в оборонные, так и в наступательные виды вооружения. Первой в мире стране развитого социализма нельзя было отставать от первой в мире супердержавы, Северной Америки, которая, развязав себе руки после Никсоновского шока[83], изменившего мировой эквивалент денег, по-джентельменски благородно и честно втянула и позволила всем странам увязнуть в долларовом болоте. Заставила их до умопомрачения кататься на «американских горках» и начала свое восшествие к мировому господству.
Так нет, тебе, сука заокеанская, мы покажем кузькину мать и загребем все, что довели до ума ваши собранные со всего мира инженеры и ученые, которые не прочь увести, уворовать то, что плохо лежит. Стоит только сделать мировое открытие кому-нибудь, а чаще нашим, русским мозгам, до чего это вороватое заокеанское племя даже додуматься не может, стоит только показать им кончик идеи, как они тут же цепко хватаются и вытаскивают на свет Божий разработочку, а то и открытие, на худой конец изобретение, которое заделали все же мы, русские!
Недоучившийся школьник, бездарный студент, скромный инженер-патентовед III класса, Альберт Эйнштейн вдруг в одночасье становится гением, создателем теории относительности. В чем дело? Почему никому не известный, до семи лет не умевший говорить, неудачник-ученый, без фундаментальных базовых знаний, без каких-либо научных подтверждений своей одаренности, на пустом месте, заявляет о себе своей теорией?
Потому что в это самое время нужен был новоиспеченный мессия в вышедшей из подполья Всемирной сионистской организации[84]. Движению нужно было знамя, созданный образ гения всех времен и только одного народа. Образ, чей авторитет был бы на уровне Моисея, который вывел еврейский народ из Египта, на уровне Авраама – родоначальника евреев.
Таким человеком, которого надо было поднимать, как знамя, и стал Альберт Эйнштейн.
Кто будет в мире не то что говорить, а даже скромно упоминать, что это Николай Алексеевич Умов первым в 1873 году в своей докторской диссертации открыл теорию относительности. В истории науки в 1900 году, задолго до Эйнштейна, прозвучало, что энергия излучения обладает массой m, равной Е/с2, и появилась великая формула Е = mc2. Масса тела равна его энергии, отнесенной к квадрату скорости света.
Крупный голландский физик Гендрик Лоренц, всемирно известный, и действительно гениальный математик француз Анри Пуанкаре продолжили развитие теории русского математика и философа Н.А. Умова в пользу преобразований четырехмерного пространства-времени и отказа от концепции эфира.
Медленное, на паровозах с угарным дымом из труб, распространение информации в мире позволило захомутать и умыкнуть великое открытие русского ученого и его математическое развитие гениальным французом ничтожному патентоведу.
А потом понеслось! Уведут идею, все откатают, приведут в рамки производственных стандартов, и мы же свою идею, но в технологической оболочке покупаем, да еще за большие деньги, за народные деньги, которые почему-то не идут в народ, а уходят за кордон. Сами не можем, так хоть купим, а не купим, так просто умыкнем, если не продают по-хорошему, у нас бравые ребята, ничего не боятся, действуют смело и решительно. Они там, на Западе, напридумывали свободу и только готовятся запустить в дело, демократически долго решая, кто и за сколько возьмется это делать, а мы досрочно пятилетку за три года замастырим, и будет все у нас хоккей! Все это вытащим и отгребем себе огромным пэгэушным ковшом! Не так это страшно, если смотреть схематически, когда идет выборка всего лучшего, что там есть у них, у этого загнивающего буржуазного Запада! Страшнее результат такого действия.
А в стране секретные ящики и научно-исследовательские институты делают вид, что работают, глубокомысленно рассуждая день напролет про очереди в магазине, про футбольные команды, а то и просто перемывают косточки соседу. Потом вдруг нежданно-негаданно привозят готовую разработку с Запада, и теперь извольте, товарищи ученые, трудиться, кровь из носу, чтобы подвести ее, эту разработочку, к нашим производственным возможностям, с нашими «авось» да «небось».
Все это было как в кошмарном сне, когда Вьюгин до конца понял, осознал происходящее. Утрата реальности везде. Благородные дела построения коммунизма упали до мошенничества и постоянной лжи, массового похищения передовых идей, технологий и научно-технических разработок. Бесконечная толкотня по обе стороны дипломатического барьера между Востоком и Западом. Все трут и перетирают эти бесконечные, черт побери, переговоры, соглашения то по ограничению, то по сокращению! Дипломаты резвятся, команды увеличиваются по численности, аппараты министерства разбухают, говорильня ширится, темы меняются то по стратегическому вооружению или ракетам средней дальности, то по кодам испытаний, то по флоту! Да разве можно утверждать, что эти толпы дипломатов могут или хотят прекратить холодную войну? Вашингтон и Москва так и не отказались ни от одной системы вооружения, которую пожелали создать. Арсеналы по-прежнему были способны многократно взорвать существующий мир.
Северная Америка приступила к аннулированию самой идеи контроля над вооружениями, предложив «нулевой вариант». Мир пошел в разнос, создались условия для начала ядерной войны на полное уничтожение всего живого на Земле! Закрытая система нашей страны, основанная на тайнах и лжи, не в состоянии победить общество открытого типа Северной Америки или Франции! Конец системы неизбежен, но его можно приблизить, ускорить окончание процесса противостояния. Пока военно-промышленный комплекс СССР качает в свои ненасытные закрома на Западе научные и технические достижения, пока широка и разветвлена сеть агентуры за рубежом, конец далек и приносит только мучения, как длительная агония!
Изучая и делая аналитические отчеты по операциям похищения, отжима или даже грабежа, Вьюгин осознавал картину происходящего, где усилия его ведомства привели к такому положению вещей, когда наука и производство на Западе работают на «оборонку» СССР. Научно-техническая разведка экономила миллиарды долларов в наиболее затратных областях ВПК и за счет этого не так уж сильно отставала, однако не была в состоянии по-честному конкурировать с истинной супердержавой, Северной Америкой. Никогда, почти никогда, не удавалось запустить в серию, на заводе, на фабрике работы, приоритеты советских научных достижений, полученных в лабораториях в единичном экземпляре. Производительность труда, качество труда оставались теми же, что и два десятка лет назад, а новые технологии предполагали вступить в иные измерения категории современности.
«Мне нужно, я хочу покончить с холодной войной! Это великая цель, которая перекроет все моральные издержки! Гуманитарное противостояние!» – убеждая себя, твердил Вьюгин, прикрываясь хитрыми словами.
Вьюгину запомнились слова французского контрразведчика, сказанные ему на прощание во Франции, когда он попал в замес, из которого шел прямой путь на вербовку:
