Пусть тогда он ассоциировал эти слова с собственным потрясенем картиной Иванова «Явление Христа Народу», но с мира по нитке. Зачатки свободомыслия были, а ведь он определял условно-либералистическое крыло вольных художников и людей хоть сколько-то интеллектуального склада, состоял в переписке с наиболее выдающимися творческими современниками. Тем сейчас и ценно мнение той эпохи, что нет сущностной разницы между тем, откуда ковать переходящие извечные ценности, но речь не про догму нравственно-этического скрежета безвременного фундаментализма слепого невежества. Пусть религиозность была спутником многих мыслителей всех мастей, и мне она не чужда. Более того, поясню, что все мои слова еще должны быть надлежаще поняты и истолкованы. Когда и если я выражаюсь скептически по разным поводам, то оно не клеймит сами явления, но лишь их пещерные кривотолки.

Религиозность всегда служила человеку клюкой, была первой опорой духовности, институтом развития хотя бы первоначальной осознанности. Она есть творение чистокровного прилежного Мастера, что сумел зашить в свое творение сложнейшую архитектуру и глубинность прочтений с тем, что бы по мере развития, по мере расширения осознанности прихожанину могли быть доступны новые откровения, и таинства уже знакомых строк. Не стану призывать к приоритету богословского образования, но внутри христианской науки людей отважных своими исканиями достаточно, также как в светских заведениях. Не хочу верить, тем более не хочу доверять, но уже давно позволил себе именно видение мироустройства, более того, день ото дня крепну в его формировании и храню силу нести это вперед.

«Вера» и тем более «доверие», т.е. то, что было «до» «веры» безучастны человеку в чистом виде. В них мы слагаем ответственность с себя на объект подражательства и преклонения. Идолопоклонничество продуцирует инквизицию всяких отклонений, назначая их зловредными. Не творите этого, но ищите своё видение во всем. Стержневой оккультизм столь же ценен, ведь он тоже является проявлением Великого Делания, что несут истинные служители любой конфессии из тех, кто может позволить себе мудрость крови и причинное видение далеко за пределами догмата строк своих писаний. Между всеми мистериями, от любого носителя знаний я готов взять эстафету, и отказаться от предубеждений по любому критерию, но умножу их тотемы своим талантом и даром открытости суждений.

Пусть мой Свет станет их мультипликатором, кратно возвышая достижения, усилия, и преданность каждого, посвятившего себя служению человечеству. Мы все едины, и сплетемся фрактальной цепью спирали ДНК, обогащая божественной синергией самый отдаленный уголок Вселенной. Каждый абзац, и даже каждое слово теперь пробивается наружу со скрипом, но тому быть, несомненно. Столько хочется сказать, но как нечто внутри сопротивляется излиянию. Знаю, и вы уже можете знать, что внутри каждого есть это самое нечто, что имеет единственной целью сопротивление любому стремлению. Будет это стремление созидательное – воспротивится Враг, будь деструктивное – Заступник, хотя все это есть упрощение сложнейших энергетических процессов, где нет никаких различий между началами.

После окончания второй книги, или даже еще в процессе завершения, я уже знал, что будет дальше. В ходе переписки со своим Проводником я неожиданно для себя обронил, что мне следует поскорее уже завершить техническую часть «Сентенций Любви», и приступать к действительно значимой работе «Трактат о Деньгах». Я не стремился обесценить усилий и достижений прежней работы, скорее это походит на планомерное постижение собственной ценности. Кому-то другому могло показаться странным, что идея о Трактате из меня «вывалилась», ведь это было все же написано, а не произнесено. Читатель, знакомый с моим творчеством может уже знать, что мои символы идут вообще непонятно откуда, и так, что я сам не вполне знаю содержание. Предыдущие книги я не читал, и, похоже, с этой будет тоже самое. Нет, ну читал, разумеется, но речь веду о том, что своё творчество всегда воспринимается иначе. Тут я могу лишь позавидовать вам, ведь не могу в такой мере восхититься своим же великолепием. Первое время по завершению книги я даже подходить к ней не могу, однако во мне теплится зреющее чувство предвкушения того наслаждения, которое мне будет доступно при прочтении спустя некоторое время. Не могу знать, что это за время, но оно явно наступит.

