Оборачиваюсь: из-за сильного плеча на краю горизонта, там, где небо сводится с морем, ещё просматриваются белыми царапинами у исполинских глыб буруны разбивающейся стихии, которые пришлось преодолевать недавно.
Далеко уже ушёл от городского пляжа.
У меня есть всё: часы, спички, компас, нож, широкополая шляпа. За спиной вещмешок. В пакете шебуршится добытая на ужин великолепная семёрка пузатеньких крабов. Напеваю песенку из телефильма детства про то, как проклятый белый империалист-колонизатор в пробковом шлеме завернул на катере на тропический остров и отобрал у доброго темнокожего аборигена «Большую Жемчужину» – рыбу-прилипало с помощью которой тот добывал морских черепах и кормил семью.
Если поймать черепаху,
Вынуть её из воды,
На костяную рубаху
Будет в доме много еды.
Нас ведёт «Большая Жемчужина»,
Домой мы вернёмся с ужином
[18].
Было сказкой, а теперь, пожалуйста, наяву: и тёплый океан, и добыча на ужин.
Огибаю красно-бурый ноздреватый обросший пёстрыми ракушками валун.
– Енгине анде![19] – темнокожий абориген вдруг откуда ни возьмись, сидит на корточках и поднимает в приветствии тонкую десницу.
– Оп-па! Вот так встреча! – чуть не наступил, стою и смотрю сверху вниз на худенького мускулистого паренька в набедренной повязке. – Здорово, коли не шутишь!
– Ння! – глянцевый курчавый юноша улыбается и встаёт, кивая на полное ведёрко блестящей рыбки!
– Хороший улов, – улыбаюсь в ответ и развожу пальцы, показывая малый размер, – только уж больно мелкая она у тебя.
– О! – Весёлый индус запускает руку в ведёрко и вытаскивает со дна что-то похожее на приличную щучку.
– А я тоже не пустой, – раскрываю перед ним свой пакет с добычей.
– Гхата[20]? Кина тараваха кинакиеа![21] – Туземец опять смеётся, но как-то хитровато. – Какхан тхара бхаа рабаки танааикива[22].
Показываю бровями, что улавливаю его насмешку и прощаю, потому что согласен.
Голоштанный добродушно глядит, излучая надёжную радость.
– А как ты ловишь эту мелюзгу? – наигранно изображаю недоумение, тыкаю пальцем, жестикулирую, и мой собеседник понимает вопрос, разворачивает мелкоячеистую сетку 2 × 3 м, замахивается, ловко накидывает её в мелководье и тут же вытаскивает. В нехитрой снасти аппетитно серебрится пяток симпатичных рыбок.
– Ватанга ксатха клахашатанья ратри пакчанам.[23]
– Поздравляю.
– Нанау[24].
– Пойду дальше, – показываю на чернеющие в дымке вытащенные на ровный низкий берег огромные рыбацкие чёлны.
– Вари[25], – прощается береговой босяк, – кандахил санзошам[26].
– Счастливо.
Чёлны уже совсем недалеко и будто бы вытащены на берег прямо из древнего моря – большие, деревянные, с плавными обводами, с высоким бортом, с крутым лебединым носом и кормою.
Да, не все ещё лодьи, времён Садко и Синдбада-морехода свой век отслужили.
– Рвав! Гав-гав! Ау-ввав! – От горки со стороны тростниковых хижин выскакивает разношёрстная свора. Шесть штук. Приближаются.
Ну, начинается как всегда, как жильё, так и собаки без привязи! Место голое, нигде не укрыться. Нащупываю нож.
А вот и палка валяется! Весьма кстати. Подбираю довольно хлипкую хворостину и продолжаю чинно вышагивать своим путём по краю прибоя.
– Ррр-гав-гав-гау! – Подбежавший грязный вожак изображает ярость, скалится и резко приседает, будто готовясь к прыжку, псы помельче трусовато подражают, окружая забредшего в их владения чужака. Продолжаю невозмутимое шествие.
