За 9 месяцев - с 1 июня 1944 г. по 1 марта 1945 г. - армия потеряла 3,5 млн. винтовок. Пропагандистский лозунг нацистов "Народ, в ружье!" не мог выполняться буквально{1438}. Шрамм пишет: "До 1944 г. мы находились в благоприятном положении, потому что эксплуатировали полезные ископаемые оккупированных стран и потому что еще оставшиеся нейтралы снабжали нас необходимым, ибо нуждались в нашем вознаграждении"{1439}. Везде господствовал недостаток, однако необходимое для ведения войны основное сырье в первой половине 1944 г. пока еще имелось в таком количестве, что этот недостаток не угрожал стать причиной скорого краха. Но к концу года снабжение вермахта горючим находилось в состоянии кризиса. Добыча нефти в Румынии в мае упала на 56%. В сентябре 1944 г. продукция германских заводов синтетического горючего снизилась до 8% по сравнению с высшими показателями апреля 1944 г. Особые трудности вызывало положение с авиабензином. Запасы снизились до 200 тыс. т, т. е. до такого количества, которое было израсходовано в одном только месяце в мае 1944 г. Различными мероприятиями удалось к концу 1944 г. добиться некоторого успеха: общая выработка синтетического горючего составила треть по сравнению с первым кварталом. "Но две трети были потеряны"{1440}.
Прямым результатом истощения ресурсов горючего стало быстрое падение подвижности армии. В представленном Кейтелю 28 января 1945 г. докладе о перспективах в отношении горючего на следующий месяц указывалось: потребность в авиабензине для боевых и учебных целей составляет 40 тыс. т, а предполагаемая продукция - 9 тыс. т. Резерв верховного командования уменьшился до 12 тыс. т.
Кейтель вынужден был 11 февраля 1945 г. отдать приказ о крайнем ограничении использования авиации: "Вводить ее только по мере надобности на решающем направлении и только тогда, когда другие средства не могут принести никакого успеха; ограничить снабжение по воздуху только для крайних случаев"{1441}. Такой приказ был отдан в момент, когда союзники добились полного превосходства в воздухе над Германией.
Под ударами безостановочно наступавшей Красной Армии сухопутные силы Германии буквально таяли. Их приходилось теперь подкреплять за счет авиации, флота. К 10 февраля ВВС передали сухопутным силам 112 тыс. человек. Всего за короткий срок им пришлось отдать в пехоту 50 200 человек, перебросить с запада на восток 5300 связистов и сформировать 100 подразделений истребителей танков{1442}. В конце января 1945 г. из армии резерва, по так называемой "акции Гнейзенау", на Восточный фронт было направлено 80 тыс. человек. Вскоре из армии резерва поступили пополнения 1906 г. рождения, а также высвобожденные из железнодорожных войск, тыловики и т. д. В январе - марте армия резерва смогла дать еще 80 тыс. из старших возрастов.
20 марта 1945 г. Кейтель отдал приказ, чтобы выделить силы из всевозможных учебных и вспомогательных формирований СС, флота, авиации с целью использовать их в тылу в качестве резерва, который мог бы парировать прорывы: "Фюрер требует, чтобы переброска сил была произведена с максимальной быстротой, дабы в кратчайший срок на всех важнейших участках иметь гарантию, что прорывы противника вблизи линии фронта и в глубине будут остановлены"{1443}.
Военно-морской флот передал армии 28 тыс. человек. Министерство вооружения в течение февраля - 160 тыс. 25 января Кейтель приказал ввести в боевые действия на фронте силы полиции и СД. Еще через три дня Гитлер приказал срочно передать в боевые части 6 тыс. 16 - 17-летних юнцов. Приказом от 6 февраля эта молодежь должна была использоваться и для борьбы с парашютными десантами внутри страны. Всего из 600 тыс. родившихся в 1928 г. было признано годными к военной службе 285 тыс. человек. Крайние обстоятельства потребовали использовать практически всех: под ружье становились по призыву и в качестве "добровольцев" 550 тыс. мальчишек. В сухопутные силы направили из них 412,5 тыс., во флот - 12,5 тыс., в авиацию - 30 тыс. и в войска СС - 95 тыс. человек{1444}.
