Реймерс Георгий

Старая карта

Как-то раз мне понадобилась одна давным-давно прочитанная книга. Разыскивая ее, я перерыл оба книжных шкафа, все полки этажерок и, наконец, добрался до кладовки. Там, в одном из ящиков, мне под руку попался видавший виды потрепанный планшет с полетной картой.

Я отбросил было его в сторону, но потом спохватился.

Подняв планшет, я сдул с него пыль. На пожелтевшем целлулоиде, поблескивая янтарем, разбегались мелкие трещинки, сквозь них чуть проглядывалась карта. Я вынул ее и расстелил на столе. На выгоревшей от жаркого казахстанского солнца бумаге чуть желтели пески; пересекая потертые сгибы, тянулись коричневые морщины хребтов; кое-где голубели глаза озер; через весь лист пролегла ярко-красная ломаная линия маршрута.

Отчетливо припомнились все подробности полета.

- О чем задумался? - вернул меня к действительности голос жены.

- Да так, вспоминаю один полет, - указал я на карту.

Жена улыбнулась.

- Будешь об этом писать?

Я утвердительно кивнул и, подойдя к тумбочке, выключил приемник.

За окном, в холодном свете уличного фонаря, медленно опускаются хлопья снега. Жена уютно устроилась на диване и, поглаживая пушистого кота, раскрыла томик Чехова. Васька, сощурив зеленые глаза, лениво замурлыкал свою нехитрую песенку. Я беру карандаш - и нет уже ни привычной комнаты, ни зимнего вечера, - начинается полет по маршруту, проложенному на старой истрепанной карте.

Глава 1

Маленький моноплан после небольшого пробега резко остановился, словно кто-то схватил его за хвост. Рулить пришлось почти на полных оборотах. Мотор сердито ревел, с трудом вытаскивая самолет из солончака. Колеса продавливали глубокие колеи в пухлой, серой, как зола, почве. Позади тянулся огромный шлейф едкой пыли. Но вот мотор фыркнул и замолчал. Мы прибыли к месту назначения небольшой станции, где расквартировалась противосаранчовая экспедиция.

Пока я заканчивал записи в бортовом журнале, худощавый смуглый авиатехник Витя, мой неизменный спутник и приятель, пришвартовал самолет к заржавленным кольцам стояночных штырей.

На аэродроме, поросшем редкими пучками жесткой травы, белели выпоты соли. Около маленького глинобитного домика, похожего на усовершенствованную собачью конуру, на столбе болтался выгоревший, потрепанный конус - ветроуказатель. Порывы горячего ветра, прилетавшие из-за извилистой ленты Каратала, изредка надували конус. Тогда он бодро приподнимался, шелестел бахромой разодранного, как штанина бродяги, конца, а потом опять бессильно падал. Вдали в знойном воздухе легко, точно гряды облаков, парили снежные вершины Джунгарского хребта.

- О поле, поле! Кто тебя усеял мертвыми костями! - воскликнул Витя, отбрасывая ногой бог весть откуда взявшийся здесь бараний череп.

Прищурив глаза, он наморщил свой длинный карикатурный нос и осмотрелся по сторонам. Кругом не было ни души.

- Что-то нас не торопятся встречать, - недовольно заметил мой приятель.

- Что ж, обождем, - тяжело вздыхая, отозвался я.

Время тянулось медленно. Начинала одолевать жажда. Мы решили освежиться и направились к реке. Каратал лениво катил мутные волны. Над водой с писком метались маленькие кулички. Не мешкая, я скинул комбинезон и прыгнул с высокого берега в воду, Витя бросился вслед за мной.

Вернувшись после купания на аэродром, мы увидели старика в стеганом халате и шапке, отороченной лисьим мехом.

Расставив кривые от многолетней верховой езды босые ноги, он оперся обеими руками на длинную палку и внимательно рассматривал самолет. Рядом, полузакрыв глаза, стоя дремал маленький лохматый ишачок.

- Аман аксакал! - поздоровался я, подойдя к нему.

- Ассалям алейкюм! - ответил он старинным приветствием.

Когда знакомство состоялось, мы узнали, что Тулеген Жаксембаев работает сторожем на аэродроме, что противосаранчовая экспедиция находится по ту сторону станции, а почему нас никто не встречает, Тулегену неизвестно. После этих неутешительных сведений стало ясно: хочешь или не хочешь, а придется пешком добираться до поселка. Жаксембаев вызвался быть нашим проводником. Перешагнув через ишака, старый казах поджал ноги и уселся ему на круп. Ишак крякнул, помахал хвостом и засеменил по пыльной тропинке.

