Я благодарно улыбнулась Красавину и бросилась к палатке. Его тонкое, интеллигентное лицо, чуть осветилось улыбкой и рваный розовый шрам на виске зашевелился, словно змея. Принялась натягивать на себя бронежилет и маску. На этот раз каску мне разрешили не надевать. Красавин сказал об этом через брезентовую стенку. Зато на маске красовалась сверху фуражка, скрывая пучок волос на затылке. Эта фуражка вызывала улыбки у мужиков. Они соревновались в остроумии, пытаясь заставить меня встрять в спор. Самая остроумная шутка звучала так:

- Как разведчик в черной маске, уши стянуты фуражкой, под броней прогибается, Евой называется!

Но я прекрасно понимала, что крыть на все их выпады на этот раз не чем и помалкивала. Для антуража напялили жилет с набитыми травой кармашками, повесили на шею автомат с пустым магазином, а на пояс пустые ножны. В общем, пугало получилось высший сорт!

В эту калитку нас вошло четверо. Суетившаяся хозяйка пыталась улыбаться, но у нее это плохо получалось. Она явно тянула время, стараясь подольше не пустить нас в дом. Красавин что-то почуял. Не заходя внутрь, отправил к майору Ивана Боготу, вполголоса сказав солдату:

- Приведи ребят. Здесь что-то не чисто.

Я шагала следом за прапорщиком, воинственно положив руки на автомат и стараясь делать это по-мужски уверенно. Сзади шел Коля Аксененко. Федор едва успел шагнуть через порог комнаты, как на него кинулось двое заросших густыми бородами мужиков. Аксененко бросил меня на пол, перескочил через мое тело и прыгнул вперед. Чеченцы почему-то не стреляли.

Я валялась на полу и смотрела вверх, где сцепились четверо дерущихся мужиков. Единственная мысль носилась в голове по кругу: "Меня сейчас затопчут". С ужасом смотрела на подковки на мелькавших перед носом каблуках и не знала, куда отползти. Красавин и его противник грохнулись на пол и покатились, сшибая стулья, ко мне. В руках чеха тускло блеснул нож. Не особо задумываясь об этике, я кое-как развернулась в громоздком жилете. Словно черепашка подползла к дерущимся на коленках. Уловила момент и вцепилась бандиту в шею зубами. Вой укушенного мужика перекрыл шум драки. Он отшвырнул Красавина от себя и пытался добраться до меня, но я-то висела на его спине! К тому же мой вес с бронежилетом теперь составлял килограммов около семидесяти. Попробуй, поднимись с такой болванкой! Чеченец катался по полу, надеясь сбросить меня, но не тут то было! Несколько раз его нож тыкался в мой жилет, но я даже и не думала в тот момент, что это опасно.

Сжимала челюсти на шее и руки на куртке все сильнее. Закрыла глаза, чтобы не видеть крутящейся, как в калейдоскопе, комнаты. Прапорщик ничего не мог понять. Стоял и глупо глядел на воющего от боли чеченца. Он явно пока не видел меня. Краем глаза заметил второго, на мгновение отскочившего от Аксененко бандита и машинально ударил его тяжелой рукояткой ножа по затылку. Тот свалился, как подкошенный. Красавин снова посмотрел на орущего катающегося бандита и только тут заметил при очередном перекате мое тело, вцепившееся в куртку чеченца. Коротким ударом ноги он прекратил движение чеха, отправив его в отключку. Присел и резким движением забрал у бандита нож. Попросил:

- Отпусти его.

Я с трудом разжала сведенные судорогой челюсти. Прапорщик стащил с меня неподвижное тело и помог сесть на полу. Я долго отплевывалась от чужой крови, которой был полон рот. Мои зубы глубоко прокусили волосатую шею. Подоспевшие на помощь разведчики забрали все еще не пришедших в себя бандитов и плачущую хозяйку. Прапорщик поднял меня с пола и поставил на ноги. Хлопнул по плечу и ушел, ни слова не сказав. Солдаты вышли на улицу. Только тут я заметила прорезанную в нескольких местах ткань бронежилета, но почему-то не испугалась и даже не придала особого значения порезам. Вышла на улицу из пустого дома. Во дворе столпился почти весь отряд.

