Мы имеем все основания сказать: отнюдь нет. И данные "противоположной стороны" еще больше помогают узнать о героических делах советских воинов в первые дни войны.
На северо-западном участке фронта восемь суток гитлеровская 291-я пехотная дивизия, усиленная двумя ударными группами моряков и танками, вела тяжелые бои за город Лиепая (Либава), обороняемый 67-й стрелковой дивизией генерала Н. А. Делаева, военными моряками, рабочими-добровольцами. По выводу П. Карелля, "оборона была организована блестяще. Солдаты хорошо вооружены и фанатически храбры... Войсковые подразделения, не считаясь ни с чем, жертвовали собой, чтобы выручить крупные соединения. Они показали в Либаве наилучшие элементы советского военного искусства. Этот метод действий принес наступающим тяжелые потери". Погибли, например, оба командира ударных групп моряков капитан-лейтенанты фон Дист и Шенке. 29 июня захватчики в основном овладели городом. "Но эта победа, - продолжает автор, - была горьким уроком: в Либаве впервые выяснилось, на что способен красноармеец при обороне укрепленного пункта, когда им руководят решительно и хладнокровно"{509}.
Не меньшим сюрпризом для гитлеровских захватчиков в начале вторжения на северо-западном участке фронта оказались действия советских танков. Первым ощутил их мощь 41-й моторизованный корпус генерала Рейнгардта, наступавший в составе 4-й танковой группы через Прибалтику на Ленинград. Западнее небольшого городка Россиены 24 и 25 июня разыгрался бой, который позже был оценен немецкими историками как "первый большой кризис на немецком северном фронте".
...Когда после полудня 24 июня генерал Рейнгардт приехал на командный пункт 1-й танковой дивизии, он получил донесение, что соседняя 6-я танковая дивизия ведет тяжелый бой с контратакующими советскими танками. Это была 2-я танковая дивизия 3-го механизированного корпуса под командованием генерал-майора танковых войск Е. Н. Солянкина.
"Советское танковое наступление движется у Василиска, - гласило донесение, - ни полевая противотанковая артиллерия, ни стрелки - истребители танков, ни противотанковые орудия не могут пробить броню этих тяжелых вражеских танков". Вскоре в бой втянулась и 1-я тюрингская танковая дивизия. Ее официальная история сообщает об этом бое с советскими танками: "Почти с 800 метров наши роты открывали огонь, однако безрезультатно. Ближе и ближе подходили мы к противнику, который твердо продолжал двигаться вперед. Через короткое время нас разделяли пятьдесят - сто метров. Развивается бешеный огневой бой без какого-либо успеха для нас. Русские танки движутся дальше, все противотанковые гранаты от них отскакивают. Так сложилась ситуация, когда русские танки прорвались... через боевые порядки 1-го танкового полка в наш тыл".
С нашей стороны в журнале боевых действий об этом бое имеется лаконичная запись: "2 тд 3-го мк вела танковый бой в районе Скаудвиле, разгромив 100 мп, до 40 танков, 40 орудий, к исходу дня вышла в районе Россиены без горючего"{510}.
Под Мемелем наступала 126-я рейнско-вестфальская пехотная дивизия. Вот выдержка из описания ее первого боя у границы. Дивизия, по словам очевидца, "получила горький опыт" в бою с ожесточенно сражавшимися советскими пограничниками. 2-й батальон 422-го пехотного полка понес тяжелые потери. "Часть красных пулеметчиков спряталась в ржаном поле и пропустила первую волну. Когда капитан Ломар после обеда беззаботно вел из резерва свой батальон, русские открыли огонь в немцев из ржаного поля. Погиб командир батальона. Тяжело ранен его адъютант. Целой роте потребовалось три часа, чтобы выбить четырех русских из ржаного поля. Они стреляли даже в упор с трех метров и были принуждены к молчанию только ручными гранатами"{511}.
Контрудары советских механизированных корпусов Юго-Западного фронта по наступающим соединениям немецко-фашистской группы армий "Юг" начались 22 июня и продолжались до 29-го. Гитлеровская наступающая группировка потерпела серьезный урон, а ее наступательный порыв был значительно ослаблен. Ведущую роль здесь играли советские танки.
