– Не хило, – искренне восхитился я.

Особенно мне понравилась «качалка» с подвесной боксерской грушей.

– Я живу в таком же блоке, с другой стороны аллеи, – похвастался Грэй и грустно добавил: – Только спортсмен из меня уже никакой. А вы молодчик! Столько пролежали в неподвижности, а мышцы даже не одрябли. Но для обретения формы потребуется месяца два-три усиленных тренировок. Вам нужен фитнес-тренер?

– Мне бы лучше тренершу, знаете, такую сисястую, большую, – шутка, пожалуй, получилась пошловатой, и я быстро сменил тему. – Я сам себе тренер, я обычно быстро восстанавливаюсь.

– Древняя скифская кровь воина, – то ли позавидовал, то ли потроллил новоиспеченный сосед.

– Когда переехал не помню, наверное, был я бухой, – продекламировал я внезапно пришедшие на ум слова из популярной некогда песенки одного скандального питерского музыканта и нанес несколько пробных ударов по боксерской груше.

– Да, кстати, – оживился экскурсовод, – ваш переезд неплохо бы отметить.

– Можно было, конечно, – неуверенно пробормотал я, глотая слюну, – но я ведь не пью.

– Как не пьете? Сами же хвастались, что мастер по этому делу, – Грэй совершил характерный щелчок по горлу.

Видно, горло у него сильно пересохло.

– Это раньше было. А теперь не пью… Кажется.

– Да мне тоже нельзя, но по такому случаю, думаю, можно.

– Разве только немного белого бакарди, – согласился я в надежде, что этого редкого сорта рома в моем новом доме не окажется.

Мы отправились на кухню, Иваныч открыл холодильник… Все мои надежды рухнули… И душа понеслась в рай.

– Ты счастливчик, ты увидишь новый мир, – после литра отборного крепкого рома Иваныч заметно охмелел и, отбросив условности, перешел на "ты".

– Я уже видел "Новый мир", и… этого, как его, – память стала с непривычки (давно не пил) подводить, я стал заикаться и с трудом подбирать нужные слова: – Ну это, в "Новом мире"… один день… Ивана Денисыча… Вот.

– Ты че лепишь! – выпучил на меня свои лупоглазые глаза мой тоже не совсем трезвый собутыльник. – Какой еще Денисыч? И кто его пустит в новый мир! Даже на один день не пустят. Фак-ыт! – Иваныч даже икнул от возмущения.

– Не Денисыча, а Солжени… Солженисыча, – выплел я, наконец, переставшим мне подчиняться языком эту труднопроизносимую фамилию, правда, не ручаюсь, что получилось точно.

– Какого еще Сыча? Никаких Сычов… э-э, Сычев… э-э, Сычей… Короче, никаких Сыкунов! – Иваныч тоже запутался и пригрозил кому-то пальчиком, хищно раздувая ноздри.

– Один день Денисыча Александра Солженисыча, – поправил я собственную ошибку, но, кажется, опять не удачно, зато угадал с рифмой.

– Какой там день, даже ни на минуту… А ну-ка постой! Ты про этого… Солженицына, что ли? А-а, понял, не так туп, как выгляжу. Понял, понял! Журнал "Новый мир", рассказ "Один день Ивана Денисовича". Так?

– Так! – радостно закивал я головой в знак стопудового согласия.

– Нобелевский лауреат… Он ведь умер уже давно. Но если б был и жив, то все равно его не взяли бы.

– Куда? – я совершенно потерял нить разговора.

– Куда, куда! Я тебе битый час толкую – в новый мир! Не в журнал "Новый мир", а в другой, реально новый мир. Понял?

– Нет.

– Давай тогда выпьем.

– Давай.

Иваныч раскупорил еще одну бутылку рома, разлил по зеленым фужерам. Закусили ананасом.

– Вот смотри, – дожевывая гнилыми черными зубами сладкий плод, продолжил свои объяснения мой неугомонный просветитель. – Ты литературой увлекаешься, я приведу тебе пример из поэзии. Про ананас. Знаешь такой стих Блока: "Ешь ананасы, рябчиков жуй, день наш последний приходит, буржуй"?

– Маяк…, – меня тоже потянуло на икоту.

– Что, маяк?

– Не Блок, а Маяк… Маяковский.

– Это не важно.

– Но ты, Иваныч, еще одну ошибку допустил, – я даже не заметил, как мы перешли на "ты".

– Какую?

– Ты сказал "день НАШ последний приходит, буржуй".

