Жизнь семьи сразу переменилась, перестали приглашать на приёмы в посольства, выселили из государственной дачи в Архангельском, стало не хватать денег, даже пришлось уволить домработницу. Сбережения быстро кончились, отец Ирины почти ничего не накопил на чёрный день в полной уверенности, что для дипломата его ранга чёрный день никогда не наступит. Ирина даже не сразу поняла, что произошло: всегда были деньги и вдруг их не стало. К тому времени она разошлась со вторым мужем, банкиром, и жила с модным молодым художником, портреты которому за большие деньги заказывали очень известные люди. На всех художественно-артистических тусовках они были в центре внимания. Тем болезненнее она ощущала, приезжая домой, убогость их огромной квартиры в сталинском доме с запахом нищеты, выползавшим из углов, как запах помойки. Она отнесла в ломбард бриллиантовое колье и жемчужное ожерелье, подарки банкира, но понимала, что это не выход, нужно как-то перестраивать жизнь.

И тут на её горизонте появился Григорий Вознюк.

Никто не знал, когда и как они познакомились. Возможно, на премьере нашумевшего спектакля или на вернисаже, на которые Вознюк иногда ходил, без особой охоты, скорее – чтобы быть в курсе того, чем живёт художественная элита Москвы. Никто уже не сможет сказать, намеренно ли Ирина обрушила на него дьявольскую радиацию своего обаяния или так получилось само собой. Вознюк был ошеломлен. Он понял, что до этого дня не жил, а все годы просидел в тёмной камере, даже не подозревая, что за стенами её идёт совсем другая жизнь – с серебристыми грибными дождями, с ветром, поющим в соснах, с буйным весенним цветением трав, с чистыми, как Ангара, холодными реками. И вот дверь камеры приоткрылась, и эта жизнь ворвалась в неё, победительная в своём полнокровии.

Вознюк был человеком основательной сибирской закваски и все дела делал основательно. Неизвестно, как он завоевывал расположение Ирины. Говорили, что он купил ей студию в Париже на Елисейских полях, нанимал чартер, чтобы слетать с ней на открытие кинофестиваля в Каннах или на карнавал в Венеции. Через некоторое время он объявил жене, с которой прожил тридцать лет и в браке с которой родил двух дочерей, что хочет с ней развестись. Она восприняла это на удивление спокойно, только предупредила:

– Смотри, Григорий, летишь на огонь. Сгоришь.

Но согласие на развод дала. После этого Вознюк зарегистрировал в ЗАГСе брак с Ириной и обвенчался с ней в храме Воскресения Христова в Сокольниках, как бы надеясь, что этот акт свяжет его с Ириной вечными узами.

На меньшее он был не согласен.

На свадьбу он подарил ей контрольный пакет акций одной из своих музыкальных радиостанций и угадал. Ирина возглавила станцию и сразу поняла, что вот это дело ей по душе. Её расположения искали известные певцы и певицы, перед ней заискивали еще не признанные дарования. Она определяла, какие хиты пустить в эфир и раскручивать, а какие придержать или вовсе отвергнуть. Этим она сразу нажила себе кучу недоброжелателей, но полностью их игнорировала. На всех тусовках она всегда была в центре внимания, и это ей нравилось.

Вечность кончилась через четыре года.

VI

Уголовное дело, возбужденное Красногорской прокуратурой по факту ДТП со смертельным исходом и закрытое в связи с отсутствием признаков преступления, пролежало в архиве около года и было извлечено оттуда следователем Молчановым при необычных обстоятельствах. В следственное управление пришло письмо, подписанное так неразборчиво, что было понятно: автор хочет остаться неузнанным. В письме говорилось, что смерть Вознюка в ночном ДТП кажется трагической случайностью до тех пор, пока не задан вопрос «Gui prodest?» – «Кому выгодно?» Ответ очевиден: молодой жене Вознюка Ирине Керженцевой. Став вдовой, она получила в наследство счета в российских и зарубежных банках и 37 процентов акций медиахолдинга Вознюка с капитализацией не в одну сотню миллионов долларов.

