Поражение под Сталинградом означало конец реального участия Италии в войне против Советского Союза.
Когда начиная с весны 1943 г. перед "Командо Супремо" возникла прямая угроза вторжения англо-американских войск в Сицилию, ситуация, перед которой оказался Рим, была, с точки зрения фашистской коалиционной стратегии, более чем неблагоприятной. Полуторамиллионная итальянская армия, разбросанная на обширной территории, нигде не имела сколько-нибудь значительной группировки. Собственно в Италии находилось в качестве резерва 12 дивизий. Теперь сюда перебрасывались дополнительно соединения из Южной Франции и с Балкан; на островах Эгейского моря и до Истрии стояло 5 итальянских армий, имевших 36 дивизий, а в Сицилии, Сардинии и на Корсике стояло по 4 дивизии{1004}. Мощь союзников, угрожавших вторжением, намного превосходила возможности итальянской обороны в любом ее пункте.
Чем хуже шли дела на фронтах, тем неуютнее чувствовал себя Муссолини в своем римском палаццо и тем чаще он обращался к мысли об окончании войны. 19 января дуче обсуждал со своим зятем Чиано вопрос об установлении контактов с западными державами и о возможности выхода Италии из войны{1005}. Но решение держав антигитлеровской коалиции о безоговорочной капитуляции стран оси лишало фашистских лидеров надежд заключением мира сохранить свой режим. Тогда итальянские руководители приступили к изучению других возможностей.
Поняв бесперспективность своего участия в войне против Советского Союза, они предполагали выработать стратегический план, который, в отличие от германского, сводился бы к сосредоточению сил для обороны страны в средиземноморском районе. Вновь Муссолини, Чиано и "Командо Супремо" вернулись к мысли попытаться заключить мир с Советским Союзом{1006}. Если же не удастся, то перейти на Восточном фронте к обороне и высвободить подвижные войска и авиацию для контрнаступления в Италии против англо-американских частей, когда они здесь высадятся. Снова вынашивались планы втянуть крупные силы вермахта на Средиземноморский театр.
Из журнала военных действий германского военно-морского командования (запись 3 мая) следует, что в середине апреля 1943 г. в Италии открыто господствовало мнение: "Между фюрером и дуче должны обсуждаться вопросы возможного соглашения с Россией. Тем самым с немецкой стороны решающим в военном отношении центром усилий должен быть признан район Средиземного моря"{1007}. Прежде с такой прямотой подобный вопрос никогда не ставился.
Поскольку, как стало очень скоро известно, такие мечты оказались несбыточными, "Командо Супремо" начало склоняться к расчетам Гитлера: после окончания периода распутицы на Восточном фронте осуществить крупное наступление под Курском и "до наступления лета настолько ослабить русский фронт, что советские армии больше не будут способны к наступательным действиям"{1008}. Тогда представится возможным перебросить подвижные соединения в Италию и отразить англо-американское вторжение.
VI
Сталинградская катастрофа сделала бесперспективной коалиционную стратегию также в рамках взаимоотношений третьего рейха с его румынским и венгерским союзниками.
Разгром под Сталинградом вызвал острый кризис фашистской диктатуры Антонеску. "Паника и смятение охватили румынскую фашистскую клику, понявшую, что дни ее сочтены"{1009}. В 1943 г. Антонеску осознал, что война против СССР проиграна. Он теперь говорил: "Германия проиграла свою войну. Нужно не допустить, чтобы и мы ее проиграли". Румынский народ, обманутый лживой пропагандой, неоднократно заявлявшей, якобы румынская армия не ведет войну с Советским Союзом, а лишь "освобождает румынские провинции" и не пойдет дальше Днестра, стал понимать подлинный смысл антинациональной войны, которая была ему навязана. Антивоенные выступления в стране еще больше усилились. Коммунистическая партия Румынии взяла на себя историческую миссию объединения всех патриотических антифашистских сил{1010}. От диктатуры Антонеску стали постепенно отходить и буржуазные круги, прежде поддерживавшие ее. В военных сферах начали раздаваться отдельные голоса за отвод румынской армии с советско-германского фронта. Часть офицеров выражала несогласие с тем, что румынская армия воюет за Днестром.
