— Умница. — Михаил наклонился и дотронулся губами до ее макушки. — Иди в дом, ложись спать. Тебе нельзя студиться.

Он встал и подал ей руку, приглашая подняться. Маруся приняла помощь. Ему показалось, она хотела что-то сказать, но передумала. Еще раз улыбнулась, махнула рукой и скрылась в доме.

Михаил вернулся к себе, раздираемый противоречивыми чувствами. С одной стороны, он не имел права так себя вести. Что бы там Маруся не говорила, она все еще замужем и беременна от мужа. Ему ли не знать, на какие жертвы может пойти женщина ради ребенка. С другой — он уверен, что поступил правильно. Эти ненормальные родственники довели девочку, а плакать в одиночестве — не лучший выход. Да и помочь ей не сложно — присмотреть, подсобить по хозяйству, свозить в райцентр. Подкормить, в конце концов.

А какие сплетни поползут по деревне, если хоть кто-то краем уха слышал скандал?

Сплетен долго ждать не пришлось. После утренней дойки явилась Василиса, жена Петровича.

— Мишань, говорят, ты у нас скоро отцом станешь, — начала она без предисловий.

— Говорят, в Москве кур доят, — буркнул Михаил. — Окстись, Василиса!

— Да вот и я удивилась, — прищурилась она. — Вчерась соседка твоя приходила, что-то непохоже было, что вы вообще знакомы. А сегодня бабы уже шепчутся, что ты ей ребеночка…

— Василиса, — перебил ее Михаил, — ты ж умная женщина, чего сплетни разносишь?

— Мишань, я тебя предупредила. О беременности мне Маша сама сказала, еще вчера. Спрашивала, как ей тут врача найти.

— Знаю я о беременности.

— Так вот, Мишань, она со своим мужем-кобелем помирится, рано или поздно, а ты тут останешься, у разбитого корыта.

— Василиса, изыди. И без тебя забот хватает.

Она ушла, а настроение на весь день испортила. И плевать на сплетни! А вот что Василиса не оставила попыток сосватать за него двоюродную сестру Зинку — яснее ясного. И ведь сто раз говорил, чтоб отстала!

Дел навалилось столько, что Марусю Михаил видел только пару раз, издалека. В первой половине дня она копалась в огороде, выравнивая грядки. Интересно, что сажать задумала? Потом ходила куда-то в деревню, а после обеда вроде бы из дома и не выглядывала.

Встретились они вечером, у забора, когда Михаил принес молоко.

— Как настроение? — спросил он.

Маруся светилась радостью, от вчерашних слез не осталось и следа.

— Заключила договор на перевод, — сообщила она. — Гонорар хороший.

— А чувствуешь себя как? Может, к врачу свозить? Я завтра могу.

— Завтра Николя обещал приехать. Спасибо, Миш, я побегу. Работать надо.

Вот и поговорили. Впрочем, Михаил только порадовался, что у соседки все хорошо.

— Ой, Миш, погоди!

Неугомонная Маруська неслась обратно.

— Чего?

— Дуся твоя весь день спит у меня на терраске. Ничего?

— Дуся — сама по себе кошка, я говорил. Пусть спит, где хочет.

— А чем ты ее кормишь?

— Жрать захочет — домой придет.

— Да я угостить просто хочу, а то неудобно как-то.

Неудобно. Перед кошкой Дуськой. А что обещанного пирога с вишней он как-то не наблюдает — это удобно.

— Она мясо любит, любое. А молока не наливай, желудок у нее расстроится.

— Ага… Миша, подожди! Я еще забыла! Стой здесь.

Он постоит, чего б не постоять.

— Маруся, не беги ты так, — крикнул он ей вслед. — Подожду, не суетись.

Он не сразу сообразил, зачем она тащит ему тазик. Небольшой такой тазик, но вместительный, покрытый чистым полотенцем.

— Вот! Теплые еще.

Он заглянул под полотенце и чуть не подавился слюной — целый тазик жареных пирожков!

— С вишней? — спросил он зачем-то.

— Ага, — гордо кивнула Маруся. — Все, теперь точно работать.

Михаил смотрел ей вслед, пока не хлопнула дверь на терраске.

Николя приехал утром, но обрадоваться Маша не успела. Настроение у него было смурное, и она сразу заподозрила неладное.

— Как ты тут, рыбка моя? — Николя обнял ее и поцеловал в щеку.

