После чего все пятеро незамедлительно сорвались с места и устремились к берегу и в город.

Тар-Айн скакал рядом с их группой, пока не показался «его» поворот, почти на полном скаку, слегка оттолкнувшись от стенки дома, чтобы уложиться в поворот, цикада пронеслась, поднимая пыль, по широкой улочке. Еще один рывок – и вот он, его дом. Влетев в ближайший двор на кавалерийской цикаде и снеся декоративную ограду, он в один прыжок оказался у входной двери, с силой надавил на неё, чтобы влететь в дом и закричать имя жены, но дверь осталась недвижимой – она была заперта, а дома никого не было. Он услышал жалобный писк соседки:

– Они с Шан-Тар ушли на Рынок, а немного погодя случилось это, – она развела руками, а выражение лица было такое, что она как будто в чем-то виновата и пытается извиниться. В груди у Тар-Айна все сжалось, ему не хотелось верить в то, что их больше нет. «Погоди», – он моментально одернул себя. Жестокие и долгие годы боев закалили его, никто не мертв, пока не найдено тело, как говорил его уже погибший армейский друг, был истерзан выдирателем, его подцепили на самом крайнем фасе Степного рубежа и таскали вдоль позиций и вне радиуса огня артиллерии весь Свет…

Цикадник Степняков вблизи Степного Укрепрайона

Так или иначе, он должен был отправиться на Рынок, а потом в морг, найти их.

Вскочив на цикаду рванул на Рынок. Он был недалеко, жили они рядом. Он постоянно прокручивал одну и ту же мысль: А что если они не успели или передумали и пошли не на Рынок, а на Южный край города? Тар-Айн оказался на Рыночной Площади. Здания вокруг уже выгорали, от Ратуши осталось лишь дымящиеся пепелище. Водонапорная башня уже полностью пустая, покачивалась из стороны в сторону. Префектура, которая служила ей опорой, была полностью разрушена. Вся площадь была заполнена сотрудниками аварийных служб, здесь и разборщики завалов, и префекты, лекари на месте распределяли раненых по степени тяжести и скорости необходимых процедур и операций, ампутации делали в первую очередь, и, надо заметить, очередь была длинной. Рядом было также несколько катафалков, и когда уже следователи заканчивали осмотр сектора и фиксацию следов и вещдоков, разрешали забирать тела, после чего их везли к патологоанатому. Необходимо было определить тип бомбы и кто ее сделал, а для этого сначала отделить частички самой бомбы от других осколков, сперва достав их из тел. Словом, весь город в Долине от Северного края до Южного буквально жужжал как рой разъяренных ки-жарцев.

На входе и по площади уже было выставлено оцепление префектов, но форма офицера Р.В.К. служила универсальным ключом, и его пропустили, не задавая вопросов. Он оказался на рынке, вблизи все было еще ужаснее. Разборщики завалов обнаружили тело очередного префекта, погибшего при обрушении здания, и поволокли его к катафалку.

Он был ветеран и многое повидал на войне, но это было все там, за Грядой, в Равнинах, не в его доме. Он по факту не был готов «повидаться» с войной на улочках городка, где родился и вырос, где сейчас росла его дочь. Он буквально не верил своим глазам, Статуя Хранителя была разрушена до основания, вместо фонтана у Ратуши стояла лишь расколотая чаша, закопченная и с сильными кровяными подтеками. По какой-то причине тело все еще не убрали из фонтана, и это довершало ужасающую картину происходящего. Кругом лежали изрубленные, обгоревшие тела, с оторванными руками и ногами, у кого-то не было головы, какие-то тела были разорванными на несколько частей. Вонь стояла удушающая, гарь и копоть буквально въелись во все. В центре площади рядом с местом взрыва стояли Гар-Хат и Старший следователь города Долины и обсуждали случившиеся, когда к ним подбежал Тар-Айн, он жестом прервал следователя и спросил:

– А ты чего здесь делаешь? Как же семья?

Тот промолчал, лишь взволнованно шарил глазами по грудам изувеченных тел.

– Они были здесь, – сдавленным голосом еле-еле выдавил он, на нем не было лица. Озираясь вокруг, он, опять-таки полагаясь на военный опыт, понимал все больше: выжить здесь было практически невозможно, 3/4 площади было просто изрублено, изрешечено осколками бомбы и шрапнелью, а также осколками статуи и другими обломками, и тут он наткнулся взглядом на вполне себе целый лоток с пряностями и подумал, что только те, кто были у входа на площадь, пострадали в меньшей степени. Пока он в прострации складывал логическую цепочку, Гар-Хат опять начал расспрашивать следователя, и тот спешно затараторил в ответ. Вдруг Тар-Айн, перебив обоих, спросил:

– А куда отправляют легкораненых, тех, кто на своих ногах?