В моем исполнении книга пишется вовсе не так, как затем начинает выглядеть, а ее первоначальное состояние невообразимо иное. Отрывки, обрывки, очерки каким-то магическим образом срастаются в один цельный организм, который постоянно терпит перестановки, дописки, удаления, корректировки. Чистое волшебство энергетических трансформаций происходит на моих же глазах! Только ни в одном из таких случаев я не мог пояснить, почему делаю так или иначе, откуда все это берется, и что будет идти дальше. Даже в ходе финальной вычитки, когда после всяческих манипуляций я получаю итоговый текст, то в ходе прочтения не воспринимаю его целостно. В большинстве случаев я обращаю внимание на слова, их сочетание, семантическую корректность отражения моих идей в этих плоскостных символизмах букв русского языка. Множество интерпретаций рождается уже в процессе составления из кусков стройного текста, но саму целостность я не могу видеть. Для меня это остается загадкой. Даже теперь я имею очень отдаленное представление о том, что там (да и здесь) написано. Я никогда не копирую свой текст для употребления в будущей работе, если обнаруживаю, что в прежних черновиках осталось полно неиспользованных набросков. Каждое новое вспоминание идей дарит мне сказочные открытия нового прочтения, и всегда заводит в совершенно неожиданные измерения.

Поистине потрясающе наблюдать за творением художника, что пишет произведение, извлекая фрагменты изнутри своего видение мира, и там есть поэзия. Сейчас мне сложно об этом говорить, но их специфика состоит в содержательной ограниченности замысла. Здесь все струится каждый раз фонтаном нежданных откровений, что по итогу нередко обнажает мне мои же слабости. Существо моих работ связано именно с тем, что через это я расту лично сам, и в этом основная ориентация, но и несение смыслов играет значительную роль в моем сакральном лицедействе. Шаг за шагом, я нахожу всё более проникновенным своё влияние на людей вокруг. Это проявляет себя в наших очных касаниях, и я так же мастер слова, но это иная лирика. Письмо самобытно, у него есть возможность огранки через палитру энергии автора, который творит из своих различных состояний в разное время внутри одной книги.

После завершения «Сентенций Любви» во мне началась уже знакомая фаза «поглощения», т.е. когда мое Тело вновь перешло к внешней подпитке, и введению внутрь себя дополнительных кубиков. В числе таких материалов появляются иные направления мысли, и в настоящее время мне видится вектор движения интересов в области научно-популярной квантовой теории и беллетристики. Такое сочетание может выглядеть странным лишь для поверхностного взгляда неискушенного искателя, ведь внутри этих форм несения смыслов кроется все тот же принцип Двух Точек. Я могу развертывать свое видение через принцип корпускулярно-волнового дуализма, а могу – через манеру сатирического бенберирования Оскара Уайлдера. Мне, в сущности, нет дела до конкретной формы, однако приращение моего повествовательного инструментария неизменно влечет его качественное преобразование.

Вытекающий из упомянутого дуализма принцип неопределенности Гейзенберга с нового угла зрения демонстрирует мне же самому, что одновременное изучение некоммутируемых свойств одного объекта невозможно в одном моменте, но совершенно неотъемлемо в целом. Пусть имеет место обратная зависимость в точности измерений, к примеру, скорости объекта и его места положения, но вовсе нельзя уйти от этой дуальности, ведь оно есть одно и тоже. Объект не может быть лишен скорости и пространственной геопозиции, даже если точность определения одной будет страдать в угоду точности описания другой. Не нужны никакие расширенные понимания квантовой механики, или физики, или иных наук. Достаточно уже того, что я вижу суть вещей, когда я знакомлю себя с формульным описанием дифракции и интерференции механических или световых волн. Мне нет дела до погружения в сами показатели, динамические величины, расчеты и прочие нюансы, на которые можно угробить всю жизнь, но так ничего и не понять. Я просто вижу сквозь строки то, зачем моё Тело привело меня к этому источнику новых кубиков. Смотреть стоит внутрь, но для этого придется ощущать кожей суть вещей. Это нельзя описать словами. Это не дело Ума, но он неизменно выполняет свою роль в моем познании.