- В течение лета нам удалось подготовить очень сильные и глубокие позиции.
Особое место в докладе заняли отношения с румынским руководством. Фриснер узнал, что Антонеску еще в апреле 1944 г., когда советские войска вышли на Днестр и вступили в северную часть Молдавии, сразу же объявил тотальную мобилизацию. В течение лета он пытался сделать все возможное для того, чтобы укрепить войска, вооружить их, "поднять боевой дух". Немецкие инструктора старались вовсю, а германское вооружение эшелон за эшелоном вливалось в румынскую армию. Танковая дивизия "Великая Румыния" получила немецкие танки и немецких советников. По их докладам и по заключению Трота, успешные оборонительные бои, хорошее оружие и тесное сотрудничество с немцами "подняли настроение и боевой дух румын".
Правда, в последующие дни новый командующий узнал и о некоторых "теневых" сторонах обстановки. И действительно, в румынской армии росли патриотические, антигитлеровские настроения{1404}. Наступление Красной Армии в Белоруссии и Польше потребовало вывести из Румынии одну за другой шесть немецких танковых дивизий. Когда они стояли в румынских городах, то рассматривались правителями страны и гитлеровскими генералами как внушительный фактор "германо-румынского содружества". Теперь же появилась какая-то неуверенность.
Во время первых же поездок в войска Фриснеру рассказали кое-что насчет "сомнительного отношения" отдельных румынских офицеров к "общему делу" и о слухах насчет попыток некоторых представителей руководящих кругов "сотрудничать с вражескими державами".
Вообще различных слухов ходило предостаточно. Передавали, будто некий румынский подполковник, руководитель группы атташе при румынском министерстве авиации, еще 25 апреля говорил, что война будет решена на Балканах, точнее на румынском северном фронте. Истощенные румынские и немецкие войска не смогут удержать этот фронт, и русские прорвутся в Румынию. Поэтому война все равно в любом случае проиграна. Это положение должно быть понято во всех инстанциях. Нет смысла держать силы на Западе, в то время как русские прорываются в Румынию.
Ходили слухи и о том, что Румыния готовит предательство тем же способом, что Италия. Начальник штаба 1-го авиационного корпуса докладывал: на одном из приемов некая личность, якобы близкая к политической жизни Румынии, сказала: Румыния в ближайшее время порвет отношения с Германией, причем инициатором будет сам Антонеску. Донесение на этот счет начальник штаба послал генерал-лейтенанту Герстенбергу, командующему германской авиацией в Румынии и германскому военному атташе. Герстенберг ответил: опасности предательства Румынии, подобно Италии, сегодня не существует. Круги, которые надеются на англо-американцев, теперь настроены против них из-за воздушного наступления на Румынию и их открытой утраты интереса к Балканам{1405}.
Фриснер тоже получал разные неприятные сообщения о "ненадежности румын". Однако 1 августа немецкий посланник Киллингер дал ему вполне утешительное заверение: "правительство и народ идут за маршалом Антонеску". Генералы Ганзен и Герстенберг были настроены несколько скептичнее. Но не больше. Фриснер решил получить разъяснение у короля и Антонеску. Но прием не состоялся. Ему сообщили, что обоих нет в Бухаресте.
Фриснер мог бы показаться бездеятельным генералом, если бы после вступления в должность не внес каких-то предложений, 3 августа он направил полковника Трота в "Вольфшанце" с запиской на имя фюрера, где давал оценку обстановки в группе армий: "В настоящее время нет оснований для тревог, и фронт группы армий можно удержать, если будут оставлены еще имеющиеся незначительные резервы (две немецкие танковые дивизии средней силы, одна немецкая танко-гренадерская дивизия и одна румынская танковая дивизия)". Кроме того, он высказывал соображение о целесообразности некоторого отвода своих войск на более выгодные, с его точки зрения, позиции{1406}.
Фриснер, как и ОКХ, не испытывал особого беспокойства за фронтовые дела. Что касается внутриполитического положения в Румынии, то он предлагал "провести мероприятия", чтобы можно было "предотвратить всякие случайности". Единственным таким "мероприятием" оказалась просьба объединить в его руках верховное командование в "румынском районе" и одновременно создать здесь особую инстанцию для "единого политического руководства"{1407}.
