Он бросил взгляд украдкой на нее,

Как будто знал он – он предвидел,

Что больше не увидит ее вновь.

Исчезла в тени навсегда,

Как будто бы и вовсе живой не была.

На мертвое тело украдкой смотрел

Он ужас познав, больше свет не увидит.

Лишь месть теперь важна,

Найти и покарать убийцу,

И он для этого на все пойдет,

И неотменено он разыщет,

Того, кто солнце жизни отнял у него.

Алия Скарлетт

Ему было очень больно. Если бы я только я пошел за ней. Если бы я проверил тогда все тщательно. Если бы я только остался с ней и не оставил бы ее один на один со смертью. Если бы я только тогда послушал свой внутренний голос и обернулся на странный шорох. Она была бы жива. Она бы не умерла. Слишком много если бы. То, что произошло нельзя изменить. Время не повернуть вспять, а тот день нельзя прожить заново.

Я долго ждал, чтобы узнать какое последнее слово она сказала, о чем были ее последние мысли и, что она написала в месте, где ее держали двадцать восемь дней. И что же она чувствовала в последние мгновения ее жизни? До того, а может и вовремя прикосновений ангела смерти. Я ждал, но догадывался, что это было. «Не вини себя» – это то, что девушка солнце написала на бумаге и оставила на месте, обнаруженным полицией позже. Почему то, я подумал сразу, что это было адресовано мне. Я знал, что это девчонка даже в последние минуты своей жизни думает о ком-то другом. Альтруизм был у нее в крови, если точнее выразиться. Девушка со сверкающей улыбкой, солнышко – как ее все называли. Перед тем, как ее похитили, последним человеком, который ее видел – был я. Убийца все еще не найден…

Я был влюблен в девушку солнце. В тот день я увидел ее со своим лучшим другом в классе. И мне казалось, между этими двоими царит особая атмосфера. Она спросила у него что-то очень тихо, и он также шепотом ответил ей. От его ответа девушка солнце засверкала, и оба дружно рассмеялись. Прямо идиллия. Мне оставалось лишь догадываться, о чем был их диалог. Мое сердце сжалось, и в голове пронеслось: «Ты так лучезарно всем улыбаешься». Логично солнце ведь согревает всех своим светом. «Солнце нельзя украсть», – так драматично думал я за минуты до ее похищения. После, оставшись со мной наедине, она спросила: «Могу я тебе кое-что рассказать?» – ее взгляд и тон выражали серьезность разговора. Я ответил не сразу. Я, как обычный ревнивый юнец вспоминал, а точнее та сцена ее с моим лучшим другом все еще стояла перед глазами. Я не хочу вспоминать имя девушки солнце, слишком много воспоминаний всплывает, слишком много чувств обрушивается за раз на меня. Я кивнул, после того, как она меня спросила.

– Мне кажется, что за мной кто-то следит, – она сделала паузу и посмотрела на меня, как смертник, ожидающий приговора. – Я, – продолжила она, – заметила, что кто-то преследует меня, уже очень долгое время, – она закусила губу и посмотрела в пол.

– Ты слишком высокого о себе мнения, – равнодушно ответил я. – Вот же блин, если девушка хороша собой, то ей сразу хочется думать, что за ней кто-то следит.

– Нет же, – начала девушка с ослепительными черными волосами. Ее глаза, будто отражение души, попеременно выдавали ее чувства: удивление, огорчение, разочарование, обиду и отрешенность. – Прости, что я побеспокоила тебя, наверное, ты прав, – вздохнув и выдохнув, девушка свет натянуто улыбнулась. – Ну ладно, тебе наверное уже пора, мне еще осталось отнести журнал классному руководителю. Увидимся.

Как же небрежно было произнесено слово – увидимся! Ни она, ни я, тогда не подозревали, что увидимся, это пустые слова, как обещание, которое никогда никто не выполнит.

– Да, пожалуй, мне пора, – сколько раз я буду вспоминать этот момент, прокручивая его в голове снова и снова. Обдумывая и представляя разные сценарии и того, что трагедия могла и не состояться.

Уже, уходя, я услышал чьи-то шаги сзади и подумал, что это странно, в этом крыле ни кого уже не должно быть. Должно быть уборщица. Странная дрожь пробежала по моему телу и внутренний голос подсказывал: «Вернись, проверь все». Но я, проигнорировав его, пошел дальше. Ничего не предвещало беды этим теплым весенним днем. Затем уже на лестнице я услышал тихий возглас и глухой стук чего-то, будто бы удар. Наверное, уронила журнал. Что ж с ней такое не часто случается, мисс идеальность, которая хороша во всем и любезна со всеми уронила что-то, это было как-то саркастично.