Затем двинулись старики. Немалые надежды возлагались на ополчение "фольксштурм". 10 января 1945 г. Кейтель разъяснил его задачи, и уже через 5 суток в бой были введены 37 батальонов фольксштурма. 26 января последовал приказ Гитлера о создании "смешанных боевых групп" фольксштурма и боевых соединений. В феврале фольксштурм получил задачу ведения боевых действий "по типу партизанской войны" со снабжением из деревень. Вскоре выяснилось, что ополчение в боях себя не оправдывает. Командующий группой армий "Центр" предлагал использовать эти отряды только на знакомой местности, на тыловых позициях, для охраны и мелкими группами "как партизан".
Наряду с организационными мерами фашистское руководство довело до крайности террористическое устрашение и свирепую идеологическую обработку личного состава армии, чтобы заставить его под угрозой жестоких репрессий яростно биться до конца. Использовалось все. Все средства пропаганды были брошены для внушения солдату мысли о необходимости сражаться "за фюрера", "за рейх", о том, что любое "предательство" будет страшно караться. Дикая расправа гестапо с участниками покушения на Гитлера снималась для кино крупным планом во всех деталях на десятках тысяч метров пленки, чтобы потом служить устрашению армии.
Начиная с апреля 1945 г. для ускорения вынесения смертных приговоров вместо полевых судов в войсках стали действовать военные трибуналы, в которых заседал лишь один офицер. Он творил скорый суд. Даже отставшие от своих частей немедленно расстреливались. 8 марта Кейтель отдал приказ: каждый, кто попадает в плен, не будучи раненым, или если он не может доказать, что сражался до последней возможности, "исключается из сообщества порядочных и храбрых солдат", а его родственники подвергаются репрессиям. Подозреваемых беспощадно уничтожали, вешали на фонарных столбах, подвергали зверским пыткам.
Но неодолимое наступление Красной Армии весной 1945 г. сокрушило Восточный фронт. На Западе союзники вступили в Германию. Катастрофа приближалась.
В имперской канцелярии все перемешалось. Все еще шли служебные совещания, обсуждались разные планы, фюрер произносил речи. "Если война проиграна, народ должен погибнуть, - заявил он однажды. - Эта судьба неотвратима".
Гудериан вспоминает: "Мне приходилось два раза в сутки ездить к фюреру, что при напряженной обстановке было почти правилом, - два раза из Цоссена в Берлин, в имперскую канцелярию, и обратно, т. е. четыре раза по 45 минут, а всего три часа. Доклады у Гитлера продолжались два, а большей частью три часа, итого шесть часов. Таким образом, на одни только доклады об обстановке на фронтах я затрачивал по восемь - девять часов. Занимались одними разговорами, переливали из пустого в порожнее".
Многочисленные проблемы: удерживать или оставлять Курляндию, сражаться или отходить в Венгрии, наступать или нет на Кюстринский плацдарм советских войск, который после завершения Висло-Одерской операции был грозно нацелен прямо на Берлин, - не получали разрешения. Единственное, что еще могло успешно делать верховное командование, - перемещать генералов. И такой бесплодной возможностью оно пользовалось в последние недели особенно усердно в надежде, что кто-то другой лучше предшественника продлит на день их общее жалкое существование,
Когда 24 февраля 1945 г. в последний раз собрались гаулейтеры, чтобы выслушать Гитлера, он явился перед ними поникший, с полубезумным взглядом. Его левая рука дрожала, и он не мог поднести к губам стакан воды. "Возможно, медленно сказал он, - скоро будет трястись и моя голова, но сердце - никогда". Он уверенно смотрит в будущее. У него есть секретное оружие и кое-что еще, и это поможет в последний момент изменить положение. Но себя убедить он уже, видимо, не мог. По свидетельству генерала авиации Каммхубера, во время доклада в конце марта Гитлер сказал ему: "Война проиграна. Это знаю я сам"{1445}.
С уходом 28 марта 1945 г. в отставку генерала Гудериана открылся занавес перед последним эпизодом чудовищной истории германского верховного командования во второй мировой войне. И этот эпизод заслуживает внимания.