Радист связался с ближайшей базой и сообщил об инциденте. За арестованными обещали прислать вертолет. Я сидела в тени дома и все еще плевалась. В голове кружилось и слегка подташнивало. Красавин о чем-то говорил с майором, отойдя в сторону и время от времени поглядывал на меня. Климук ни разу не обернулся. Богота присел рядом, заглянул в лицо и ухмыльнулся:

- Ева, расскажи, как ты чеченца чуть не съела. Санинструктор Серега вынужден был бинтовать ему шею - кровища до сих пор сочится. Чеченец уже раз пять просил показать ему того, кто так сильно кусается.

Я сплюнула еще разок и мрачно поглядела на солдата:

- Тебе все хихоньки, а он с ножом был.

Иван рассмеялся:

- Понял, твоя альтернатива ножу - зубы! Понимаю, они у тебя, как у акулы!

Я не приняла шутки:

- А много поймали вообще?

- Двенадцать человек и два тайника с оружием нашли. Не много, конечно: с десяток автоматов, гранаты и патронов полкоробки.

- А почему эти не стреляли?

- Думаю, не хотели привлекать внимания. Хозяйка не успела их предупредить, что я ушел за подмогой. Наверное, собирались вас ножами прикончить и тихонько уйти через подвал.

Вдали послышался шум винтов. Я с тревогой посмотрела в сторону майора и встала. Разведчик спросил:

- Ты куда?

- По своим делам.

- В туалет, что ли?

- А если и так?

Он хмыкнул и за мной не пошел. Едва повернув за угол, с трудом забралась в дом через открытое настежь окно и забилась под кровать в самый угол. Слышала, как меня искали и звали по имени, но не отозвалась. Голоса звучали тревожно, но о чем говорили разведчики, я не поняла и продолжала тихонько вдыхать пыль. Вертолеты вскоре улетели. Едва шум винтов стих, выбралась из дома и вышла на крыльцо.

Мое появление было сродни грому среди ясного неба. Сначала наступило молчание, а затем... Я думала, что майор убьет меня на месте! Что он орал, так и не поняла. Это была сплошная скороговорка в течение пяти минут. Но суть сводилась к тому, что я безответственное и безмозглое существо, рискующее жизнями других и мое место в Москве на тусовках таких же идиотов, как сама. Наконец он выдохся и спросил уже нормальным тоном:

- Где вы были?

Я не сочла нужным скрывать:

- Под кроватью.

- И что вы там делали?

- Пряталась, чтобы вы не отправили меня с вертолетом назад.

Такого хохота, наверное, никогда больше не удастся услышать. Разведчики плакали от смеха. Лишь майор сурово смотрел на меня, но и в его глазах что-то изменилось. Левая бровь Климука слегка подергивалась. Несчастный Богота, вместе с Красавиным, из-за моих "пряток" получили от майора по взысканию, как не справившиеся с приказом - "не отходить от журналистки ни на шаг". Но они, как ни странно, ничуть не обиделись. На обратном пути мы шли рядом и болтали. Упрямый майор шагал сзади. Я чуяла, он сверлил взглядом мою, прикрытую бронежилетом, спину.

Прошло две недели. Почти каждую ночь я сидела рядом с майором, держа его руку и в темноте слыша торопливое дыхание. Он пока ни о чем не догадывался. Хотя по утрам как-то странно смотрел на свою правую руку и мне несколько раз показалось, что он ее обнюхивал. А однажды я застала его с моим мылом "Палмолив" в руке. Он сделал вид, что не нашел своего и холодно попросил разрешения воспользоваться моим. Кажется, он начал что-то подозревать. Я перестала мыть по вечерам руки своим мылом. Брала простое мыло Ивана и смывала грязь. Майор вроде успокоился и уже не дергался по утрам.

Днем мы по-прежнему не могли примириться друг с другом. Любая моя просьба воспринималась им в штыки и если бы не заступничество прапорщиков и сержантов, думаю, мне пришлось бы плохо. Я безотказно пришивала подворотнички, штопала распоротые о кусты брюки и куртки, готовила и даже однажды напекла на ужин блинов. Мое умение вызывало искреннее удивление разведчиков. Все они почему-то думали, что журналисты ничего больше не умеют, кроме написания статеек. Они все чаще обращались с просьбами помочь.

Олег по-прежнему игнорировал меня, пришивал и штопал все сам. Хотя я часто ловила его взгляд, когда склонившись над очередной курткой у костра, зашивала дырки или пришивала пуговицу. Едва он замечал, что я смотрю, тут же отводил глаза в сторону и делал вид, что занят своими делами. Он ни разу не поблагодарил за приготовленную пищу, а когда я подходила с просьбами взять в разведку, неизменно отвечал: