Так епископ Дамаскин через тюрьмы, Полой, Соловки, Казахстан и Сибирь взошел на свою Голгофу.
{164}
ГЛАВА 19.
СОЛОВЕЦКИЕ УЗНИКИ И ИХ ИСПОВЕДАНИЕ.
В день отдания Пасхи, 27 мая/7 июня 1926 г., в монастырском кремле Соловецкого острова, в продуктовом складе лагеря заключенных, собрались по возможности все заключенные здесь епископы для заслушания доклада другого узника, профессора Московской Духовной Академии Ивана Васильевича Попова. Складом продуктов и их раздачей заключенным заведывал игумен из Казани о. Питирим Крылов, имевший группу сотрудников из духовенства. Начальство принуждено было доверить этот склад духовенству, как единственно честному элементу лагеря. Отец Питирим предоставил епископам свое помещение для секретного совещания, которое и приняло так называемую "Памятную Записку Соловецких Епископов, представленную на усмотрение правительства". Заседание это прошло с некоторым испытанием.
Совершенно неожиданно, в неурочное время лагерь стал обходить для осмотра сам начальник всех лагерей Соловецкого острова некий Эйхманс со своим штабом. О. Питирим встретил его в складе и надеялся, что он не пойдет в комнату его и его сотрудников, где происходило в это время заседание епископов. Но начальник решительно подошел к дверям и открыл их. Увидев вместе большую группу духовенства он удивился: "это что за собрание?" ... "У нас сегодня праздник", - ответил смущенно о. Питирим. Почему этот момент прошел благополучно трудно сказать. Надо полагать, что начальство вообще было довольно порядком в складе и в то время заключенному духовенству позволялось иногда по праздникам ходить в кладбищенскую церковь преп. Онуфрия, открытую для остатка монахов, рабочих-специалистов, временно остававшихся еще на пепелище своего монастыря. Потом эта поблажка была уничтожена и все вольнонаемные монахи были удалены из лагеря и последний их храм закрыт.
"Памятная Записка" не была официальным голосом Русской Церкви, но в это время совершенно совпадала с этим {165} голосом. (см. "Проэкт обращения м. Сергия к советской власти", вышедший почти в один день с Соловецкой "Запиской" (Прот. М. Польский. Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и заграницей. 1948. стр. 28-29.).
Она представляла мнение наиболее многочисленной группы епископата, собранной вместе местом заключения, и представлявшей собою малый собор многих епархий России, и отражала общие условия жизни Церкви и общий ее исповеднический дух. Дух этого документа преисполнен непоколебимой твердости во всем, что касается собственно церковной жизни, совершенно чужд и малой тени соглашательства, совершенно безбоязнен в свидетельстве правды и свободен в своем мнении среди уз. Документ отвечает высочайшему достоинству Церкви и ее вечному значение, указывая ее истинный путь. Это слава и радость Русской Церкви.
И. В. Попов (см. о нем отдельный очерк дальше.), благочестивый старец-аскет, профессор святоотеческой литературы, автор ценнейших печатных трудов, при составлении "Записки" руководился указаниями старшего среди архиереев на Соловках Архиепископа Евгения. С ним он по преимуществу совещался, но до общего собрания епископов читал "Записку" и небольшой группе епископов и духовенства, подвергая ее многосторонней критике. Во всех этих собраниях живо участвовал и Архиепископ Иларион, соработник И. В. Попова в Московской Духовной Академии.
Архиепископ Евгений (Зернов), правящий Благовещенской епархии, прибыв на Соловки в начале 1924 г., остался старшим среди епископов по их общему согласию и после того, как сюда прибыли и более старшие по рукоположению. Это был выдающийся иерарх Церкви. Многочисленные члены его Благовещенской паствы оказались за рубежом, на Китайской территории, и, рассыпавшись по всему миру, по сей день хранят о нем самые святые воспоминания.
