Удары сыпались один за другим. Без малейшей передышки. Только что фюрера поразило, что русские смогли вновь перейти в наступление. А тут совершенно непостижимое известие: придется терять Украину, предмет столь давних, алчных вожделений. Гитлер срочно вызвал Иодля.
- Прочитайте вот это, здесь, Иодль, - мрачно, срывающимся голосом сказал фюрер, протягивая телеграмму Манштейна,
Не ожидая, пока начальник штаба оперативного руководства вникнет в смысл, Гитлер взял лист из его рук и с бешенством заговорил, накаленный мыслями о новой неудаче.
- Таким образом Никополь и Кривой Рог будут потеряны! - восклицал он.
Потом начался долгий разговор с бесконечными отступлениями, один из тех, которые заканчивались лишь глубокой ночью. Постепенно в бункер пришли Кейтель, Цейтцлер, Шмундт. Они молча слушали, как бледный, с отекшими глазами фюрер доказывал, возмущался, клеймил окончательно впавшего в немилость командующего группой армий "Юг".
- Он получил свежую 1-ю танковую дивизию с Балкан! - кричал Гитлер. - 14-ю с запада, 25-ю с запада, 24-ю из Италии, а также эсэсовскую, следовательно, пять танковых дивизий и, кроме того, три пехотные и одну парашютнодесантную. Он получил больше, чем требовал! Но он действует так, будто он ничего не получал! Соотношение сил у него сейчас, как и прежде, лучше, чем где-либо на всем фронте.
Гитлер начал считать, сколько танков прибыло к Манштейну с новыми дивизиями. Фюрер любил демонстрировать перед генералами свою память.
- Он получил одновременно больше 1500 танков.
Бесконечный разговор шел сумбурно и нервно. Перед рассветом в комнате остались лишь Гитлер и Цейтцлер. Наконец решение определилось.
- Без крупного усиления дело поправить нельзя, - заключил Гитлер. - На севере в худшем случае дополнительную нагрузку получат финны. Но здесь, на юге, мы можем потерять Крым, железорудный район Кривого Рога, потеряем Никополь. Вот что произойдет, если мы не справимся здесь с этой историей! Кроме того, эта потеря и в продовольственном, и в хозяйственном отношениях для нас бесконечно тяжелее, чем потеря там, на севере. Таким образом, я решил перебросить необходимые силы. С запада я не могу перебрасывать войска в массовых масштабах. Мы можем получить необходимые силы только с севера. Я думаю, что необходимо высвободить из группы армий "Север" 12 дивизий.
- Конечно, - ответил долго молчавший Цейтцлер. - Это очень хорошо, что завтра прибудет Кюхлер. Тогда я смогу сегодня все подсчитать и начать готовить.
Оба тут же наметили дивизии, которые следовало двинуть к югу.
Гитлер не мог успокоиться. Он искал обвинений против Манштейна.
- Но скажите мне только одно, - обратился он снова к начальнику штаба, желая вернуться к прежней теме. - Сколько мы дали танков группе армий "Юг", включая танки пяти дивизий, которые мы подвели сюда? По моей оценке, она получила вместе со штурмовыми орудиями намного больше тысячи.
- Она получила все, чем можно было снабдить, - дипломатично ответил Цейтцлер. - В прошлом месяце я дал 100, в этом снова 80.
- Он ведет себя так, - вновь, драматически повысив голос, сказал Гитлер, будто он пасынок. В действительности только один он что-либо и получал.
Цейтцлер немедленно поддакнул:
- Он пожирает все в огромных размерах. Группе армий "Центр" первый раз мы дали танки 14 дней назад. С группой армий "Центр" мы обращаемся плохо.
- Итак, мой фюрер, - закончил Цейтцлер, - я должен сейчас начинать. Сегодня вечером первая дивизия сможет уже отправиться{1206}.
Но направить дивизии с севера не удалось.
В то время, когда нацисты стали снимать войска на севере, Красная Армия начала в январе 1944 г. наступление под Ленинградом и Новгородом, приведшее к серьезному поражению группы армий "Север". Переброска всего лишь двух дивизий на Украину, конечно, не спасла положения. Красная Армия неудержимо двигалась на Запад. Гитлеровское командование оказалось перед альтернативой: или уже сейчас, немедленно, отступить с Украины и оказаться перед угрозой вступления Красной Армии в Румынию и Венгрию, или решительно отказаться от "новой стратегии" ("усиление Запада за счет Востока") и срочно двигать дивизии на советско-германский фронт из Западной Европы.