– Правильно.

– Нет, неправильно. В оригинале: "день ТВОЙ последний приходит, буржуй".

– И что?

– Вместо «ТВОЙ» ты сказал "НАШ".

– И что это меняет?

Я начал соображать, но, как обычно, ничего не получилось. Напрягать мозги у меня никогда не получается.

– Не знаю. Слаб умом, – был вынужден признаться я.

– Смотри… – взялся было разъяснять Иваныч.

Но я его остановил:

– Не гони, Иваныч, «ямщик, не гони лошадей». Давай еще по одной, а то мозги напрячь не получается.

– Может, пока тормознемся? А то зачастили.

– Не капай мне на мо́зги, не говори навзрыд, не капай мне на мо́зги, душа еще болит, – дурашливо и фальшиво пропел я.

– Понял, – легко согласился Палыч, – без сто грамм здесь и правда ничего не разберешь.

Выпили, закусили. Ананасом. Рябчиков не было, наверное, их слопали буржуи.

– Вот смотри, – пошел на второй заход Палыч. – Блок написал…

– Маяковский.

– Какая хрен разница! Блок! Маяковский! – стал выходить из себя Палыч. – Ты можешь помолчать?

– Могу.

– Вот молчи и слушай. "День ТВОЙ последний приходит, буржуй" – это пролетарская версия. Дескать, ты, буржуй, пока кушай своих рябчиков, ананасиков жуй, но скоро мы отправим тебя в могилу. Так?

– Так.

– А вот другой вариант, секретный: "День НАШ последний приходит, буржуй". То есть, пролетарии вроде как сами признают, что скоро наступит их последний день. Буржуи, как жевали рябчиков и ананасов, так и будут продолжать их жевать, а вот пролетариям скоро наступит хана. Понятно?

– Как это?

– А вот так. Это и есть новый мир. В нем не будет ни больных, ни убогих, ни униженных, ни оскорбленных.

– Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе.

– Пушкин?

– Некрасов.

– Как точно сказано! – с плаксиво-трагической ноткой в голосе пролепетал знаток поэзии золотого века и шумно засопел.

По толстым, изрезанным глубокими морщинами щекам старика потекли крупные слезы. Я налил снова. Иваныч выпил, не закусывая. И размазывая слезы кулаком по лицу, грустно признался:

– Я скоро умру. Я тяжело болен, у меня рак.

Иваныч наполнил свой фужер до краев, и опять быстро его осушил.

– А вот ты, мой друг, доживешь до той прекрасной поры. Сто процентов! Некрасов писал не про тебя, а лишь про меня.

Я думал, что Иваныч сейчас тут же заснет за столом, уронив голову на свои тяжелые кулаки. Действительно, он прикемарил, но совсем на чуть-чуть, минутки на две. Очнувшись, сразу взял себя в руки и произнес длиннющий монолог.

Не все умные мысли из его мудреной речи я понял и запомнил, – тоже ведь принял на грудь будь здоров (если б бакарди гнали не из опилок, то чтоб нам было из двух, трех, четырех бутылок). Однако то, что застряло в памяти, я попытаюсь вынести наружу и донести до тебя, мой верный читатель.

Как ни печально, эскулапы отпустили Грэй Иванычу всего два-три месяца жизни. Рак – это серьезно. И ему срочно нужно было найти человека на свое место. Иваныч, если верить его словам, был едва ли не правой рукой самого мистера Гарри, поскольку занимался организацией астральной безопасности психосферы своего хозяина. Оказывается, есть и такая. Я плохо представляю, что это такое, но Иваныч какими-то оккультными путями, подключив электроволновые приборы поиска, вышел на меня. Видите ли, мой мозг, как выяснилось, способен улавливать какие-то низкочастотные колебания, а это означает, что я способен чувствовать, видеть и слышать то, что обычный человек не чувствует, не видит и не слышит. Хотя я ничего такого за собой не замечал, и вообще вся эта эзотерика – для меня темный лес и китайская грамота. Но мистер Гарри, опять же по словам Иваныча, и шагу не ступал без советов своей домашней Ванги, экстрасенса, астролога, звездочета – назовите это как хотите.

О своем боссе Иваныч говорит только с раболепным придыханием, он для него почти что Бог. Во всяком случае, мистер Гарри, – один из самых влиятельнейших людей планеты, он имеет титул Рыцаря Командора Ордена Британской Империи. Правда, над ним еще кто-то стоит, но это уже точно не люди, а Боги. Так сказал мне Иваныч.