— Хорошо. Пью козье молоко, занимаюсь переводом. Поедем за саженцами и цветами?

— Нет, Машуль. Поедем в Москву. Собирай вещи.

— Тебя, случайно, матушка не покусала? — рассердилась Маша. — Или, может, Толик? Не поеду я!

— Маш, иначе — никак…

— Для начала попробуй объяснить, отчего я должна возвращаться.

— Мне самому неудобно, что так получилось, поверь. — Николя вздохнул и присел за стол. Маша подвинула к нему тарелку с оладьями, которые нажарила утром. — В общем, я не смогу приезжать к тебе, привозить продукты и все необходимое, поэтому не могу тебя тут оставить. Я, Машуль, контракт подписал. От таких предложений не отказываются. Выступления в Нью-Йорке, пока на месяц, но с перспективой на длительный срок.

— Ух ты! — обрадовалась Маша. — Я тебя поздравляю! Только почему я не могу тут остаться?

— Спасибо. Потому что, рыба моя, я не могу бросить тебя одну в глухомани. Поживешь в моей квартире. Мне так будет спокойнее.

— А мне тут спокойнее, — возразила Маша.

— Давай рассуждать здраво… — Николя умял оладушек и не заметил этого. — Машины у тебя нет, водить ты не умеешь. До автобуса километр пехом. Поднимать тяжести тебе нельзя. К врачу никто не отвезет, скорой тут сутки можно дожидаться. Ты хочешь, чтобы я поседел раньше времени? Я вообще предпочел бы жениться на тебе и увезти с собой в Америку.

— Это мы уже обсуждали, — отрезала Маша. — Ты там, может, быстрее себе пару найдешь, так что никаких женитьб. Тем более, мне еще с Толиком разводится, а он, скотина такая, может потребовать опеку над ребенком.

Николя как-то странно перекосило. Наверное, злится, что она не хочет уезжать.

— Тем более! Нужно тебя подальше увозить. Да и разводиться в Москве удобнее, — упрямо настаивал он.

— За мной Миша присмотрит, — выдвинула свой последний аргумент Маша.

— К-какой Миша? — Николя подавился оладушком.

— Сосед, с которым ты подрался. Михаил.

— А-а-а… — Николя выдохнул. — Нет, этот не станет. Да я тебя ему и не доверю.

— Чего это? — обиделась за соседа Маша. — Он мне молоко носит, между прочим. И в город предлагал отвезти.

— А жениться не предлагал?

Маша недоуменно заморгала. Если бы она не знала, что Николя — гей, то решила бы, что он ревнует.

— Коль, ну ты чего? — Она накрыла его кисть ладонью. — Мне здесь, правда, лучше. Мои уже и сюда добрались, но есть надежда, что далеко ездить каждый день они не смогут, а в Москве вынос мозга мне обеспечен. И потом, Миша сам…

— Маша! — Николя перехватил ее руку, сжал в своих ладонях. — Маша, а ведь я тебе даже не секс предлагаю. Тихую и спокойную жизнь, заботу о тебе и ребенке. И ничего не прошу взамен. А ты мне твердишь о соседе, которого знаешь три дня.

Николя пугал. Маша никогда не видела его таким. Или не замечала, как темнеют его глаза, когда он злится? Как желваки гуляют по скулам. Какой пронзительный у него взгляд — прожигающий насквозь, заставляющий нервничать.

— Коля, я слишком тебя ценю, как друга, чтобы испортить наши отношения семейным бытом, — спокойно ответила она. — У тебя свои потребности, а я, возможно, еще встречу мужчину, которого полюблю. Зачем портить друг другу жизнь, если можно просто дружить?

— А если я не гей? — Он вдруг откинулся назад, облокотившись о стену. — Если я притворялся, чтобы быть рядом с тобой? Потому что ты выбрала этого урода Толика в мужья?

— Неудачная шутка… — Маша почувствовала тошноту. — Ох, прости…

Она убежала в ванную, а когда вернулась, Николя задумчиво поедал оладьи, макая их в миску со сметаной.

— Коль, ты же пошутил? — спросила она.

— Ага, — согласился он. — Прости, Машуль. Как-то мне не по себе от мысли оставлять тебя на попечении соседа.

— Если что-нибудь случится, я просто вызову МЧС, — улыбнулась Маша.

— Я поговорю с ним. — Николя встал из-за стола. — Он дома, ты не знаешь?

— Наверное… Я с тобой.

— Нет. Жди здесь, — велел Николя.