Сила обстоятельств заставила нацистских военных лидеров остановиться на втором решении. Журнал военных действий ОКВ отмечает: "Западный фронт имел таким образом преимущество лишь номинальное; в действительности же это было не так, потому что стратегия, которой придерживался Гитлер на Востоке, оставалась неосуществленной"{1207}. Другими словами, фронт против Советского Союза стабилизировать не удалось, как и мифическими оказались рассуждения насчет возможности усилить оборону Западной Европы за счет Востока.
II
В последних числах января силы 1-го и 2-го Украинских фронтов на среднем течении Днепра, южнее Киева, наступая навстречу друг другу, утром 28 января приближались с востока и запада к Звенигородке. Они должны были замкнуть у Корсунь-Шевченковского кольцо окружения вокруг десяти немецких дивизий.
В тот же день после полудня в ставке Гитлера началось очередное совещание.
Вплоть до 28 января никто не брал на себя смелости сообщить фюреру все до конца об итогах наступления Красной Армии на Украине в последние дни и о том, что стряслось под Корсунь-Шевченковским. Сказать правду, значило возразить "предначертаниям", опровергнуть тезис: Советский Союз истощен. Фюрер уже давно терпеть не мог правды. И поэтому Цейтцлер, имевший сведения о новом кризисе, провел все утро 28-го в мучительных сомнениях. Он знал, что советские танки прорвались к Звенигородке и угроза окружения корсунь-шевченковской группировки весьма реальна. Но как сказать обо всем этом фюреру? Проблема, возникшая перед Цейтцлером, мучила его, вероятно, не меньше, чем положение на фронте.
Цейтцлер, конечно, понимал, что десяток дивизий, попавших в "котел" не скрыть и не спрятать. Он решил, как всегда, в ходе доклада сначала рассказать по возможности о делах благоприятных, ободрить фюрера хорошими сведениями, а плохие приберечь до конца совещания, когда "фон" будет создан.
После того как все собрались, Гитлер приказал Цейтцлеру начать доклад о положении на Востоке. Коренастый начальник штаба подошел к разложенной на столе большой карте. Он стал водить по ней пальцем и, рассказывая ситуацию, останавливать палец в самых "благоприятных" местах.
- Здесь наступление не такое сильное, как накануне, - говорил он показывая на окрашенное в зеленый цвет место, изображавшее леса между Коростенем и Ровно.
- На этом фронте ничего особенного, - продолжал он. - А здесь (палец перемахнул сразу далеко на юг) результаты для нас вполне удовлетворительные.
Фюрер любил, когда ему рассказывали как хорошо воюют его гренадеры, и Цейтцлер стал говорить о "подбитых советских танках", тщательно умалчивая насчет своих.
Наконец палец уперся в то место карты, где был изображен выступ немецкого фронта у Корсунь-Шевченковского. Больше на карте не оставалось "благоприятных" мест. Речь оборвалась. Цейтцлер старательно подыскивал слова.
- А здесь, мой фюрер, они внутри, - выпалил он, потеряв весь свой запас дипломатии.
Гитлер знал, кто такие "они".
- То есть как они внутри? - в изумлении, сверля глазами Цейтцлера, воскликнул он.
Цейтцлер надолго замолчал. Стало тихо. Присутствующие старались не смотреть на перевернутую физиономию Гитлера. Все с преувеличенным вниманием изучали карту.
- Да, мой фюрер, - ответил наконец деревянным голосом начальник штаба. Здесь танки прорвались до Звенигородки.
Взрыв против обыкновения не последовал. Гитлер сразу почувствовал себя смертельно уставшим. Опять все то же. На Восточном фронте никакой передышки...
И фюрер лишь невнятно пробормотал:
- Какая неприятная история.
Затем опять пошел длинный разговор о том, откуда взять дивизии, танки, чтобы выправить положение. Оказывается, везде все связано, сковано. "Если бы здесь иметь подразделение штурмовых орудий!" - восклицал фюрер. "Если снимать это подразделение, то вот отсюда, сверху, - отвечал Цейтцлер. - Но Манштейн хочет держать его у Ровно, хоть оно нужнее на юге".
