Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Гитлер кричал, перечисляя заслуги рейха перед Румынией: никто в Европе не принес таких жертв, как Германия. Война при любых обстоятельствах должна быть выиграна, тогда сами собой улягутся все недоразумения, ликвидируется напряженность в отношениях. И тут же он упрекал Антонеску в невыполнении плана поставок по различным товарам. Фюрер уже вопил. Его собеседник тоже стал терять контроль над собой. Перебивая Гитлера, он жестко и возмущенно доказывал, что Румыния тоже делает все возможное и поставляет все обещанное.

- Что касается вашего утверждения, будто ни одна нация в Европе, кроме немцев, не принесла столько жертв, что немецким городам нанесен ущерб, то я вам отвечу, что Румыния находится в состоянии крайнего перенапряжения, и если еще какая-то часть Бухареста не пострадала, то во всей стране положение гораздо хуже, чем в Германии.

Наконец они успокоились. Последовала длинная пауза. Накал беседы спал.

Фюрер первым прервал молчание. Он снова сказал: "Сама судьба связала Германию и ее союзников". Они должны продолжать борьбу, располагая абсолютным взаимным доверием. И здесь он вспомнил злой упрек Антонеску насчет невыполненного обещания: вернуть Крым и Украину.

В стенограмме их беседы мы читаем: "Возвращаясь к замечанию Антонеску насчет того, что фюрер не сдержал данное весной обещание вернуть Крым и Украину, фюрер ответил, что была проведена вся подготовка к наступлению, включая сосредоточение войск и необходимых средств, но вследствие исключительно плохой погоды танки буквально застряли в грязи. Это, должно быть, заговор природы, что зимой 1941/42 г. помешал операциям чрезвычайный холод, в то время как теперь стала помехой чрезвычайная влажность. Поэтому он (фюрер) из-за обстоятельств, не зависящих от его воли, не смог осуществить планы, которые изначально обещал"{1408}. Антонеску отвечал:

- Я хотел бы сказать, что не имею ни малейших сомнений в намерениях фюрера. Ни один из союзников Германии не лоялен к ней так, как Румыния. Она останется на стороне Германии и будет последней страной, которая покинет рейх.

Он сделал паузу и провозгласил:

- Потому, что известно: конец Германии будет означать также конец Румынии.

Беседа кончилась.

Антонеску, сославшись на усталость, вышел из помещения и уехал. Он даже отказался от приглашения на ужин с фюрером{1409}.

Самое поразительное в этой беседе заключалось в том, что партнеры вели ее так, будто им предстояло вместе воевать еще много лет, и что временные недоразумения как на фронте, так и в их собственных взаимоотношениях и уж, конечно, в их странах никак не повлияют на конечную победу, в которую они верили или представляли друг другу, будто верят. Стереотипы их мышления оказались столь устойчивыми, что если снять оболочку ухищрений, колкостей и уверток, останется лишь несколько гладких, как круглые камни, мыслей, повторявшихся ими в разной связи сотни раз: воевать до конца, врагов в тылу уничтожить.

Оба, т. е. и Гитлер, и Антонеску, клявшиеся друг другу в вечной дружбе "до конца", и Фриснер со своим штабом в прикарпатском курорте тогда, конечно, не имели представления, что ровно через 15 дней все их долгие сомнения, раздумья, все опасения и надежды, интриги друг против друга, тайные и явные планы и расчеты разрешатся мгновенно и предельно ясно. Германо-румынский фронт будет взорван, растерзан и стерт, их дивизии будут панически бежать в горы, десятки тысяч солдат попадут в окружение и плен, генералы утратят всякое управление, орудия, танки сотнями будут брошены на дорогах.

Они не представляли себе, что через 18 дней со страшным треском рухнет вся государственная система румынского фашизма, что румынские армии повернут оружие против Гитлера, а вернейший друг и союзник фюрера окажется в ситуации еще худшей, чем дуче год назад. Того по крайней мере выволокли из плена немецкие парашютисты и тем на несколько месяцев продлили существование.