Румыния потеряла под Сталинградом 18 дивизий, или две трети своих боевых соединений{1011}. Антонеску сообщал Гитлеру после Сталинграда о состоянии румынской армии: "Из четырех генералов трое погибли в штыковых боях, как и все командиры рот". Румыны потеряли 200 тыс. убитыми (из них 11 тыс. офицеров и 9 тыс. унтер-офицеров){1012}. Начальник генерального штаба был смещен.
Взаимоотношениям с Румынией Гитлер, ОКВ и ОКХ придавали теперь первостепенное значение. Они хотели обязательно удержать разгромленного под Сталинградом союзника, дающего больше других дивизий, нефть и занимавшего такие важные оперативные позиции. Гитлер щедро одаривал своего румынского вассала за счет оккупированных советских территорий. Он не вмешивался в "управление" районом между Днестром и Бугом, названным "Транснистрией", поощряя румынский оккупационный режим на захваченной земле.
Когда 10 января Антонеску прибыл к Гитлеру с "государственным визитом", он встретил особое внимание и почтение ставки. Четыре дня переговоров ободрили нацистских лидеров: Антонеску как будто прочно сидит в обойме блока. Он дал согласие на восстановление разбитых дивизий. Немецкие инструкторы усилят обучение офицеров и унтер-офицеров румынской армии. Немецкие поставки для ее снабжения увеличатся{1013}. Все финансовые и хозяйственные вопросы, казалось, удалось согласовать. По требованию Антонеску главу германской миссии в Румынии недостаточно вежливого Гауффе срочно заменили на прежнего генерала-дипломата Ганзена, который сразу занялся вопросом перевооружения румынских дивизий. Однако никакие торжественные приемы и демонстрации дружбы не могли скрыть той беспощадной для нацистов истины, что разгром под Сталинградом резко обострил германо-румынские взаимоотношения.
Правящая клика Румынии, у которой теперь под ногами горела земля, думала прежде всего о том, чтобы как-то удержаться у власти, поправить свои позиции внутри страны. За кулисами дружбы с рейхом она стала усиливать попытки внешнеполитической переориентации. После предварительного зондажа в Италии и Ватикане румынские представители стали запрашивать через Берн, Лиссабон и Мадрид о возможных условиях мира, которые предъявили бы США и Англия.
Попытки сближения с империалистическими кругами западных держав имели под собой почву. США с самого начала не осудили военные действия румынских фашистов против СССР и даже поддержали их{1014}. Англо-американские реакционные силы поощряли антисоветские устремления господствующих классов Румынии. Авиация союзников долгое время не бомбила Плоешти. Усилия румынской дипломатии стали как бы раздваиваться. Появилась тайная дипломатия Бухареста. Михай Антонеску зондировал возможность заключения мира с Лондоном и Вашингтоном.
В марте 1943 г. румынский поверенный при испанском правительстве Димитреску сообщил дипломатам Франко: "Гитлер, возможно, будет готов к миру и допустит соглашение с англичанами и американцами. Он оставит все занятые им страны, кроме Украины". Гитлер еще надеется, провокационно заявлял он, подстраиваясь в тон низкопробной фашистской пропаганде, что "на этом пути сумеет спасти Европу от большевистской опасности". Димитреску считал, что Германия могла бы "в крайнем случае заявить о своем согласии с вторжением крупных англоамериканских вооруженных сил на Балканы, а также с занятием американскими войсками Рейнской области"{1015}.
Германская разведка быстро узнала о мадридском демарше союзника. Гитлер в драматических выражениях сообщил обо всем Антонеску во время встречи в замке Клессгейм под Зальцбургом 12 апреля 1943 г. и возмущенно потребовал смены министра иностранных дел М. Антонеску. Однако румынский диктатор ничуть не смутился и даже не подумал удовлетворить требования фюрера. Времена уже изменились. 1 июля М. Антонеску вел беседу с Муссолини о возможности мирных переговоров. Нить оборвалась только с падением фашистского режима в Италии.
