Ее душа чужда была односторонности. Женственность соединялась в ней с мужеством характера; доброта не переходила в слабость и слепое безотчетное доверие к людям; дар рассуждения, который так высоко ставят христианские подвижники, присущ был ей во всем, даже в лучших порывах сердца. Этими особенностями своего характера она обязана была отчасти своему воспитанию под руководством своей бабки, Английской Королевы Виктории. Английский отпечаток несомненно лежал на всех ее вкусах и привычках; английский язык был ей ближе родного немецкого.

Сосредоточив свою деятельность вокруг обители Великая Княгиня не порывала связи и с другими общественными учреждениями благотворительного или духовно-просветительного характера. Едва ли не самое первое место среди них принадлежало Православному Палестинскому Обществу, которое было вызвано к жизни ее почившим супругом В. К. Сергеем Александровичем. Унаследовав от него председательство в этом обществе, она подражала ему в заботах о Сионе и о русских паломниках, устремившихся в ев. Землю. Ее заветным желанием было самой приобщиться к ним, хотя она уже посетила ранее святые места вместе с покойным Великим Князем; но непрерывные дела мешали ей надолго оставить Poccию для Святого Града. Увы! никто тогда не предвидел, что она придет в Иерусалим уже по смерти, чтобы найти себе здесь место вечного упокоения.

В палестинском деле она проявляла не только любовь к Святой Земле, но и большую деловую осведомленность, как будто она непосредственно руководила всеми учреждениями Общества. В последние годы пред войной ее занимала мысль о сооружении достойного Русского имени подворья в Бари с храмом в честь Свят. Николая.

С наступлением войны она с полным самоотвержением отдалась служению больным и раненым воинам, которых посещала лично не только в лазаретах и санаториях Москвы, но и на фронте.

{278} Вдовствующая Императрица, молодая Государыня и Великая Княгиня Елизавета Феодоровна разделили между собой оба фронта:

Восточный или Германский, и Южный или Австрийский, не говоря уже о Турецком фронте, хотя и меньшого масштаба, но по ожесточенности борьбы не уступавшему первым двум.

Государыня и Велик. Княгиня привлекали в свою организацию все слои общества, должностных, высшего и низшего чина, лиц, государственных служащих и всю иерархию женского общества. Красный крест на белом фартуке виднелся на всех тех, которые имели возможность оторваться от своих домашних очагов и посвятить себя на великое дело войны и победы. Никакая жертва не считалась слишком большой - деньги сыпались как бисер, да и жизнь в это время ставилась ни во что.

Клевета не пощадила однако ее, как и покойную Императрицу, обвиняя их в излишнем сочувствии к пленным раненым германцам. Великая Княгиня перенесла эту горькую незаслуженную обиду с обычным ей великодушием.

Революционную бурю она встретила с замечательным самообладанием и спокойствием.

В первый день революции, 1-го марта 1917 г., взбунтовавшаяся толпа окружила ее дом, к которому также подъехал экипаж, полный людей, большею частью из выпущенных на волю арестантов, пришедших за ней, чтобы доставить ее в зал городской думы в качеств германской шпионки. Она услала всех испуганных женщин в заднюю часть дома и вышла к пришедшим за ней людям. "Что вам от меня нужно" - спросила она.

"Мы пришли за вами, чтобы предать вас суду. У вас спрятано оружие и германские князья скрываются в вашем доме".

"Войдите, - сказала она- ищите везде, но пусть лишь пятеро из вас войдут".

"Оденьтесь, чтобы идти с нами" - заявили они. "Я настоятельница монастыря, - сказала она - и должна сделать кое-какие распоряжения и проститься с моими сестрами". Она собрала сестер в церкви для пения молебна. Затем, обращаясь к революционерам, сказала: "Войдите в церковь, но оставьте ваше оружие у входа". Они последовали за нею. После молебна она подошла ко кресту, приглашая революционеров следовать за нею. Под влиянием ее необычайного спокойствия, они пошли за нею и приложились ко кресту. "Теперь идите за поисками того, что вы думаете у меня найти".