Ночью раздался звонок мобильного телефона. Он был на вибрации. Я проигнорировал его, кто же звонит в три часа ночи? Вибрация продолжилась, и я был зол на человека нагло звонящего и ответил: «Чего тебе на хрен надо в три часа ночи гаден…?» – договорить я не успел, так как я услышал только ее имя, и слово пропала… Она пропала. Ее никто не видел после собрания в школе. Классный журнал нашли в том классе, где я ее последний раз видел. Она его так никогда и не смогла отдать классному руководителю…

Ее брат был очень обеспокоен и явно был на грани нервного срыва. После этого, я почувствовал холод, сковавший тело и душу цепкими пальцами, а может и лапами. Я вспомнил то, как уходил. Тихий возглас и глухой сток. Я снова перелистывал эти страницы памяти в моих воспоминаниях. Ее брат повторил вопрос. Я рассказал ему о нашей с ней последней встрече.

Позже вмешалась полиция и проверила камеры наблюдения, из школы она так и не вышла. Я оказался последним человеком, который видел ее. Она просто исчезла. После этого мне каждый день снились кошмары с ее лицом, говорящим: «Мне кажется, за мной кто-то следит», и мой ответ. Мой уход. Тихий возглас. Глухой стук. Темнота и ее голос: «Помоги, помоги мне!». Полиция искала одну неделю, две, три, а на четвертую, кто-то из горожан наткнулся на тело около реки. Тогда я и ее брат были вместе, и мы вдвоем поехали на опознание уже ее остывшего трупа. Вся белая, как мрамор с мокрыми волосами, с застывшим каменным выражением лица, она лежала как какой-то манекен, а не человек – эта была всего лишь ее оболочка. Глаза, что больше никогда не откроются, губы, что никогда не улыбнутся, слова, которые ею не будут сказаны. Я никогда больше не увижу ее красивых ямочек, когда она улыбается, и не увижу ее бездонных глаз…

В тот момент, когда я ее увидел, я поклялся найти того, кто с ней это сделал! На ее шее были видны синяки от веревки. Она была задушена или повешена на веревке. Я не должен был идти в морг, не должен был этого видеть. Но ее брат, увидев ее, отказался признать тот факт, что это его сестра. Он будто впал в безумие, повис на мне, обхватив за плечи, и тряс меня из стороны в сторону. И говорил: «Скажи им, что это не она! Не она». Персонал морга и полиция не выглядели удивленными, сколько же им раз приходилось видеть такое. Полиция спросила, кем я приходился девушке солнцу. Друг? Одноклассник? Поклонник? Тайно влюбленный парень? Наши отношения остались достаточно неопределенными. Я любил ее с детства, но не успел признаться. Ее брат сказал, что я друг семьи и одноклассник. Вот, как наши отношения определялись со стороны. Я зашел, и в глазах застыл немой ужас. Я вышел и кивнул полицейскому. Долго я не мог на нее смотреть, она была вся холодная, от нее так и веяло смертью, это была уже не моя девушка солнце. Что странно так это то, что ее волосы были отстрижены до плеч. Ее прекрасные длинные волосы исчезли. От них осталась лишь тень, как и от нее самой.

Затем я мало, что помню… Помню, что пожалел, что вообще что-то поел. Потому что рвало меня очень долго. В тот день я поклялся найти ее убийцу – того, кто украл солнце моей жизни.

Я помню дивный летний день, тогда когда у нас гостили девушка солнце и ее семья. Сколько себя помню, наши родители всегда дружили. С ее братом мы всегда были очень дружны и часто играли все вместе. Я, моя сестренка, девушка солнце и ее брат. До того возраста когда я начал замечать изменения в ней, в женственную сторону, мы были не разлей вода. Я ее брат и девушка солнце. Моя сестренка с детства была самой, что ни на есть девочкой принцессой. Маленькая, капризная, она часто просила меня играть с ней в куклы. Но я чаще уматывал играть с Асаном, так зовут брата девушки солнце и с ней самой. Похоже, настало время вскрыть имена главных героев или просто действующих лиц в этой пьесе, именуемой жизнь. Наша жизнь. Моя жизнь. Можно ли это назвать драмой? Правильнее назвать это трагедией.