Следователя Молчанова письмо заинтересовало. Он знал, что такие письма обычно пишут люди, чьи интересы ущемлены новым руководством. Он поехал в центральный офис холдинга, который занимал два этажа в старом здании издательского комплекса «Правды». В советские времена там располагались редакции «Комсомольской правды», «Советской России», «Сельской жизни». В отделе кадров ему показали список людей, уволенных после того, как генеральным директором холдинга стала Ирина Керженцева. Молчанов сразу увидел того, кто был ему нужен. Им оказался финансовый директор Ефим Маркович Файнберг, проработавший с Вознюком больше десяти лет. Молчанов не стал вызывать его повесткой в прокуратуру, он созвонился с Файбергом и встретился с ним на нейтральной территории, на Пушкинской площади возле кинотеатра «Россия». Сначала устроились на одной из свободных скамеек, но в Новопушкинском сквере шел многолюдный митинг «За честные выборы», обрывки выступлений ораторов разносились далеко окрест, поэтому они прошли на Страстной бульвар, где было потише.

Файнберг оказался энергичным жилистым человеком лет шестидесяти. Он не стал отрицать авторства письма. На вопрос Молчанова, почему он уволился, ответил:

– Предложила мадам.

– Почему? Должна же быть какая-то причина.

– Причина была. Мне принадлежало двенадцать процентов акций холдинга. У других топ-менеджеров было у кого пять процентов, у кого семь. Григорий считал правильным материально поощрять сотрудников, поэтому холдинг так успешно работал. Мадам предложила мне продать свой пакет. Я отказался. Зачем? Акции приносили неплохие дивиденды. Другие тоже отказались. Тогда она решила провести дополнительную эмиссию. Холдинг выпускает миллион акций, мадам сама их скупает, и наши доли размываются до одного и меньше процентов. А она получает полный контроль над холдингом. Операция вполне законная, но по сути жульничество. Я резко возражал. Мадам сказала: «Тогда нам придётся расстаться».

– Вы обвинили Ирину Керженцеву в очень серьезном преступлении, но никаких доказательств не привели. Только подозрения. Можете подтвердить их какими-то фактами?

– Кто здесь следователь – вы или я? – парировал Файнберг. – Поинтересуйтесь личностью водителя Вознюка. Некто Павел Лежнёв. Григорий взял его на работу по настоятельной просьбе мадам, я это точно знаю. Он не мог ей ни в чём отказать.

– И что? – не понял Молчанов.

– Лежнёва с мадам связывали какие-то непростые отношения. Возможно, они были любовниками. Но это их личное дело. Интересно другое. Лежнёв гражданин Франции, вы это знали? Из семьи эмигрантов еще первой волны. И вот мадам привозит его в Москву, получает для него разрешение на работу и устраивает водителем к мужу. За год до его гибели. Это не вызывает у вас подозрений?

– Пока нет.

– Хорошо, дам ещё одну наводку. На Кипре зарегистрирована фирма «Ай-ти интернейшнл». За два месяца до катастрофы на Ново-Рижском шоссе радиостанция «Весна», которой в то время руководила мадам, заключила с ней договор на поставку нового оборудования для студии и перевела на её счёт 800 тысяч евро. Причём таких денег на счету станции не было, мадам получила кредит в Альфа-банке под залог своих акций. Под довольно высокий процент. Никакого оборудования не поступило до сих пор. Я предполагал, что у нас об этом зайдёт разговор и захватил для вас копию платежки. Вот, возьмите. Не кажется ли вам, что эти 800 тысяч евро – плата вовсе не за мифическое оборудование, а совсем за другое?

– За что? – спросил Молчанов.

– За убийство Григория Вознюка.

– Очень смелое предположение!

– А вы поинтересуйтесь еще раз обстоятельствами автокатастрофы. Возможно, моё предположение не покажется вам слишком смелым.

– Кому принадлежит кипрская фирма?

– Ключевой вопрос, – кивнул Файнберг. – Ответ на него придется искать вам. У меня есть кое-какие предположения, но я не буду ими с вами делиться, чтобы вы не посчитали меня сумасшедшим.