Женщина рухнула, и горцы одновременно сделали проклинающий жест. Пальцы сжаты в кулак. Большой и мизинец оттопырены. Мужчина с невозмутимым лицом принялся крушить ей своим дрыном кости, намеренно нанося удары по локтям, коленям, ребрам. Тело дергалось, но вряд ли она была жива. Феликс еще после первого удара увидел вытекающие наружу мозги. Это была казнь за нарушение традиций и правил. Тогда становилось понятно, почему его не тронули. И почему каждый считал правильным подняться, подойти и плюнуть на изувеченное тело.

Вообще достаточно странно, однако ни один из присутствующих не имел при себе оружия, включая и представителя псоголовых, якобы никогда не расстающихся с мечами. Ножи не в счет, хотя и таким, висящим на поясе, недолго зарезать. Это явная демонстрация мирных намерений.

— Но вы же могли предотвратить убийство! — гневно воскликнул Феликс. — Не дать ей совершить преступление!

— Каждый свободен в поступках, — невозмутимо заявил жрец. — Нет смысла останавливать, раз специально хочет совершить кровавое деяние. Не сейчас, так потом сделает. Сторожить бессмысленно, уговаривать глупо. Но за свободу воли положена расплата. И в этом мире, и в том. И потом, — совсем другим тоном намного тише сказал он, — не часто можно увидеть воскрешение Вечного бога. Ему ведь ничего не стоило попросить и всех вас, — он провел рукой по горлу. — Значит, шел сознательно и был готов к смерти.

— Ты про нашего лекаря? — поразился Феликс. На сарказм сказанное походило меньше всего.

— Я про Врача, — кивнул жрец. — Безусловно, тяжело заметить величие в том, с кем рядом сидел у костра, слушал байки и даже испражнялся в выгребной яме по соседству. Но им ведомо другое.

— Но не тебе?

— Бог должен быть всеведущим и всезнающим, повелевающим могучими силами, — жрец ответил на приветствие очередной группы прибывших горцев, благословляя их. Количество народа на еще недавно пустынном месте стремительно росло. Причем не ясно было, откуда они все узнали о случившемся. Такое ощущение, что где-то по соседству заранее собралась в ожидании события целая толпа. — А он просто Вечный.

— А ты вообще кто такой? — окончательно ошалев от подобных откровений и перестав понимать хоть что-нибудь, потребовал ответа легионер.

— Первосвященник храма возле Ямы, как ты видел, бывший великий жрец Хозяина Недр.

Кто это такой, Феликс без труда догадался и особо не обрадовался. Помимо помощи в поисках полезных руд и камней, сей деятель заведовал вулканами и землетрясениями. В прежние времена в случае катаклизмов или для их предсказания положено было приносить человеческие жертвы на алтаре с целью отогнать несчастье и умиротворить мрачного владыку.

Очень тянуло кивнуть на котловину с клубящимся туманом и легкомысленным тоном задать вопрос насчет Ямы. Не оттуда ли заявился разговорчивый.

— На Высшего вот не потянул, — в тоне определено присутствовала ирония, — но маг не из последних и третью сотню лет в этом мире.

И не понять, пожимать плечами или срочно удалиться от сумасшедшего. Нормальные люди столько не живут. И наикрутейшие маги возраста за сотню лет, насколько известно, не переваливали.

— Документ о возрасте показать? — спросил он, не иначе как читая мысли.

— Что? — хлопая глазами, переспросил Феликс.

— На самом деле есть, — доверительно сказал жрец. — Только фальшивое свидетельство. Первую липовую биографию мне по приказу Врача сделали его люди. Практически чистую, опирающуюся на факты, однако абсолютно не проверяемую. Он и сам большой специалист по этому делу. Когда живешь вечно, приходится время от времени перебираться на новое место, прежде чем возникнут недоуменные вопросы. Хотя ему, конечно, проще. Запросто можно выдать себя за собственного сына или родственника.

— Он умер!

— Естественно, — невозмутимо подтвердил собеседник. — Ты хоть что-то о Враче слышал?

— Он возрождался в другом теле, — подумав, выложил смутное воспоминание Феликс.

— Вот они и ждут чуда.

— В другом!

— Тебе тоже не стоит быть излишне нетерпеливым.

