Потом были романы "Агний", "Вероятность Вероники" и, наконец, "Подземелье души". Я ставил на романах другие даты, выдавая их за написанные ранее... Сейчас он пишет "Прыжок на двести метров". Вот так, вот, Алена, я рассказал тебе все... в общих чертах.

Александр налил в бокал коньяк и промочил пересохшее горло. Алена сидела неподвижно, она ни разу не пошевелилась за весь его монолог. Когда тишина перевалила за минуту, она очнулась, сделала несколько глотков из своего судорожно сжатого в руках бокала и закурила. На ее щеках не было ни красных пятен, ни бледности, они были покрыты тонким, ровным глянцем спокойствия и выдержки. Александр молча пил и ждал, он уже наговорился.

- Ты не пытался покончить с собой? - спросила Алена, поднимая на него сухие серые глаза.

- Дважды, - усмехнулся он, - но я слишком большой трус для эля этого.

- Ты не хочешь показать мне свои рассказы? Написанные лично тобой?

- Боже упаси.

- Что ты думаешь делать дальше со всем этим? - она закурила, резко выдыхая тонкую, ровную, как стрела струйку дыма.

- Понятия не имею. Если бы знал что мне делать и как жить, я бы, наверное, не стал посвящать тебя во все эти события.

- А что стало с твоим другом? С тем самым, который поселил тебя на даче жены?

- Он тоже исчез, - сказал Александр и закурил, выталкивая из себя дым.

- Я так и думала. Двое видели твоего Писателя, и оба исчезли. Я буду следующей?

- Нет.

Александр подошел к бару, погремел ворохом бутылок и вытащил пистолет.

- Я купил его в самом начале "Прыжка на двести метров", хотел еще тогда застрелить Писателя, но книга была настолько гениальна, что я решил подождать, пока он ее закончит, а уж потом...

Алена с грохотом поставила свой бокал на прозрачный сервировочный столик и поднялась на ноги. На ее щеках снова горели красные пятна.

- Какая же ты дрянь, - сказала она. - Решил подождать, пока он для тебя книжку напишет, а уж потом пристрелить!

- Он чудовище, Алена! От него надо избавиться!

- Решил подождать, пока напишет, а потом избавиться! - Она стояла, сжав тонкие пальцы в кулаки, и на ее лице была брезгливость, словно она случайно наступила на лягушку. - Какой же ты гнус, Саша.

- Мне нужен был выход, Алена! Поэтому я тебе все рассказал! Ты говорила, что поможешь, что любишь меня! Что мне делать, Алена? Посоветуй?! - в безвольно повисшей руке Александра мелко подрагивал пистолет.

- Застрелиться тебе самому было бы слишком просто, - горько усмехнулась Алена. - Соверши хоть какой-то поступок в своей жизни - либо покажи Писателя всему миру и во всем сознайся, либо уничтожай рукопись новой книги, а после застрели его и живи дальше. Или не живи. Это все, что я могу тебе посоветовать, а теперь извини, мне надо ехать. Надеюсь, что тебя я увижу только после того, как примешь решение.

Алена ушла, нервно хлопая тапочками по паркету. Саша тяжело сел в кресло.

Она уехала, не попрощавшись. За окном пошел снег, наметая новые сугробы и увеличивая старые. Саша вытащил из бара вторую бутылку коньяка, распечатал ее и налил в бокал. Глядя на беззвучно парящие за окном хлопья, он ощущал тихую ненависть в душе и жгучую боль в желудке. Как тихо, подумал он, - какая тишина во всем доме! Будто и нет никого, никаких... вообще никаких писателей...

Он выпил почти половину бутылки, с трудом поднялся на ноги, прихватил с собой остатки выпивки и, зарядив пистолет, пошел в подвал. Паук сидел на своем месте и строчил на машинке.

- Привет, благодетель, - хрипло выкрикнул Александр, - прервись не на долго, я поговорить пришел!

Пальцы Писателя перестали бегать по клавишам, он повернул голову, и посмотрел на Александра спокойными глазами.

- Ты все работаешь, да? Трудишься? - Александр покачнулся и схватился за стену. - Новый шедевр создаешь? А ты бы написал про то, куда ты дел тетю Зину и моего друга? Куда?! Съел?! Закопал?! Как ты пишешь свои книги?! Кто ты такой?! - Саша глотнул из бутылки и громко рыгнул. - Откуда ты взялся такой умный паук? Откуда ты можешь знать, что такое человеческие страсти, страдания, любовь, секс? Уж ты-то наверняка знаешь, что такое фабула! Вот только откуда? Ты знаешь о том, что вначале было Слово и Слово было Бог?! Ты знаешь об этом, чертов сукин кот?! Слово наш Бог, человеческий! Писатели на двух ногах, с одной парой рук называются "инженерами человеческих душ", через писателей и поэтов Бог говорит со всеми нами! А ты кто?! Ты что?! Кем, каким Богом тебе дано наше слово?! Чего ты хочешь?! Зачем ты пришел именно ко мне? Может вас таких много?! Может не я один, неудавшийся писака, нашел под своей кроватью мяч для регби? - от собственной догадки, ноги Александра подкосились и он сел на низенький стульчик, стоявший у стены. Ты не один... - прошептал он, стискивая руками бутылку коньяка, - конечно же... вас много... как же я раньше не додумался! Слово... слово... Слово! Мощнейшее оружие! Какой же я был дурак! Вы будете писать за нас, за никому неизвестных графоманов, прославляя никому не нужные имена, постепенно направляя поток человеческой мысли и сознания в нужное вам русло... вы будете "инженерами человеческих душ"... - Александр отшвырнул бутылку в сторону и, шатаясь, поднялся на ноги. - Нет, не ты, - сказал он, снял пистолет с предохранителя и направил дуло в голову Писателя. - Не ты, ни тебе подобные не станут нашим Богом!

Веки Писателя медленно моргнули, и зеленоватый взгляд мудреца снова уставился на Сашу с молчаливым дружелюбием. Не понимая, что с ним происходит, Александр засунул дуло пистолета себе в рот и нажал курок. Из его затылка вылетела хлюпающая масса, и осколки черепа полетели на письменный стол. С грохотом упав на пол, он застыл среди пустых банок из-под клея. Писатель смахнул со стола осколки, красные слизистые комки и, вытащив из печатной машинки титульный лист с заголовком "Прыжок на двести метров", скомкал его и вставил чистый. На нем он напечатал: Александр Волошин "Последний прыжок". Положив лист поверх готовой рукописи, Писатель бесшумно спрыгнул с кресла, и подошел к телу Александра. Из-под брюха паука выполз тонкий хоботок и прилепился к животу Саши. Из своего полупрозрачного чрева Писатель стал переливать голубоватую слизь, она растекалась по трупу, растворяя его. С шипением раскис и пистолет, лежавший неподалеку. Когда на полу осталась густая кисельная лужа бурого цвета, Писатель втянул ее всю, до капли обратно в свое нутро. Пару секунд он сидел неподвижно, закрыв глаза, словно прислушивался к чему-то, потом задрожал, как студень на тарелке. Его полупрозрачное тело, наполненное бурым, начало вздуваться крупными волдырями, бурлить и видоизменяться. Полезли руки, ноги, голова... Вскоре он встал с пола, расправил плечи, взял со стола бумагу, тщательно вытер ею с тела остатки бурой слизи и, прихватив заранее приготовленную пачку рассказов, начал подниматься по лестнице наверх.