В час ночи под Успеньев день 1923 г. он был арестован в своем город, после того как за всенощной в Благовещенском кафедральном соборе пред ним прошли тысячи народа, беря от него последнее благословение. Народ знал о неизбежности ареста этого благочестивого мужа и бесстрашного обличителя революционной и безбожной неправды. Соборная площадь, залитая народом, дала ему узенькую дорожку, чтобы пройти после всенощной к дому. На утро большого праздника, когда за литургией не оказалось любимого Архипастыря, многочисленная масса {166} народа собралась около здания ГПУ (Кувшиновское подворье), требуя показать Владыку, чтобы увериться в его целости. Выступивший для успокоения народа прокурор советского трибунала едва не был избит и вызвал пожарную команду, которая, обливая толпу водой, кое-как рассеяла ее. Важно отметить, что выручать православного епископа явились и все общины местных молокан, баптистов и других сект, которых в город почти столько же сколько и православных Все они глубоко почитали его за христианское миролюбие и правду. Владыку тотчас тайно от народа вывезли из здания ГПУ в городскую тюрьму, а в городе арестовали 54 человека, преимущественно женщин, обвиняя их в беспорядках, и во главе их некую госпожу Медведеву Никто из этих арестованных никогда больше не вернулся домой Вместе с Архиепископом Евгением были арестованы пять городских священников, которые были сосланы в Муром на два года (Прот. Илья Масалов, священники о. Алексей Покровский, о. Василий Кетлевский, о. Василий Осипов и о. Александр Самсель).
Однако, народная активность в защиту Архипастыря не ослабевала По городу ежедневно разъезжала телега с надписью: "в тюрьму для епископа хлеб". Пищи набиралось такое количество, что Владыка кормил чуть ли не всех заключенных. Кое-как усыпив бдительность народа, следившего за тюрьмой и железнодорожной станцией, большевики вывезли архиерее в Читу, а оттуда потом в Москву. В Москве обычно привезенных архиереев выпускали на некоторое время на свободу. Какое-то очень авторитетное лицо шепнуло Владыке Евгению: "вы будете на свободе, только не ходите к Патриарху Тихону". ГПУ искало расколов и враждебных действий против Патриарха. Но, конечно, Владыка у Патриарха тотчас был, и скоро был арестован и сослан в Соловки. Здесь он имел скорби и тревоги о своей пастве. Обновленчес. епископ, некий Даниил, снова пытался захватить кафедральный собор, но безуспешно, за то свой же дьякон Лонгин Греков, после всенощной на св. Петра и Павла вывез вместе с чекистами все ценности Собора и в ту же ночь старый деревянный собор сгорел. Его никто и не тушил. Диакон в газетах объявил о снятии сана, призывая все духовенство следовать его примеру.
Владыка Евгений пробыл в Соловках три года (1924-1926), далее получил ссылку в Зырянский край также на три года В 1929 г. получил освобождение с ограничениями, жил в Котельничах, Вятской губ, а затем управлял Пермской епархией {167} С какими перерывами или без перерывов это происходило неизвестно, но в 1937 г., когда началось поголовное уничтожение всего епископата и на свободе на всю Poccию не оставалось десяти епископов, Владыка Евгений, уже Митрополит Нижегородский, был арестован, и больше о нем никаких сведений нет и по сей день.
Богослужение его отличалось величием, покоем и благоговением; это чувствовали и отмечали, получая глубокое удовлетворение. Это был постник, не взирая ни на какие условия лагерной жизни, когда в пище нельзя было разбираться. Он был верен своему порядку и никогда не вкусил кусочка мясной пищи вообще, или рыбы в неположенное время. Казалось, что это человек нежного телосложения, но он носил самое грубое холщевое белье, которое и достать то в наше время было трудно. Высоко образованный вообще и богослов, компетентно рассуждавший по всякому теоретическому вопросу, он был житейски глубоко мудр, всегда тактичен и спокоен. Пастырям делал замечания наедине в самой мягкой форме, сомневающегося и неверующего провожал побежденным, скорбящего - ободренным. В нем была притягательная сила истинной духовной власти.
Для остатка Соловецких монахов-рабочих он являлся святейшим авторитетом, власть которого простиралась в область, которая недоступна пониманию людей внутренне недуховных. Заболел монах, которому большевицкое соловецкое начальство, как неспособному к работе, предложило выехать на материк. Но на материке он также был бы никому ненужен и там ему не было пристанища. Выясняя все это в разговоре с больным, Владыка Евгений сказал ему, что ему лучше бы умереть в монастыре, как это задано по монашескому обету. Монах согласился: "благословите и помолитесь". "Бог тебя благословит", - сказал Владыка. И через несколько дней монах умер по молитвам своим и Владыки. Необходимость этой смерти была Богу представлена и Им услышана. Согласие двух было достаточно, чтобы получить просимое. Так монах не покинул своего монастыря.
