Аголины стояли в полной готовности и хранили тяжелое молчание. Первоначальное негодование и проклятия в адрес Годрасов достаточно быстро сменились тишиной. Почему, отказавшись ранее подчиняться приказам, они ждали защиты от фемов, без хорошей выпивки не разобраться. Сначала еретики молились, теперь застыли многочисленными шеренгами в тяжелом и грозном ожидании.

— Тебе-то чего опасаться? — без особого интереса отозвался Тор. — В одном Навсар уже оказался прав. Императора больше нет, и сражения не произошло.

«Как будто то, что начнется достаточно скоро, не называется боем, — подумал Феликс. — Очень вероятно, крови будет много. Они уже осознали, что выход отсутствует, и даже предложений сдаться от объединенной неизвестно каким образом армии вчерашних врагов не последовало. Значит, будут стоять до конца. А это худший из возможных вариантов».

— Выходит, и другое тебя не должно волновать. Смерть тебя ждет не здесь.

— И тебя тоже, — зло отрезал Куш.

— И меня, — легко согласился товарищ. — Так что и дергаться нет смысла.

— Вы это о чем? — спросил один из стоящих рядом.

— Да после выпуска пошли к гадальщику спросить о судьбе, — легко поделился Феликс, врезав локтем Кушу в бок, чтобы рот не открывал. Неизвестно, как там будет дальше с Навсаром, но вряд ли излишнее внимание окружающих тому в радость.

— Они вам скажут, — заржал солдат. — Кто ж плохое обещает, да за ваши деньги? — Не-а. Идти нам придется. Больше некому. Вы, молокососы, посмотрите на обстановку! Не конницу же пускать на готовых к обороне!

Лагерь мятежников с одной стороны перекрывался остатками Легиона, со второй упирался в ручей. Кто бы ни руководил аголинами, голова у него работала, и поставили ее правильно. И вода рядом, и коннице идти по мокрому не слишком удобно.Да и не посмеют бившиеся вчера и еле собравшиеся с силами фемы атаковать ощетинившиеся копьями возы. Разве орден пойдет или кирасиры, но любой приличный командующий трижды подумает, прежде чем гнать их вперед.

— Между прочим, — негромко напомнил Феликс, — он ничего не говорил на тему невозможности остаться без рук, ног иливажного для общения с женщинами кое-какого места.

Оба с подозрением уставились на него.

— Ты думай, что говоришь!

— И про отправку на север дату не называл, — добил Феликс окончательно.

— Умеешь порадовать, — с тоской сказал Куш.

— В этом и проблема с пророчествами. Даже когда все вроде ясно-понятно, вариантов много.

Стоявшая впереди легионеров редкая цепочка еще вчера вражеских егерей внезапно открыла огонь. В лагере повалилось несколько людей, многие шарахнулись в стороны, незамедлительно грянул ответный мощный залп. Толку от него оказалось немного, несмотря на многочисленность стволов у противника. Лишь впереди у ног застрельщиков по земле защелкали пули, да один из них схватился за плечо. Видать, и у аголинов нашлось подходящее длинноствольное ружье.

— Вот вчера так же, — под начавшийся последовательный обстрел, заставляющий осажденных лезть в укрытие под телеги, со злорадством в голосе произнес Куш, — мы шли под огнем, и ничего. А эти — крысы!

— Нет ничего героического в стоянии под обстрелом, — меланхолически поведал ветеран рядом. Одно дело приказ, его выполнять положено. Другое — глупость. Не подставляться, не разбегаясь при том, тоже большое умение. Кажется, с этими еще хлебнем. Вишь, как себя ведут.

— Еретики хуже всех, — поддержал второй. — Они за веру дерутся, не из долга или там золота жаждут. Эти вчера с бегущими фемами столкнулись, много побили, и хоть бы себе чего взяли, — он с отвращением плюнул. — Раненых и калечных резали, сдающихся, будто скот, забивали. А ведь выкуп могли взять. Нет! Им вера все застит. И нас не пожалеют. Потому и мы их брать не должны. Правильно командиры решили — всех вырезать. До последнего!