- Ходжа Насреддин на склоне своих дней! - произнес Витя, указывая на седока, и мы уныло побрели в поселок.

Между накаленными солнцем домами было безветренно и душно. В тени лежали громадные, свирепого вида псы. Лениво отмахиваясь хвостами от осатаневших мух, они провожали нас сонным безразличным взглядом, Некоторые, для порядка, хрипло взбрехивали и, выполнив эту собачью обязанность, снова опускали кудлатые головы на вытянутые лапы. Жаксембаев вполголоса тянул однообразную мелодию. Теребя редкую седую бородку, он пел о том, что базар далеко, и маленький тонконогий ишак устанет; что два летчика уйдут, а ему, Тулегену, придется всю ночь сидеть у самолета, слушать, как ворчит под обрывом Каратал и плачут в степи шакалы. Эта импровизация могла продолжаться сколько угодно и зависела только от длины пути.

Вдоволь покрутившись по узким проулкам, мы вышли на площадь.

- Базар, - произнес Жаксембаев, опуская ноги на землю. Ишак тотчас же побрел к арыку.

После утомительного пути хотелось есть. Витя потянул носом и направился к деревянному домику с вывеской. Но там нас ожидала неприятность - на дверях чайханы висел громадный замок.

- "Столовая закрыта на обед", - разочарованно прочитал мой приятель.

- Пойдем купим что-нибудь на базаре, - предложил я.

В тени, под навесами, корейцы торговали всякой всячиной. Любопытный Витя подошел к сидящему на корточках продавцу.

- Что это такое? - спросил он, указывая на продолговатые белые палочки.

- Канафеда, холосая канафеда! - прищелкнув языком, ответил кореец. - Бери, кусай! - предложил он, сгоняя со своих конфет стаю мух.

У меня комок подступил к горлу, но Витя протянул корейцу мелочь и невозмутимо завернул в газету несколько "конфет".

- Ты их будешь есть? - поинтересовался я.

- Обязательно. Это же восточные сладости! Мы их вымоем и съедим.

Я отплюнулся и пошел искать что-нибудь более съедобное. Древний, похожий на ожившую мумию, старик продавал вяленую рыбу. Купив несколько штук, я стал разыскивать куда-то некстати запропастившегося Витю.

В это время из боковой улицы на площадь выскочил "пикап" и, поднимая клубы желтой пыли, подкатил к навесу. Из кабины вышел худощавый блондин в комбинезоне, выгоревшей кепи и брезентовых сапогах.

- Простите, не вы ли это прилетели? - обратился он ко мне и, получив утвердительный ответ, представился: - Шеффер Николай Владимирович. Начальник противосаранчовой экспедиции.

Я назвал себя.

- Приношу тысячу извинений, что не встретил на аэродроме. Нам сообщили самолет прилетит завтра. Садитесь, поедем!

- Со мной еще техник. Он где-то здесь покупает съестное, - ответил я.

- О еде не беспокойтесь. Сейчас разыщем вашего товарища и поедем обедать.

Общими усилиями Витя был найден около повозки с бочкой. Морщась, он пил уксуснокислый кумыс.

Приехав на место, мы с удовольствием смыли с себя пыль и после плотного обеда пошли в контору.

Шеффер ожидал нас в своем кабинете за простым столом, на котором стояли чернильница-непроливашка и полевой телефон.

- Давайте наметим маршрут завтрашнего полета, - предложил он и, подойдя к висящей на стене карте, указал на участки, заштрихованные красным карандашом. - Здесь основные гнездовья саранчи. Туда с вами полетит на обследование наш старший энтомолог Гонтарь.

Когда маршрут был окончательно уточнен, Николай Владимирович посмотрел на ручные часы.

- Теперь отдыхайте. Завтра вас разбудим с рассветом, - пообещал он.

Солнце опускалось в сухую пыльную мглу. Зной спадал. Мы вышли со двора и присели у ворот на скамейку. Быстро работая крыльями, в сторону Каратала пронеслись стайкой чирки. Откуда-то потянуло душным запахом кизячного дыма. На окраине поселка истошно завопил ишак, где-то отозвался другой, к ним присоединились все их приятели... Терзающий уши концерт загремел в полную силу. Витя с улыбкой слушал дикие звуки.