Лекарь

Я выплыл из багровой мути и некоторое время еще неподвижно лежал, пытаясь вспомнить и разобраться в окружающем мире. Ага. Кара мне перерезала горло. Давненько так глупо не попадался. И ведь ждал чего-то подобного, но почему-то исключил ее из раскладов. Вечная моя проблема, красивых женщин не боюсь. Слишком привык к определенным отношениям и люблю покровительствовать слабым созданиям. Уж сколько раз на этой почве страдал. Даже была мыслишка переспать с ней. После такого в монастырь уже не вернется, а в миру могла принести огромную пользу.

Ладно… что потом произошло? Уж точно не валяюсь на краю Ямы в ожидании похорон. Кто-то поставил палатку, на вид ничем не отличающуюся от армейской, и затащил мое бренное тело внутрь, не забыв подложить какие-то тряпки. Скорее всего, мою собственную одежду. Любопытно. Давно в подобном виде не возвращался. Уж готовиться заранее и не иметь рядом свидетелей смерти и воскрешения умею неплохо.

Подстилка мокрая насквозь и ощущения не из приятных. Сил встать нет. После Кризиса так всегда. Медленно, с непроизвольным жалобным старческим кряхтением, сел и обнаружил рядом с подушкой прекрасно изготовленное небольшое зеркало в красивой оправе из серебра. Кто-то завелся предусмотрительный. Не забыть поблагодарить.

Поднял и уставилсяна изображение. Покрутил, насколько возможно, скосил глаза. Ничего нового обнаружить я не надеялся, но всегда любопытно. А вдруг что-то изменилось. Вот точит меня одновременно надежда и страх увидеть нечто… Ерунда. Все по-прежнему.В зеркале отражался совершенно голый, страшно худой человек лет двадцати, европейского вида, с запавшими щеками и классическим греческим носом. Не сказать, что красавец из женских мечтаний, но откормить,приодеть, и далеко не второй сорт.

«Ну, здравствуй, — мысленно приветствовал себя. — С новым рождением. Какое там по счету? А, пес его знает. Не особо и волнует. Давно счет потерял».

Опа! А у входа заботливо приготовленная жратва. Хороший кусок жареного мяса с зеленью и кувшинчик. Живем!

Кушать надо с достоинством, издеваясь над самим собой, размышлял отрывочно, поспешно хватая куски и засовывая в рот со звериной жадностью еду, торопливо прихлебывая паршивое пиво из глиняного сосуда. Обычно я так себя не веду, но Кризис что-то подстегивает в теле. Не то обмен веществ ускоряется, не то и после пробуждения продолжается перестройка всего, что имеется.

Чем больше тянуть, тем сложнее сдерживаться. После третьего рождения, когда я еще не слишком соображал и заранее не подготовился, голод довел до того, что руками разорвал овцу и жрал прямо сырую. Хорошо еще пастух под это дело не подвернулся, я бы и ему голову отвинтил без раздумий. Какие там мысли о последствиях, когда от голода сознание мутится!

Отодвинул вылизаннуюдо зеркального блеска пустую тарелку и невольно рыгнул. Да, с манерами у меня всегда было хорошо. И в старые времена, и сейчас. Демонстрация, насколько доволен угощением, в лучшем виде. Жаль, никто не слышал. Первый приступ голода снял, продолжить можно и потом. Пришло время выходить на всеобщее обозрение. Я и сквозь ткань палатки чувствовал терпеливо ждущих людей.

Ощущения непередаваемые. Когда-то я попытался изложить их на бумаге, и с досадой махнул рукой. К сожалению, не поэт. Подходящих эпитетов не обнаружил в памяти. Все чувства после нового рождения обострены до жути и, кроме того, вижу при желании сквозь ткань. Я мог закрыть глаза, и все равно созерцал сейчас всю округу. Причем не просто различал людей и животных, даже эмоциональный фон, а при необходимости могпредсказать поведение. Как давно я этого не испытывал, отгородив себя от внешнего мира! Сколь многого я сам себя лишил!

Осмотрелся по сторонам и, подобрав первую попавшуюся подходящую более-менее чистую тряпку, обвязал ее вокруг бедер. Ну что, пора жить дальше. Отдернул загораживающее вход полотнище и шагнул вперед, совершаяявление народу. Наверняка дожидаются, и незачем тянуть дальше. Впереди меня совершенно непроизвольно, без всякого желания, катился вал освободившейся энергии. Он отражался от людей, возвращался ко мне и снова усиливался за их же счет, давил на них.