Еще накануне вечером Роммель прислал тревожную телеграмму: "Германо-итальянская танковая армия больше не может удерживать свои теперешние позиции против тяжелого наступления намного превосходящих сил 8-й английской армии"{869}.

Гитлер не принял в этот вечер никаких решений. Он поручил Иодлю связаться с Роммелем по радио и передать приказ: не отступать ни на шаг.

- Передайте ему, - мрачно сказал Гитлер, - что это случается не первый раз в истории, когда сильная воля побеждает сильные батальоны.

Настала ночь. Никто не ложился спать. Перед рассветом пришло новое известие от Роммеля: итальянская дивизия оставила фронт и отступает. За ней двинулись остальные части армии.

Донесение имел несчастье принять дежурный офицер оперативного отдела некий Борнер, майор резерва, по гражданской квалификации врач. Считая телеграмму не столь важной - она не содержала ничего нового по сравнению с вечерней, Борнер промедлил и передал ее не сразу Гитлеру, а Варлимонту, который в 9 утра, вместе с другими сообщениями, доложил телеграмму Гитлеру. Это стало каплей, переполнившей сосуд напряжения и злобы. Произошел взрыв. Гитлер рвал и метал. Если бы ему своевременно передали донесение, вопил он, то он, конечно, предотвратил бы крушение в Африке. Тут же насмерть перепуганный майор был разжалован в солдаты и отправлен во Францию в береговую батарею. Град упреков обрушился на Кейтеля, который вынес все стоически: молчал.

- Штаб верховного главнокомандования отказывается подчиняться, - кричал Гитлер своему любимцу, и тут же приказал отстранить от должности Варлимонта. Через два дня, сменив гнев на милость, он вернул его обратно.

Котел забурлил, содержимое выплескивалось. Во всех бункерах и бараках заговорили, зашептались о "дальнейшем обострении кризиса доверия". Атмосфера сгущалась. Но никакие эмоции, переполнявшие обитателей отгороженных бетонными заборами и колючей проволокой от внешнего мира бункеров и бараков, не могли остановить грозного нарастания событий.

Приехали Кюхлер и Буш, чтобы настойчиво требовать резервов для северного фронта, Из Африки прилетел специальный уполномоченный Роммеля: фельдмаршал хотел удержать войска на позиции Мерса-Матрух, но не может - англичане наступают огромными силами. Что могли обещать ему Кейтель и Иодль? Только пехотный батальон, отряд парашютистов и в виде особой милости 12 новых, только что изготовленных танков "тигр". Все остальное поглощал и перемалывал Восточный фронт.

Прошло еще несколько дней. Генеральный штаб жил в лихорадке. Наступило 7 ноября. Еще затемно все были на ногах. Ждали первых донесений. Наконец они стали поступать и... ничего нового. Никакого наступления Красной Армии.

Огромная тяжесть упала с плеч. Разрядка принесла опустошенность. Гитлер не может больше здесь находиться, он не выносит этого напряжения. Он должен немедленно, сейчас же уехать отсюда на какой-то срок. Но куда? Конечно, прежде всего в Мюнхен, в пивную "Лёвенбройкеллёр", где каждый год 8 ноября встречаются "старые борцы", его соратники и друзья по нацистскому путчу 1923 г. С ними он успокоит душу, вспомнит великолепное прошлое, через них он обратится к немецкому народу. Он должен обрести равновесие, необходимое для новых великих дел, и поэтому из Мюнхена он пока не вернется на фронт, а поедет в свой сказочный дворец в горах в Бергхоф. Он возьмет с собой генералов штаба - в конце концов пусть некоторое время шлют приказы из Баварии.

Решение сложилось рано утром, после первых успокаивающих донесений. Наступил день, а с ним пришли новые заботы. В комнате Гитлера, как обычно, появляется Цейтцлер. У него в руках только что полученное сообщение разведывательного отдела: в Москве будто бы состоялось заседание верховного руководства с участием всех главнокомандующих, "на котором якобы принято решение еще в этом году провести крупное наступление или на Донском, фронте, или в Центре"{870}.