На него посмотрели как на сумасшедшего. Он сказал это весьма громко, все вокруг говорило о том, что ни о каких легких ранах вообще не может идти речь. Ему даже сказали, что таких нет, есть только 37 погибших и 55 раненых. Однако на этих словах к нему подошла лекарь и негромко сказала:

– Я принимала сегодня обожженную девочку с переломом и с легкими ранениями мать, они находятся в 4-ом убежище южной части.

Поблагодарив ее, Тур-Айн развернулся на месте и, ничего не говоря, – ему было больно видеть его город таким, магазинчики и лотки, в которых когда-то покупали припасы, разрушенными, а знакомых еще с детства торговцев – израненными и убитыми, – пошел прочь с Площади. Пройдя через оцепление, он в один миг оседлал цикаду и умчал к южному убежищу.

***

– Подытожим, – сказал Гар-Хат, – взорвалась телега, которая приехала в город где-то около окончания Всхода и начала Света, случайность это или нет, но тот факт, что она взорвалась здесь, – он указал на воронку за статуей, – и повлек такое количество жертв, страшно придумать «шутки» злее – их всех убила Сколопендра-Хранитель.

Чем была загружена телега, неизвестно, возничего тоже было уже не спросить, его разорвало на две части, а пламя от взрыва превратило эти две части в бесформенные груды мяса и костей, сложно было даже сказать его пол, не то что возраст или внешний вид. Телегу словно испепелило, а ее части были разбросаны по округе, какие-то в фасадах зданий, лотков, какие-то в телах погибших… Он жестом указал следователю, что их разговор окончен, и, отходя, окликнул следователя и сказал:

– Не забудьте после баллистических измерений вынуть тело бедолаги из фонтана, а то это просто ужасно.

Картина вырисовывалась удручающая. Дезертир, убивший напарника, да еще и террорист, и он все еще в Долине? В этой версии был ряд нестыковок. Зачем было дежурить почти сутки и только потом бежать, а также что дал взрыв не на позициях? И самое главное – что именно взорвалось? Фестиваль был уже совсем близко, и пиротехника всегда использовалась.

Его чутье не давало ему покоя, он не верил в то, что это дело рук его подчиненного, взрыв был явно мощнее нескольких телег, заполненных пиротехникой и хлопушками, и хлопушки не делают со шрапнелью. Его ход мыслей прервал Мор-Харм, ворвавшись на площадь, он направился прямиком к Гар-Хату, его лицо говорило о том, что выражение «беда не приходит одна» сейчас актуально как никогда.

– Что еще случилось?! – заметив тревогу своего друга, сказал Гар. Тот, подбежав к начальнику, сказал ему на ухо:

– Он ушел через 13-й блокпост.

– Что? – у Гар-Хата стали округляться глаза, Мор-Харм продолжал:

– Он не просто ушел – он вырезал гарнизон, а одному отрезал голову и унес с собой, он псих какой-то, как мы его пропустили? Кроме того, – он продолжал, – следов борьбы нет, он был в форме Разведчика Внутреннего Караула, и они пустили его, это была их ошибка, возможно, на Гряде его уже ждали. Это случилось до взрыва, 13-й аванпост не поднял тревогу, потому что все уже были мертвы. Я распорядился взять слепки следов и уже отправил специалистов для изучения места происшествия на опушке у берега, на стоянке разведчиков, также нам пришлют выводы экспертов, взрывотехников, лекарей и патологоанатомов. Очень скоро мы получим первые данные, и, может, я покажу себя параноиком, но я не верю, что это мог сделать Разведчик Внутреннего Караула, отшлепавший пехотинцем всю свою службу, воюя с Равнинными, – Мор-Харм выпалил это, но осекся, да, это был его друг, но и его командир, и именно ему скоро отчитываться, и высказываться, не услышав мнение начальства, попросту неумно. На самом же деле Мор-Харм словно читал его мысли. Гар-Хат тоже считал эту версию «размытой», он не мог это объяснить, но эти выводы про дезертира – они словно специально лежали на поверхности, оставалось их просто взять, только то, что им оставили, так или иначе, ему казалось, что здесь что-то сложнее, что-то глубже.