Из материалов немецкой 16-й танковой дивизии генерала Хубе, наступавшей в первом эшелоне танковой группы Клейста, видно, с каким мужеством действовали советские танкисты, участвовавшие в контрударах. Немцы так описывали наступление советских Т-34 и попытки своей противотанковой артиллерии бороться с ними. "Противотанковый дивизион 16-й тд, вооруженный 37-мм противотанковыми пушками, приближается... Расстояние 100 м. Огонь. Попадание. Но снаряды отскакивают. Опытные артиллеристы вопят от ярости. Командир взвода бледен, как стена... Он говорит: "Солдаты, солдаты, Т-34 для вас - это ужасный призрак!"" Действительно, танки Т-34, входившие в состав наших механизированных корпусов под командованием генералов Д. И. Рябышева, К. К. Рокоссовского, А. И. Карпезо и Н. В. Фекленко, добились в первые дни военных действий значительных результатов. "Наиболее опасными были советские Т-34, - пишет очевидец. - Эти танки-великаны показали быстроту и подвижность". С тех дней 37-мм противотанковые пушки получили в немецких войсках насмешливое прозвище "армейские колотушки".
Эти первые бои, конечно, не могли изменить неблагоприятно сложившейся обстановки. Но они показали германскому генеральному штабу, с какой стойкостью сражаются советские войска даже в такой необычайно трудной ситуации. "Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою, - писал Гальдер в своем дневнике. - Были случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен"{512}. Он записывал далее о "фанатически сражавшихся" войсках противника и о том, что "русские всюду сражаются до последнего человека"{513}.
Общая же оценка стратегической обстановки германским генеральным штабом в первые дни войны сводилась к тому, что вермахт сумел добиться полной тактической внезапности, что Красная Армия не намеревается совершать оперативный отход от границы, а, наоборот, упорно защищает каждый рубеж и использует каждую возможность для решительных контрударов и контратак.
Захватив стратегическую инициативу, гитлеровские вооруженные силы добились в течение первых двух недель войны больших результатов и подвижными соединениями вышли к Днепру и Западной Двине.
III
Через тридцать шесть часов после начала вторжения в Советский Союз германское верховное командование и генеральный штаб в обстановке глубокой секретности несколькими эшелонами - самолетами и специальными поездами перебрались из Берлина в Восточную Пруссию, где в лесу несколько восточнее Растенбурга строительная организация Тодта в течение зимы и весны 1941 г. подготовила новое расположение ставки. Заглянем внутрь укрепления и посмотрим, как выглядел управлявший войной мозговой центр военной машины третьего рейха.
За высокими проволочными заграждениями, скрытые с земли и воздуха тщательной маскировкой, стояли серые деревянные бараки, в которых разместилась основная часть служебных помещений. Рядом находились мощные, углубленные в землю железобетонные бункера, в которых, наподобие длинного спального вагона, дверь к двери, примыкали друг к другу рабочие комнаты и квартиры офицеров штаба оперативного руководства. Окрашенная в светлые тона деревянная обшивка покрывала бетонные стены. Вделанные внутрь шкафы, облицованные кафелем ванные, постоянное отопление, электрифицированные комнаты различного назначения довершали картину "полевого" штаба{514}.
Поблизости, у вокзала, на путях стоял специальный поезд, в котором иногда проходили совещания и жил заместитель Иодля Варлимонт. Кроме того, рядом с полевым штабом размещались подразделения "Лейбштандарта" (батальона охраны фюрера). Они несли охрану, а их командир был одновременно и комендантом лагеря.
На противоположной стороне шоссе, в нескольких километрах к востоку, располагался главный лагерь. Здесь находился Гитлер со своими ближайшими помощниками по "государству, партии и вермахту". Из военных тут жили только Купель, Иодль, адъютанты и новый историограф вермахта подполковник Шерф. Бетонные бункера и деревянные бараки служили помещениями для заседаний, казино, узла связи, для прессы, гостей и хозяйственных дел. Каждый бункер имел два или более небольших помещения. Вновь построенные дороги пересекали в разных направлениях всю покрытую густым лесом территорию; в ее северной части располагались бараки и бункера Гитлера с окнами, обращенными только в северную сторону. Фюрер боялся солнечного света. Он же и назвал расположение ставки "Волчьим логовом" (или "Волчьим окопом" - "Вольфшанце").