Трота прибыл в ставку и был принят поочередно Кейтелем, Иодлем, Гудерианом. Затем соображения Фриснера докладывались Гитлеру. Отвод войск на "более удобные позиции первой мировой войны" Дунай - Серет - Карпаты, предлагаемый Фриснером, сочли вряд ли обоснованным. Насчет объединения командования в "румынском районе" фюрер обещал подумать.
Дело в том, что "Вольфшанце" ожидало высокого визитера: прибывал сам Антонеску. С ним и можно было решить все главные вопросы.
III
5 июля личный поезд румынского диктатора остановился у перрона Растенбурга. После торжественного ритуала воинской встречи оба фюрера уединились в бункере Гитлера. У них, конечно, имелось более чем достаточно тем для разговора. Противник - на границах Румынии. Ходят слухи, что в стране беспокойно. Что думает об этом маршал?
Сознание обоих уже давно работало в едином извращенном плане: во всех явлениях жизни человечества выше всего стоят их воля, их приказы. Какое им дело до интересов народов?
И в полном соответствии с этой убежденностью вели оба свои очередные переговоры, конечно, не зная, что они станут последними в их жизни.
Сначала фюрер коротко сообщил Антонеску о внутригерманских делах. Он сделал особый упор на событиях, предшествовавших покушению, и расправе над "преступниками и предателями".
Относительно немецких соединений, которые были выведены из Румынии для переброски на центральный участок советско-германского фронта, фюрер сказал, что он был вынужден так распорядиться потому, что точно установлено: русские со своей стороны перебросили большое количество соединений с юга на другие участки.
Фюрер дружески пообещал: выведенные из Румынии соединения будут заменены дивизиями, разбитыми на других участках советско-германского фронта, после того как их восстановят. Кроме того, он прикажет направить в группу армий "Южная Украина" несколько подразделений штурмовых орудий.
Затем фюрер замолчал, ожидая реакции партнера.
Антонеску вежливо сообщил, что принял к сведению эту информацию фюрера. Тогда, не давая продолжать своему коллеге, Гитлер сказал: он, конечно, знает, что маршал хочет поставить ему вопрос о том, как он, фюрер, думает довести войну до успешного конца. Сейчас он ответит на этот вопрос.
- Немецкий народ проливает свою кровь в этой борьбе, - начал Гитлер. - И это дает ему право поставить со всей серьезностью вопрос перед своим союзником: готов ли также и он принести любую жертву для победы? Если да, то необходимо найти пути и средства, чтобы убрать с дороги еще имеющиеся в некоторых областях трудности. Если же союзник не готов к этому, то он должен ясно и открыто сказать, что он не собирается держаться до конца.
Гитлер помрачнел, воспаленный этой мыслью. Больше всего он не хотел бы услышать ее подтверждения. И не столько из боязни, что Антонеску не понял вопроса, сколько для того, чтобы убедить его не отвечать положительно на этот вопрос потому, что немыслимо услышать: "Да, мы не можем держаться", - Гитлер сказал:
- Я могу заявить в любой форме, что Германия никогда не оставит в беде своих союзников, но она должна от каждого союзника получить ясный ответ: действительно ли он хочет бороться до конца. Если нет, - фюрер остановился и выдержал длительную паузу.
- Если нет, - повторил он, и явственно прозвучала угроза, - то союзник должен это сказать, чтобы Германия могла сделать необходимые выводы, чтобы рейх мог себя сохранить перед судьбой, которая ему может быть уготована при большевистском или англо-американском вторжении.
Мысль о немедленной и полной оккупации Румынии, давно уже подготовленной и облеченной в оперативный план "Маргарита", теперь, казалось, принимала форму решения. Люди из окружения Антонеску тайно вели переговоры с англичанами?! Они хотят победы западных союзников и надеются выжить с ними? Они должны знать, что только он, фюрер, может их спасти и больше никто, И он продолжал, явно запугивая своего партнера:
