- Алексей! - позвал его сердитый голос мамы. Когда она его так называла, ничего хорошего ожидать обычно не следовало.
- Мам, я здесь. Тебе чего? - отозвался Лёха, пытаясь придать голосу как можно более невинные нотки.
- Иди сюда, иди, - в голосе матери было что-то ледяное, но Лёха пока не мог понять, что же всё-таки не так. Не могла же стычка с соседкой настолько вывести её из себя. С этой мыслью Замятин младший выглянул в коридор, а оттуда последовал и на кухню, где за столом на старой белой табуретке, в которую Лёха ещё в пятилетнем возрасте вгонял гвозди, учась пользоваться молотком, сидела мать. Перед ней лежал отцов альбом, извлечённый, по-видимому ей всё из той же сумки с рябинами, опрометчиво оставленной Лёхой в прихожей во время непонятной перепалки с тётей Гулей.
- Ты знаешь, что это такое? - вопрос был прост, но какого ответа она ожидала, Лёхе оставалось только догадываться.
- Марки.
- Чьи марки?
- Ну, папкины... Наши то есть.
Мать как-то странно посмотрела на Лёху, смахнула слезу, потом, голосом ещё более ледяным (Лёха раньше даже не предполагал, что он может быть у неё таким) произнесла.
- До завтра чтобы они были все. Понятно?
- Но..., - Лёха хотел было объяснить, что мена уже произошла, что теперь над ним будет полкласса смеяться, если он начнёт отыгрывать назад, что так даже девчонки не поступают. Мать была неумолима. Она лишь повела рукой, показывая, что разговор на этом закончен и строго посмотрела на него сверху вниз:
- Никаких "Но". Как хочешь, марки чтобы были. И - не имей привычки распоряжаться чужими вещами. Я помогу тебе одеться.
Одеться, впрочем, Лёха мог и сам, не в младшую группу детсада ходил. Вот так иногда бывает, только что всё было более-менее хорошо и вдруг - раз, и ты идёшь обратно, словно побитая дворняжка, не зная, как теперь смотреть в глаза товарищу, которого хотел, ох как страшно хотел считать своим другом.
- Кто там? - Славкин голос был бодр и свеж. Он даже не подозревал, с какими вестями к нему на этот раз пришёл Лёха.
- Я...
- Ты чего забыл? - Винокуров открыл дверь, пропуская товарища в коридор, освещённый тусклой лампочкой.
- Я за марками. Назад. Мать ругается, - Лёха переминался с ноги на ногу, не зная, то ли раздеваться ему, то ли ждать одетому.
- Назад не честно. Обмен не перемен, - Славка гордо вскинул голову, словно бойцовский петух, на которого только что совершили нападение.
- Мать ругается, - мрачным эхом отозвался Лёха.
- Ну и что? Ты объясни ей! Иди и объясни! - Славка даже вытолкал Лёху за дверь. Тот, впрочем, и не сопротивлялся особо. Просто вышел и остановился. Назад, домой идти было нельзя. Лёха снова позвонил Винокуровым. Потом постучал. Потом поскрёбся. Потом принялся барабанить по двери в квартиру ногой, обутой в валенок. Иногда Лёха прекращал свои тщетные попытки добраться до злополучных марок и просто тихо сидел под дверью, надеясь, что ему откроют минут через пять, а потом принимался ломиться заново. Он не кричал, не плакал. Он просто методично дубасил валенком в дверь и повторял себе под нос, словно заклинание "Мать ругается".
- Ну, и что же это тут за тарарам такой?
Лёха поднял глаза. Перед ним стояла раскрасневшаяся с мороза мать Славика. Она улыбнулась, достала из кармана зелёного пальто с каракулевым воротником потёртый кошелёк с фотографией незнакомого Лёхе мужчины, оттуда ключи и ими открыла перед Лёхой дверь:
- Проходи, ты ведь к Славику, да? Он, наверное, сейчас подойдёт.
Но Славик был дома. Он стоял на пороге в комнату, бледный, с как-то неловко прилепленной улыбкой на лице.
- Так ты чего не открываешь? К тебе вот человек пришёл.
Славикова мать подтолкнула Лёху вперёд. Тот шагнул. Шагнул, как в бездну, словно Зоя Космодемьянская на эшафот.
- Привет...
- Привет...
Славикова мать начала раздеваться, а между ребятами повисло молчание. Каждый имел свою правду и не хотел даже слушать противоположную сторону.
- Ты всё же отдай марки, а? - понуро промолвил в очередной раз Лёха и вытер рукой пот с уже сырого от долгого торчания перед дверью лба.
- Назад не перемениваются, - Так же твёрдо и заученно и так же глухо, словно в пустоту проговорил Славик.
Снова повисло молчание.
- Ну, что там у вас, может, я помогу? - уже переодевшаяся в домашний халат мать Славика вышла к ребятам, - А то так до завтра и простоите, два барашка упрямых.
Она потрепала сына левой рукой по непослушному вихру на затылке и задорно из под очков подмигнула Лёхе, словно между ними давным-давно установлены самые приятельские отношения.
- Ма, мы марками поменялись, а он назад хочет. Так нельзя, - начал Славик.
- Мама... ругается. Они не мои. Марки в смысле. Отца... - подал голос в свою защиту Лёха.
- Понятненько. Пойдём ка в комнату, - поманила женщина Славика за собой, - Что скажу.
У Лёхи внутри всё оборвалось. А ну, как она встанет на сторону Славика. Тогда - что ему делать? Как быть? Домой приходить без марок было крайне чревато. Продолжать клянчить дальше тут? А смысл? Да и вообще, что может измениться? Славик, заручившись такой поддержкой, теперь уж точно не отдаст ему ни марок, ни чего-либо ещё. А уж на редколлегию не позовёт - это уж как пить дать.