Священник о. Митрофан Серебрянский пошел с ними, и они вскоре вернулись к шумящей вне монастыря толпе, со словами: "это монастырь, и ничто больше". Обаяние всего ее облика было так велико, что {279} невольно покорило даже революционеров. Один из них (по-видимому студент) даже похвалил жизнь сестер, сказав, что у них не заметно никакой роскоши, а наблюдается только повсюду порядок и чистота, в чем нет ничего предосудительного. Видя его искренность, Великая Княгиня вступила с ним в беседу об отличительных особенностях социалистического и христианского идеала. "Кто знает", заметил в заключение ее неведомый собеседник, как бы побежденный ее доводами, "быть может мы идем к одной цели, только разными путями", - и с этими словами покинул обитель. "Очевидно, мы недостойны еще мученического венца",- ответила Настоятельница сестрам, поздравлявшим ее с столь благополучным исходом первого знакомства с большевиками. Но этот венец уже недалек был от нее...

Опасность как будто миновала. По прошествии некоторого времени члены Правительства, в состав которого в то время все еще входили умеренные элементы, отправились в Общину, чтобы извиниться за беспокойство, причиненное этой группой арестантов и заверить Велик. Княгиню о их непричастности к таковым. Она их приняла и справилась о ход революции.

"Вы хотите слышать от нас правду" - спросили они.

"Да, я хочу, чтобы вы всегда говорили мне правду".

"Сегодня первый день социальной революции, и у нас нет никаких средств борьбы с надвигающейся на нас волною анархии. Мы пришли просить Ваше Высочество переехать в Кремль, где нам будет легче Вас охранять".

"Я не выехала из Кремля с тем, чтобы вновь быть загнанной туда революционной силой. Если вам трудно охранять меня, прошу вас отказаться от всякой к этому попытки".

Она продолжала жить в Общине, ухаживая за солдатами в своем госпитале, в котором она также бесплатно кормила наибеднейших людей; в общем она не внесла какой бы то ни было перемены в свой образ жизни, кроме как той, что она с еще более одухотворенным пылом приступала к молитве. Живя тихо и спокойно, она безропотно отдала себя всецело воле Божией. В то время как большевизм окончательно разнуздался, в апреле 1918 г. Великая Княгиня отправила одному старому другу нижеследующие строки:

"Необходимо направить все мысли на чудную нашу страну, чтобы узреть все совершающееся в ней в настоящем свете, и иметь возможность сказать: "да будет Твоя воля", когда наша возлюбленная Россия подвергается полному развалу. Помните, что Святая Православная Русская Церковь - против которой не {280} устоят и врата ада, - все еще существует и существовать будет: до скончания веков. Те, которые могут в это верить, без сомнения узрят сокровенный луч, сияющий сквозь мрак в самый разгар бури. Но все же я уверена в том, что карающей Бог - Тот же Любящий. Я часто читаю Библию за последнее время, и если мы верим в Высшую Жертву Бога Отца, пославшего Сына Своего на смерть и воскресение для нашего спасения, то чувствуем мы одновременно и присутствие Святого Духа, осеняющего нам путь, и наша радость будет вечной даже при условии, если наши ограниченные людские сердца и умы пройдут через путь тяжелых испытаний. Подумайте о буре - в ней имеется одухотворяющее, также как и ужасающее элементы; одни боятся от нее укрыться, другие поражаются ею, глаза же некоторых открываются и они видят в ней величие Божие. Не является ли это правдивой картиной нынешнего времени. Мы работаем, молимся, надеемся, и каждый день все более и более чувствуем в себе высшее сострадание.

То что мы живем - является неизменным чудом и другие люди начинают понимать то же самое и они приходят к нам в церковь, чтобы найти покой для своих душ.

Молитесь за нас, дорогая. Всегда Ваш старый и верный друг",

Затем следует "пост скриптум", который читался с глубокой признательностью тем лицом, к которому строки эти были обращены: "Спасибо за дорогое прошлое".