Где-то в районе нахождения Акбара, судя по стягу, поднялись облака белого дыма, а затем донесся грохот. Заговорили орудия, внося свой вклад в начавшийся бой. Из-за спин откликнулась тяжелая артиллерия, которую с немалым трудом дотащили до осажденных. Несколько бесконечно длинных мгновений длилась тишина, а затем со стороны телег ответили. В воздухе знакомо завизжало, и ядра шлепнулись возле егерей.

Моментально последовала команда, и выстроенные в шахматном порядке квадратики легионеров отступили назад, к батареям, освобождая проход для стрельбы и попутно простейшим маневром превращая попытки достать их артиллерийским огнем в пустую трату пороха и времени. Семь небольших арматок — пушечек еретиков, закрепленных на телегах, не могли обеспечить необходимую дальность стрельбы и развернуться, поскольку возки скрепили цепями, а жерла отдельных колес не имели и обеспечить разворот не могли.Вот пошли бы атакующие на штурм, непременно накрыли бы картечью с соответствующим результатом.

— Пали, пали, пали! — кричали голоса, и каждую минуту орудия новых союзников выпускали очередную порцию ядер, попадающих в возы.

Два десятка пушек с каждой стороны, половина тяжелые, привезенные неизвестно зачем еще визирем, крушили выстроенную из телег ограду, разбивая борта, ломая колеса, опрокидывая на людей и поражая их еще и разлетающимися щепками. Даже перелетев через телеги, они из-за немалой скученности наносили урон людям, попадали в животных и вносили сумятицу в происходящее.

Акбар решил не стесняться и не экономить на порохе. После получения в мешке головы Марвана серьезных боев до самого Карунаса не ожидалось. Единственную реальную угрозу требовалось устранить. И для этого совсем не обязательно требовалось идти на копья. Гораздо проще избивать на расстоянии, это практически безопасно.

— Генерал Годрас настоящий солдат, — с одобрением заявил все тот же легионер-ветеран, поддержанный одобрительными кивками соседей. — Жаль, не из наших.

Слышавшие это высказывание прекрасно сообразили, что он хотел донести до остальных. Подчиненных бережет и не устраивает красивые дуэли. Цель войны победа и минимум потерь. А лучше вообще обойтись без них. Легион не совершал подвиги. Он исполнял привычную работу и делал ее хорошо. Тем приятнее, что и высшее командование не пытается прославиться за их счет. Особенно, коли они только вчера всерьез дрались и не чувствуют себя друзьями. Самое милое дело — отправить «зеленых» на убой, отговорившись интересами победы. Но Акбар такого не сделал.

Четверть часа непрерывного обстрела. Еще столько же, час, второй. Перемалывание аголинов продолжалось без остановки. Прицелы менять не требовалось, пали, почти как на тренировке. Большой калибр достаточно быстро проделал бреши в ограде, и ядра уже беспрепятственно шли внутрь осажденного лагеря, снося все на пути. Над табором еретиков повис крик, затем затрубили рога. Наружу, по направлению к легионерам, двинулась огромная толпа. Обезумевшие люди желали дорваться до врага, взяв взамен своей чужую жизнь. Стоять на месте и умирать они уже не могли и шли на прорыв.

Снова защелкали выстрелы егерей, медленно отходящих к основным силам. Пришло время поработать обычной пехоте. Затем вместо ядер пушки накрыли атакующих аголинов картечью. Из задних рядов без перерыва передавали заряженные мушкеты, и легионеры присоединились к поливанию врагов свинцом. Первые ряды бегущих превратились в огромный завал из убитых и умирающих, но задние спасались от преследующего их ужаса, и огромная масса, выплеснувшаяся из раздавленного нарыва, была готовазахлестнуть ряды солдат.

Наверное, так бы и случилось, но сбоку и с тыла ударила, наконец, кавалерия. Брошенный защитниками лагерь аголинов орден и кирасиры проскочили, не задерживаясь, и врубились в тыл обезумевшей черни. Началось самое страшное из возможного в сражении — уничтожение кавалеристами распавшегося пехотного строя. Вместе противники способны отбиться. Не без потерь, но стой они твердо, и мало кто погонит коня на наконечники копий. Дай слабину, и ничто не спасет. Окруженных систематически истребляли с трех сторон, а они иной раз и повернуться не могли. Упавшего до смерти топтали свои же.