Маринкина жизнь
В Индии принята чёткая кастовая система, в низу которой находятся так называемые «неприкасаемые» — люди, в отношении к которым применяется множество всевозможных табу, вплоть до запрета прикасаться к ним. Но мало кто задумывается, что и у нас есть каста «неприкасаемых», точно так же табуированных практически во всём, в чем возможно. Это — психиатрические больные.
Наука пока не знает причин возникновения подобных заболеваний, так что — точно так же, как от сумы и тюрьмы, ни одному человеку не стоит зарекаться от этой беды. И не дай Бог, такое с кем-то случится — конец жизни. Человек навсегда записан в «неприкасаемые», даже если сумел восстановиться. Но психиатрические болезни в принципе считаются неизлечимыми, ибо, повторюсь, неизвестны ни их причины, ни эффективные и гарантированные методы лечения. И именно с этими обстоятельствами связана строгая врачебная тайна, окружающая больных с такими диагнозами. Чтобы хоть как-то их защитить, ибо только тем, кто столкнулся поближе с этой сферой, известно, какие это беззащитные, бесправные и уязвимые люди.
Беда, если с вами это случилось. Но ещё большая беда, если с вами этого не случилось, но всё же случилось. Бывает, если у вас заботливые родственники. О чём и будет мой рассказ.
Знала я Маринку. Она все молодые годы провела в психбольнице, с перерывами в два-три дня. Месяц в больнице, два дня дома, и снова больница. У Маринки был диагноз «психопатия», ничего более серьёзного ей не сумели натянуть, как ни старались. В последние годы диагноз не употребляют, разбив на сотню более «узких». Что значит этот диагноз? Так называемое «неправильное», отклоняющееся от общепринятых норм поведение, то есть в Маринкином случае была указана её «конфликтность и неумение строить отношения с окружающими». Этот диагноз можно поставить вообще ЛЮБОМУ человеку, ибо всегда найдется кто-то, кому наше поведение не нравится. Тем более, Маринка была молода и наивна, о каком «умении строить отношения» вообще может идти речь? Я много общалась с Маринкой, она была абсолютно адекватным человеком, очень доброжелательным и — подумать только! — ничуть ни на кого не озлобленным. Но эти её качества врачи квалифицировали как хитрость, отягчающую диагноз.
А что же было за кадром? Маринка рано вышла замуж. Муж оказался полной тряпкой из маменькиной юбки. Маменька же, то есть Маринкина свекровь, Маринку ненавидела и на дух не переносила. Она-то и укатала её в первый раз в больницу. А кто попадает в эту больницу, уже никогда не считается полноценным и заслуживающим доверия человеком. В любом его поступке и слове усиленно ищут признаки ненормальности. А кто хорошо ищет, тот всегда найдёт. И это было на руку свекрови. Проведя месяц-два в больнице, Маринка возвращалась домой. Через день-два свекровь начинала активно провоцировать её на ссору, доведя же Маринку до слёз, звонила в психиатрическую «скорую» и сообщала, что невестка ведёт себя как-то ненормально. Маринку снова укатывали на месяц-два, ибо психиатры верят родственникам, а не больным. Я понимаю, почему: на всякий случай. Перестраховка: а вдруг родственники сказали правду? За неоказание помощи больному человеку полагается ответственность. Нет уж, пусть полежит, не умрёт, а мы за ней понаблюдаем. Разумеется, Маринкины протесты были лишним доказательством её «конфликтности». И всё шло по кругу. И с каждым разом степень Маринкиной «болезни» заметно прибавляла в весе, Маринку уже считали безнадёжной. Свекровь приходила в больницу, расспрашивала медиков о состоянии невестки, выражала сочувствие и озабоченность. С Маринкой общаться, правда, не считала нужным.
Последний раз я встретила Маринку, когда ей было уже под 40. И она была всё в том же кольце. Затем её, говорят, отправили в психоневрологический интернат.
Очень хотелось бы дописать жизнеутверждающий финал: свекровь наконец умирает, Маринку выпускают, у неё хватает ума и достоинства развестись с мужем, который ей и мужем-то, по сути, не был. И хотя бы остаток жизни пожить нормальным человеком. Быть может, даже встретить достойного и понимающего спутника жизни. Оркестр, туш!
Только вот не доводилось слышать, чтобы из таких интернатов можно было вырваться назад. И в психиатрических диспансерах с учета никогда не снимают — до самой смерти...
19.01.2017