Если это так, то значит наступления нужно ожидать в самом недалеком будущем. Цейтцлер продолжает читать: "Перед немецким Восточным фронтом вырисовывается с возрастающей ясностью главный район предстоящих русских операций на участке группы армий "Центр". Намереваются ли русские, кроме этого, проводить крупное наступление через Дон - неизвестно". Документ подписал Гелен. - опытный разведчик, "специалист по России".

Итак, советское командование готовит удар из района Москвы и нанесет его не сейчас, а позже. Но там уже приняты меры: армия Манштейна перебрасывается из-под Ленинграда на центральный фронт, позиции укрепляются.

Сообщения Цейтцлера не изменили намерений Гитлера. В 13 час. 40 мин. специальный поезд, в котором, помимо фюрера, разместились Кейтель, Иодль и их аппарат, отошел от станции Растенбург и помчался через Берлин в Мюнхен.

Никто из генералов не сделал попытки отговорить Гитлера. Все старательно выполняли его желания. После войны они будут писать, что возражали и отстаивали свои взгляды. Варлимонт напишет в своих мемуарах, что ему до сих пор не понять, "как могло случиться, что Гитлер, несмотря на обстановку, которая, учитывая напряжение на Востоке, требовала высочайшей готовности, 7 ноября после обеда оставил свою главную квартиру и поехал в Мюнхен и к тому же... взял с собой обоих руководящих генералов из ОКВ"{871}. Но тогда никто так не рассуждал.

Наступил вечер. Они мчались через погруженную во мрак страну, и в окнах даже не мелькали станционные огни. Поезд еще не проехал и полпути до Берлина, как Иодль получил по радио настолько важное сообщение из покинутого несколько часов назад "Вольфшанце", что вынужден был немедленно пройти в вагон Гитлера.

Было 7 часов вечера.

- Мой фюрер, получено донесение: "Британские вооруженные силы, находящиеся вблизи Гибралтара, соединились с пришедшим из Атлантики крупным конвоем судов и взяли дальнейший курс на Восток"{872}.

Речь шла об англо-американском десанте в составе 500 судов, идущем для выполнения операции "Торч" - высадки крупных сил в Северной Африке.

После длительной подготовки, многих дискуссий и колебаний английское и американское командование отказалось от намерений открыть второй фронт в Европе и от обещаний, данных по этому поводу Советскому Союзу. Оно решило завершить кампанию на Североафриканском театре проведением десанта{873}.

Первые сведения насчет возможности такой операции штаб оперативного руководства получил еще в начале ноября, но Иодль полностью отверг опасения своих помощников и запретил поднимать тревогу на этот счет. Теперь гитлеровская верхушка стояла перед новой ситуацией. В подобных случаях всегда находятся мудрецы, которые заявляют: "Я предполагал это раньше". Здесь ими оказались Кейтель и Варлимонт. Позже они писали: "Мы - единственные, кто заранее предвидел высадку во Французской Северной Африке"{874}.

В купе мерно покачивающегося вагона немедленно открылось совещание. Каковы возможные силы союзников? В чем их цели? Мнения разошлись. Гитлер сказал, что могут двигаться для высадки в Триполи или Бенгази не более пяти дивизий. Адмирал Кранке, офицер связи флота, говорил лишь о двух дивизиях. Затем появились самые различные и противоречивые толки и оценки: десант движется к Сицилии, чтобы потом высадиться в тылу Роммеля, в портах Киренаики; к острову Крит; не исключалась даже высадка во Франции.

В итоге нервного и сумбурного заседания смогли прийти лишь к одному общему выводу: "Намерения противника высадиться во Французской Северной Африке следует признать установленными или по меньшей мере вероятными". Решение поднять по тревоге войска во Франции, предназначенные для захвата неоккупированной зоны, не вызывало сомнений, и было тут же принято.

Так они стояли перед картами, разложенными на столе рабочего купе Гитлера, в поезде, мчавшемся к Берлину, и пытались решать новые проблемы. Они ехали в город - колыбель нацизма, и фронты были от них пока очень далеко. Но уже сейчас, находясь в центре своей нацистской империи, своей "Великой Германии", они сознавали, что в общем-то уехать некуда, ибо на противоположных участках огромного и до предела натянувшегося фронта собираются мощные силы свободолюбивых народов, и что скоро с неумолимостью рока начнется новый, решающий акт мировой войны. Преступников ждало возмездие. Их ждал Сталинград!