В борьбе за Вестерплатте, Модлин, полуостров Хель и особенно в ходе героической обороны Варшавы поляки показали высокие примеры мужества.

Оборона Варшавы особенно наглядно свидетельствовала, что польские патриоты в обстановке падения антинародного буржуазно-помещичьего режима поднимались на национально-освободительную борьбу, защищая не прогнивший общественный строй, а свою свободу, честь, право на самостоятельное национальное существование.

В этом смысле оборона Варшавы стоит в ряду выдающихся событий второй мировой войны{147}.

Фундаментом варшавской обороны оказались не столько действия регулярных войск и приказы военного командования, сколько широкая инициатива снизу, творчество масс, патриотизм трудящихся. Варшава сражалась 20 суток в условиях полного распада буржуазно-помещичьего государства, вопреки планам и намерениям обанкротившейся правящей клики, сбежавшей из столицы еще перед началом борьбы. В ходе обороны польские трудящиеся создали демократические формы военной организации: добровольческие отряды, рабочую бригаду, отряды ПВО. Польские коммунисты активизировали массы, вносили в ряды защитников дух стойкости и героизма. Буржуазные круги, шедшие сначала в общем потоке демократических событий, очень скоро испугались революционных методов и форм борьбы, которые начали появляться в рабочей среде. Стоявшие у власти представители имущих классов порой ограничивали вооружение рабочих отрядов, всячески противились предоставлению им самостоятельности, старались поставить их под контроль офицерства и в конечном счете ускорили капитуляцию Варшавы.

Характер военно-политического мышления германского военного руководства в эти дни неплохо обнаруживает один довольно интересный документ, являющийся вместе с тем свидетельством признания стойкости сопротивления Варшавы. Речь идет о листовке ОКВ, которую немецкие самолеты 12 сентября сбрасывали в больших количествах над Варшавой: "К населению Варшавы. Ваше правительство превратило город в военный район и лишило его характера открытого города. Ваше военное руководство не только ввело в город тяжелую артиллерию, но и потребовало также на каждой улице соорудить баррикады и оказать немецким войскам упорное сопротивление. Призывая, чтобы с оружием в руках оказывало сопротивление немецким войскам также гражданское население, которое в таком случае вело бы войну франтиреров, ваше правительство нарушило международное право". И далее следовало требование сдать Варшаву без боя "в течение 12 часов немецким войскам, окружающим Варшаву"{148}.

Элемент народного сопротивления не умещался в шаблонах нацистских военных правил: всякий народ - свой и чужой - обязан подчиняться фашистской солдатчине. Иначе - непорядок. Нарушение "международного права". Нацистская солдатня в роли "защитника права!"

Варшава не сдалась ни через 12 часов, ни через 24, ни через двое или пятеро суток. Здесь происходило нечто иное, что пока не понимали руководители войск, окружавших Варшаву. Но, упомянув о "войне франтиреров", они, сами того не сознавая, заглянули в свое будущее. Очень скоро народная война, вызванная преступлениями нацизма в Европе, взорвет все расчеты тех, кто сейчас был почти уверен в своей непобедимости.

Однако на других фронтах борьбы положение польской армии становилось катастрофическим. Ни по силам, ни по методам ведения войны, ни по характеру деятельности высшего руководства она не могла противостоять вермахту. Крупные группировки польских войск попадали в окружение. Действия становились все более разрозненными.

Во второй половине сентября польской армии как организованного целого не существовало. Гитлеровские дивизии широким фронтом катились к границам Советского Союза, и кто мог поручиться, что вал остановится у советских рубежей?

17 сентября по приказу Советского правительства войска Красной Армии перешли границу распавшегося польского государства и начали Освободительный поход в Западную Белоруссию и Западную Украину.

Вступление в события нового мощного фактора - Красной Армии - оказалось неожиданным для германского командования и высших штабов, убежденных, что в результате разгрома польской армии вермахт быстро и свободно выйдет на советскую границу. Именно в этом направлении в середине и второй половине сентября разрабатывались оперативные планы.

Но распад польского государства ускорил принятие Советским правительством решения об Освободительном походе.

После 17 сентября третий рейх уже не располагал свободой решений и вынужден был считаться с инициативой Советского Союза. Красная Армия остановила стремительное продвижение вермахта к советским границам, заставила его отойти к западу и создала основы будущего Восточного фронта против гитлеровской агрессии. 13 млн. украинцев и белорусов были взяты под защиту советских войск, а будущий возможный плацдарм нападения на СССР сокращен.

Германское командование недооценило возможности Красной Армии по быстрому развертыванию и переходу в наступление. Система политической и военной информации в верховном командовании германских вооруженных сил оказалась малоэффективной, или, по выражению Н. Формана, "недостаточно компетентной".

Наступала развязка. Однако после Бзуры, Варшавы, тяжелых боев под Вестерплатте, Млавой и в других местах раздумья военных руководителей рейха не отличались чрезмерным оптимизмом.

Оказалось, что "той пехоты, которая была в 1914 г., мы даже приблизительно не имеем. У солдат нет наступательного порыва и не хватает инициативы", - так заключил Гальдер. По общему мнению, если у поляков оказалась бы хорошая противотанковая оборона, успех в Польше стал бы невозможным. Потери танковых войск группы генерала Гудериана составили 15 - 20%. В военном производство, по словам Иодля, "надвигался кризис самого худшего рода". В Германии ежемесячно не хватало 600 тыс. тонн стали. Авиация потеряла половину месячного производства самолетов и т. д. Словом, в конце "польского похода" обнаруживалось, что все далеко не так благополучно, как могло бы показаться на первый взгляд и как хотелось бы.

Кроме того, вплоть до 6 октября разрозненные польские пехотные и кавалерийские отряды упрямо атаковали немецкие войска, где никто не ждал и вообще не предполагал, что так воевать еще возможно в подобной обстановке.

Тем не менее германский генеральный штаб имел основания быть довольным результатами "польского похода". Доктрина "молниеносной войны", казалось, торжествовала. Новые принципы развертывания армии, перехода в наступление и стремительного прорыва моторизованными корпусами целиком себя оправдали. Выучка солдат и командиров, за малым исключением, удовлетворяла. Но все это были привычные категории чисто военного мышления. Хуже обстояло с пониманием явлений общественно-социального порядка.

У германского военного руководства отсутствовало представление о национально-освободительной борьбе народов как о факторе, способном оказать влияние на ход вооруженной борьбы, на войну в целом. В Польше гитлеровское военное руководство впервые встретилось не только с регулярной армией, но и с народным сопротивлением, не учтенным и не предусмотренным германским верховным командованием ни в теории, ни в практике, ни в уставах, ни в приказах.

Появилось первое свидетельство того необычайно важного обстоятельства - и его тогда не распознал германский генеральный штаб, - что успехи вермахта кончаются там, где на его пути поднимается народная борьба.

Историческая заслуга польского сентябрьского сопротивления, которое стоило гитлеровской армии значительных потерь и продолжилось более месяца, в том и состоит, что оно предопределяло главную линию борьбы против гитлеровской агрессии.

Уникальное в обстановке "польского похода" сопротивление Варшавы, основой которого стал патриотический подъем народа, рассматривалось немецким командованием как незаконная "война франтиреров" и даже как "нарушение международного права"{149}. Впервые в обиходе генерального штаба появилось слово "партизаны", и Браухич отдал приказ: каждый немецкий командир, начиная с ротного, имеет право выносить смертный приговор "подозреваемым в партизанской деятельности" полякам.