Мы этого попросту не заметили. Словно ты собрал все свои деньги и купил на них перо для шляпы, - миг, и первый же ветер сорвал его и унес. Разумеется, ты приходишь домой без пера, и тебе ничего больше не остается, как только гадать, когда оно от тебя улетело.

- Вы думаете об этом, Георг?

- Уже нет, теперь я отступился. А начал где-то после моего десятого года, когда перестал молиться. Все прочее меня не касается.

- Как же случилось, что вы вспомнили обо мне?

- Именно поэтому я и пришел к вам. Вы единственный свидетель того времени. Мне казалось, я найду в вас то чего не могу найти в себе. Какое-нибудь движение, слово, имя, от которого что-то зависит - прояснить...

Доктор опустил лицо в свои холодные беспокойные руки.

- Я помню так мало из моего детства, - сказала Клара задумчиво, словно я прожила уже тысячу жизней. Но сейчас, после ваших слов, мне кое-что припомнилось. Вечер. Вы неожиданно появились у нас: ваши родители куда-то ушли, может быть, в театр. У нас яркий свет. Отец ждет гостя, одного родственника, если я не путаю. Он должен был приехать из... впрочем, не помню, откуда, во всяком случае, издалека. Мы ждали его уже более двух часов. Двери были раскрыты, горели лампы, мама то и дело подходила к софе и разглаживала покрывало, отец стоял у окна. Никто не решался сесть, чтобы не сдвинуть со своего места стул. Тут пришли Вы и стали ждать с нами. Мы, дети, прислушивались у двери. И чем дальше, тем более чудесным представлялся нам гость. Мы ведь даже боялись, что он придет раньше, чем достигнет высшей степени великолепия, к которой он, пока отсутствовал, приближался с каждой минутой. Мы не боялись, что он мог не прийти совсем: мы были уверены, он вот-вот появится, но мы хотели дать ему время, чтобы он стал большим и могущественным.

Вдруг доктор поднял голову и сказал печально:

- И вот мы оба знаем, что он не пришел: я тоже не, забыл тот случай.

- Да, - подтвердила Клара, - он не пришел. - И немного помолчав:

- Но как это было чудесно!

- Что?

- Ну вот, ожидание, горящие лампы, тишина, торжественность.

В соседней комнате послышался шорох. Фрау Клара извинилась и на минуту вышла. Вернувшись, она сказала со светлой улыбкой:

- Мы можем потом пойти туда. Он проснулся и смеется. Но вы хотели что-то сказать.

- Я сейчас подумал, как вы пришли к себе, к этому спокойному самообладанию? Что могло помочь вам в этом? Ведь ваша жизнь складывалась не легко. Очевидно, вам помогло что-то, чего нет у меня?

- Что же это могло быть, Георг? - Клара села рядом с ним.

- Странно: когда я впервые снова вспомнил о вас, три недели назад, ночью в поезде, мне подумалось: вы были смирный ребенок. И теперь все это время, хотя вы совсем не такая, как я ожидал, несмотря на это, но, кажется, и тем яснее я вижу, что то, что вело вас через все испытания, это - это ваше смирение.

- Что вы называете смирением?

- Ну скажем, ваше отношение к Богу, вашу любовь к Нему, вашу веру.

Фрау Клара прикрыла глаза.

- Любовь к Богу? Позвольте мне подумать. Доктор напряженно смотрел на нее. Она медленно высказывала свои мысли, как они к ней приходили:

- Ребенком - любила ли я Бога? Вряд ли. Я даже не могла подумать - это показалось бы мне безрассудной заносчивостью - нет, это не то слово величайшим грехом - подумать: Он есть. Словно бы этим я Его принудила быть во мне, в этой слабой девочке с нескладными длинными руками, в нашем бедном доме, в котором все было ненастоящее, лживое - от бронзовых тарелок из папье-маше, висящих на стенах, до вина в бутылках с такими дорогими этикетками. А потом, позже, - фрау Клара подняла руки, как бы защищаясь, и ее глаза плотно зажмурились, словно боясь увидеть сквозь веки что-то страшное, - если бы Он тогда и жил во мне, мне все равно пришлось бы Его изгнать. Но я о Нем ничего не знала. Я забыла о Нем. Тогда я забыла обо всем. И только во Флоренции, когда я впервые в жизни начала видеть, слышать чувствовать, узнавать и одновременно учиться благодарности за все это, тогда я опять подумала о Нем. Везде были Его следы. Во всех картинах я видела частицу Его улыбки, колокола звенели Его живым голосом, а на статуях я узнавала отпечатки Его рук.

- И вы нашли Его?

Клара посмотрела на доктора большими счастливыми глазами:

- Я чувствовала, что Он был, однажды когда-то был. Нужно ли знать больше? Это было бы уже слишком.

Доктор встал и подошел к окну. За ним виднелся кусочек поля и старая городская церковь, над церковью вечереющее небо. Доктор Ласман спросил не оборачиваясь:

- А теперь?

Не получив ответа, он медленно отошел от окна.

- Теперь, - сказала медленно Клара, когда он встал прямо перед ней, и посмотрела ему в глаза, - теперь я иногда думаю: Он будет.

Доктор взял ее руку и подержал мгновенье. Он смотрел куда-то мимо нее.

- О чем вы, Георг?

- Я думаю, что сейчас все как в тот вечер: вы ждете чудесного гостя, Бога, и знаете, что Он придет. И случайно примешался я...

Фрау Клара встала легко и весело. Она выглядела совсем молодой.

- Только уж на этот раз мы дождемся.

Она сказала это так просто и радостно, что доктор улыбнулся.

И она повела его в другую комнату, к ее ребенку".

В этой истории нет ничего, о чем детям нельзя было бы знать. И все же дети ее не пережили. Я рассказал ее только темноте. А дети боятся темноты, убегают от нее, а если им приходится в ней оставаться, они зажмуривают глаза и зажимают уши. Но и для них настанет время, когда они полюбят темноту. Она расскажет им мою историю, и тогда они поймут ее лучше.