IV

На следующий день после отъезда Антонеску Кейтель снова принял полковника Трота. Находясь тут, под рукой, полковник представлял командование румынским участком фронта, и под свежим впечатлением имел с ним доверительную беседу насчет приезда Антонеску. Фельдмаршал, конечно, повторял мысли Гитлера, потому что своих большей частью вообще не имел, по крайней мере во всем том, что касалось политики и высокой стратегии.

Кейтель сообщил, что Румыния вполне надежна. Антонеску "готов принести любую жертву ради победы". Никаких сомнений, в этом нет и быть не может. Румынская армия будет сражаться до последнего, а румынский народ, весь как один человек, идет за своим вождем. Поэтому нет никакой необходимости готовить отход на укороченные позиции. Что же до просьбы Фриснера насчет объединения в его руках командования над всеми силами в Румынии, то вопрос очень деликатен. Тут высокая политика. Ведь можно задеть самолюбие Антонеску как главнокомандующего. Поэтому лучше повременить.

С тем полковник Трота и уехал из "Вольфшанце", обещав доложить все господину генерал-полковнику Фриснеру.

Все выводы, сделанные в ставке Гитлера насчет обстановки в Румынии, все военно-стратегические расчеты и основанные на них действия вплоть до начала наступления Красной Армии на южном участке советско-германского фронта еще раз необычайно убедительно показали глубину политического, стратегического и военно-оперативного банкротства фашистского верховного командования, которое обнаружилось под ударами Красной Армии. Банкротами оказались все: и стратеги, сидящие в "Волчьем логове", и генералы со своим окружением в городке Слэник, и фюреры, и все их присные.

Они создавали оторванные от жизни военно-стратегические догмы и слепо верили им. Уже давно, несмотря на вопиющее несоответствие жизни, укоренили они в своем сознании навязчивую идею: противник будет действовать только так, как они за него предполагают, а если он поступает иначе, то лишь временно, вопреки неким правилам, а потом все равно будет действовать именно так. Несмотря на весь свой военный опыт, они, казалось, не хотели видеть катастрофического расхождения между реальностью и собственными вымыслами. Гитлер и ОКВ - потому что в своем "Волчьем логове" вообще жили в каком-то ином мире; генералы в Слэнике и в других слэниках, т. е. на различных командных пунктах, - потому что привыкли думать, как фюрер, смотреть на вещи его глазами. А после 20 июля прибавилось нечто такое, что вообще исключало какое-либо различие военных оценок генералов с "Вольфшанце".

Но это, конечно, лишь одна сторона вопроса. Другая заключалась в том, что догматической стратегии фашизма противостояла принципиально другая стратегия творческая стратегия советского военного руководства. Верховное Главнокомандование Красной Армии настолько глубоко поняло сильные и слабые стороны расчетов и мыслей врага, настолько реалистически в теории и на практике использовало слабое и нейтрализовало сильное в методах ведения войны противником и, наконец, настолько тонко противопоставило этой стратегии свое, совершенно иное умение руководства войной и ее сражениями, что все дальнейшие события с военной и с исторической точек зрения, собственно, как и целый ряд предшествующих, могут быть поставлены в число высших образцов воинского мастерства, советского военного искусства.

Все было продумано до деталей. По расчетам советского верховного командования, Белорусская операция и разгром группы армий "Центр" должны были вызвать, при условии тщательной маскировки намерений на южном участке фронта, переброску крупных немецких сил из Румынии на центральный участок. Так и произошло.

В июле и первой половине августа из Румынии немцы направили к северу 5 танковых и 6 пехотных дивизий. И последняя из них - 97-я егерская дивизия двинулась из группы армий "Южная Украина" на север ровно за один день до начала наступления Красной Армии в Румынию.

Здесь прибавить нечего.

К тому моменту, когда советские войска начали наступление в Румынию, в распоряжении Фриснера оставался лишь самый незначительный резерв. Буквально за несколько часов до нанесения удара Красной Армией поступил приказ снять с передней линии и направить в тыл 258-ю пехотную дивизию. Артиллерийская подготовка застала ее на марше. Румынские войска, находившиеся на тыловой "позиции Траяна", не готовые к бою, располагались по деревням, вдалеке от боевых позиций.

209
{"b":"69238","o":1}