Расходясь в небе друг с другом, самолёты пикировали вновь и вновь, пулемётным огнём круша ещё оставшихся в живых.
- Кого вы убиваете, сволочи?!! - старичок вскочил, потрясая кулаком приближающемуся самолёту. - Женщин и малых де... - но тут же упал, не успев досказать, пулей сражённый в голову. Вера с содроганием глядела на его уже мёртвое, неподвижное лицо, на стекленеющие глаза, на так и не разжавшиеся кулаки... Она лежала тут же, рядом, закрыв собою дочурку. А над нею, широко раскинув руки, навис старик-отец, пытаясь собою защитить от свинцового града свою дочь.
Наконец, они улетели. Люди не осмеливались подниматься, и было непонятно, есть ли выжившие в этом жутком пекле. Но помалу, приходя в себя, взирая на эту невыносимо страшную картину бойни, они осознали, что произошло... и протяжный, словно звериный, вой огласил пространство. Выжившие оплакивали своих погибших, истерзанных в одно мгновение, родных. Никто не замечал, что пробитая снарядами баржа медленно погружается в воду.
Но с берега уже спешили на лодках колхозники. Лодок было три.
- Берём только детей, стариков и раненых, могущих двигаться... Остальные добирайтесь вплавь.
Вере удалось посадить в лодку отца с дочерью.
- А ты, доченька? Как же ты?.. У тебя рана - кровь на шее...
- Пустяки, папа, царапина... не волнуйся, ты же знаешь, как я хорошо плаваю. Береги Иринку!
Проплыв несколько метров, Вера оглянулась. Баржа уже скрылась под водой, унеся с собою тяжело раненных людей и... выживших, но не сумевших оставить своих близких.
В горячке Вера не почувствовала, что ранена: из икроножной мышцы вырвало кусок до самой кости, а кожу шеи "пропахал" осколок, чудом не задев сонную артерию. Вера действительно плавала отлично, ещё в школе на соревнованиях занимая первые места. Но, проплыв полпути, поняла, что слабеет и вот-вот лишится сознания. Потеряла много крови, к тому же, одежда, намокнув, тянула вниз. До берега ещё было далеко, а она, вконец ослабленная, всё чаще уходила под воду. Вынырнув, хватала воздух ртом, и вновь скрывалась под водой. "Неужели конец?" Уже не было ни сил, ни желания бороться... "Господи, спаси и сохрани... я должна спастись ради ребёнка, ради старенького отца... Они пропадут без меня".
Из последних сил Вера, судорожно двигая будто чужими руками и ногами, сделала последний рывок. Навстречу с берега спешил отец. Ощутив вязкое дно, встала. Жидкая грязь заполнила рану, и Вера без чувств упала отцу на руки.
Очнулась Вера спустя несколько дней в доме одной доброй женщины, приютившей их.
- Ну, вот, слава Богу, выкарабкалась наша Верочка, - сказала баба Нюра (так звали эту женщину). - Да-а-а, девонька, напугала ты нас. Вся горела в жару, бредила... Если бы не папа твой, быть бы тебе уже в ином мире. Сколько раз ежедневно ходил он к Святому роднику за пять километров и промывал, промывал твою рану целебной водицей. Хорошо, что кость не задета была, а то бы ничто не спасло. Вот так, с божьей помощью, тебя и выходили. Ну, а как же... Тебе, дочка, выжить надо было, чтобы ребёнка растить. Война войной, а жизнь должна продолжаться.
Вера слабо улыбнулась. Она ещё не знала тогда, какие беды выпадут на их долю, сколько мытарств ждёт их. Ведь война только началась...
Надо выжить
Караван беженцев, пеших, изредка на телегах, набитых малыми ребятишками, молчаливо сидящими с узелками на коленках, медленной вереницей двигался по раскисшей от осенних дождей дороге вдоль пустынных полей, ещё не так давно весело колосившихся золотом ржи... Сейчас они были темны и мрачны, словно и сама земля страдала, предчувствуя неотвратимость страшной беды. Люди убегали от фашистов. Бежали из горящих родных деревень, в ужасе от невероятных зверств врага, забыв, или не сумев взять с собой даже самое необходимое. Немцы захватывали всё новые и новые земли Новгородчины, уничтожая всё живое на своём пути.
Иногда из серых облаков выныривали их самолёты и, будто стервятники, нацелившиеся на добычу, с воем, от которого стыло всё внутри, снижались, чтобы истерзать ни в чём неповинную толпу. Народ в панике кидался к ближайшим канавам, падая и срастаясь с грунтом, зажимая уши от разрывающего воздух свиста, от оглушительных взрывов, от этого, сковывающего всё тело, животного страха... После атаки многие так и оставались лежать на земле.
- Папа, пап... ты жив?! Слава тебе, Господи... - Вера, помогая подняться отцу после налёта, с тревогой осматривала, не ранен ли он.
- Всё в порядке, доченька, не волнуйся. Сама-то ты как? Давай Иришку подержу, отряхнись, ты вся в земле. Ох, детка, сил уж больше нет идти...
В деревне Нащи немцев не было. Но предусмотрительные латыши спешно продали свои жилища и отправились к себе на родину. К счастью, хозяин одного из домов на окраине села не успел ещё уехать, и беженцы купили у него дом, отдав за него все деньги, имеющиеся на руках - семьсот рублей. Уговорили с трудом - согласился на эту сумму, пожалев вконец измученного и замёрзшего ребёнка.
Обретённый приют им, обессиленным, продрогшим и голодным, показался раем. Ведь все их вещи ушли на дно Волхова вместе с затопленной баржей, а здесь обнаружилось всё самое необходимое для временного, как они надеялись, проживания - матрасы, пара одеял с подушками, старые телогрейки и калоши. В связке сложенного в чулане тряпья Вера нашла, к своей радости, несколько пар шерстяных вязаных носков, вполне годных для носки, если их заштопать. В кладовке оказался небольшой запас гороха и крупы, а в погребе было целое богатство - немного картофеля, моркови, да ещё бочонок солёных грибов. В сараюшке Вера увидела аккуратно сложенные поленницы дров. Растопив печку, нагрели воды, чтобы умыться, наварили картошки в мундире, поели с грибочками, запивая кипятком, и забылись все страдания, всё пережитое в последние месяцы. Отец, разморенный теплом, задремал на лавке, а Вера, наконец, спокойно смогла покормить грудью маленькую дочку. Она улыбалась, глядя, как жадно, захлёбываясь, сосала молоко её малышка. И впервые за всё время глубоко и облегчённо вздохнула, когда ребёнок, насытившись, безмятежно уснул на её коленях. Они живы... живы!! Судьба опять смилостивилась над ними... Всё будет хорошо, только бы скорее наши прогнали этих гадов - фашистов.