На испуг не возьмешь, не на того напали. Только не давать им зайти сзади. Оборачиваюсь, тыкаю своим оружием в сторону назойливой сучки, нацелившейся исподтишка цапнуть за икры.
– И-ии-и! – визг и отскок.
– Си-су… Си-су, – посвистываю скандальным братьям нашим меньшим по-свойски. Собаки полаяли, поохраняли, позащищали и усекелили восвояси к своим мискам. Провожаю взглядом нестройную хвостатую команду, но палку всё же не бросаю. Впереди чёлны в ряд, а что там за ними, не видно. Может, ещё одна свора? Чёрные струганые доски допотопных посудин пришиты внахлёст к округлым бортам просмолённой бечевой. На обшивке одного из стругов нарисован индийский мальчик со школьной папкой под мышкой, смотрящий вперёд в волны.
А вот и хозяева: две цепочки индусов держатся за концы гигантской сети и слаженно, по команде, перехватывая руки, тянут её из пучины: – Опп! Опп! Опп! Опп! – Разномастные чалмы и цветные полотенца на бёдрах покачиваются в такт их монотонным выкрикам. Метрах в пятистах от берега на краю огромного невода виднеется ещё одна промысловая лодья.
Сколько же тут рыбаков на одну снасть? По десять на каждом канате, трое в лодье, и ещё один – вон плавает, буйки поправляет. Двадцать четыре человека.
Прохожу мимо, приподнимаю в приветствии шляпу: – Здравствуйте!
Двое крайних в цепи, укладывающие вытащенные канаты, отзываются кивками. Другие артельщики, занятые делом, продолжают работу: – Опп! Опп! Опп!
Полусонный вилорогий буйвол разлёгся посреди заливчика и лениво наблюдает, как спорится работа. Маленькая птичка что-то выклёвывает на его раздутом боку. А дальше по берегу опять чернеют в дымке такие же чёлны.
А не полежать ли и мне?
Снимаю вещмешок, кладу у камня.
Какой странный камень, будто в узорах. Ба! Да это же панцирь морской черепахи! Вот она, мечта детства из телефильма. Откапываю вросшую в лёсс невероятную находку, примеряю её к груди. Роговой доспех закрывает всё туловище и воняет тухлой воблой. Ничего, отчистим. Несу диковинку к воде. Драю черепаховые останки песком, ополаскивая то и дело руки от смердящей мякоти.
У океана лежит черепаха —
У-у-у!
У черепахи костяная рубаха —
У-у-у!
Если отмыть черепаху,
Тайно свезти в Петроград,
То костяная рубаха
Будет в доме как экспонат.
Сбылась мечта запоздалая. Возвращаюсь с мешками полными добычи.
Нас ведёт «Большая Жемчужина»,
Домой мы вернёмся с ужином.
Две цепочки тощих индусов, тех самых, что тянули из пучины невод, теперь так же слаженно волокут на берег свою громоздкую лодью: – Опп! Опп! Опп! – Разномастные чалмы и цветные полотенца на худых бёдрах снова покачиваются в такт их монотонным выкрикам. Двое упитанных белых в пробковых шлемах пристроились с кормы и тоже пыжатся, – Взя-ли! Взя-ли!
Русские! Кто же ещё впряжётся помогать всем трудящимся харламам?! Кому ещё такое придёт в голову? Немцу? Американцу?
Круглая бадья с метр в поперечнике наполнена по колено мелкой рыбёшкой, такой же, что и в ведре берегового босяка, промышлявшего в одиночку у пёстрого валуна.
Интересно, сколько же тут рыбы придётся на брата?
Улов имеет объём -
3,14 × 12 × 0,4 (высота до колена): 4 = 0,314 м3 = 314 л ≈ 31 ведро.
Значит, на одного харлама приходится по -