– А ты знаешь, как еще называют этот сыр? – сощурив глаза, спросил Лекс.
– Нет. Как?
– «Запах ног Бога»! – парень взорвался от хохота. Он так ржал, что весь покраснел, а Мейка не удержалась и тоже смеялась.
– Ну, ты! – фыркнул отец, поморщившись сквозь улыбку. – Мейка, не слушай! Лекс не совсем правильно передал. Во-первых, так назвали не сыр, а только его аромат. Во-вторых, что такого в запахе ног?! Вам, дети, представляется отвратительный запах, в силу поверхностного мышления, но вот сами подумайте: запах не человеческих ног, а Божьих! И потом, чего еще ждать от поэтов-прозаиков?! Навыдумывают, тоже! Любители красивых изречений!
– Ага! Ну, скажи, ржачно! – заходясь от смеха, часто кивал Лекс.
Мейка тоже покраснела от смеха, но, сжимая губы, старалась сдерживаться и не хохотать. Вот только Лекс смеялся с таким искренним удовольствием, что у нее ничего не получалось и судорожный смех все же вырывался из груди.
– Эх, ну что ж с вами делать?! – поднял руки Лерой, решив сдаться.
– Ну что ты? Пусть веселятся, – пожурила мужа Волфолия.
Пока Лерой разливал всем белое вино, официант прикатил тележку и аккуратно расставлял блюда на столе. Перед Мейкой базиликом и чесноком благоухали улитки в сливочном соусе. Самыми вкусными во всей Франции считались бургундские улитки в раковинах в форме спирали – такие раковины удобнее держать специальными щипчиками. Лекс, любитель фаст-фуда, не особо любил французскую пищу, и потому выбрал «тарт фламбе» – плоский открытый пирог, напоминающий пиццу на деревянной разделочной доске. В начинке Мейка разглядела морепродукты, лук и белый сыр.
– Сбалансированное питание, – ухмыльнулся Лекс, глядя на улиток.
– Ты о чем? – не поняла Мейка.
– Выбрала улиток, в которых процент жирности практически на нуле и самый жирный сыр во всей Франции. Ты что, на диету надумала сесть?! – Парень состроил возмущенную гримасу, но в глазах его плескалось веселье.
– Сыр ты мне заказал! – фыркнула Мейка. – А улитки… просто давно не ела, вот и соскучилась.
– Ешь хотя бы с хлебом, – кивнув на корзинку с нарезанным багетом, посоветовал Лекс.
– Ты же знаешь, я не люблю хлеб! – насупилась она.
– Конечно, «зачем занимать место хлебом, если на столе столько всего вкусного»?! – слово в слово процитировал друг слова Мейки, сказанные лет десять назад, когда они были совсем детьми.
– Вот именно! – ухмыльнулась Мейка.
– Кстати, будете наряжаться на Хэллоуин в этом году? – с энтузиазмом спросил Лерой, принявшись за тушеные овощи.
– Еще чего! – проворчал Лекс.
– Не знаю, – пожала плечами Мейка, с тоской глянув на друга; она явно рассчитывала повеселиться этой осенью.
– Вот ты не любишь американскую еду, а праздники их обожаешь, – съехидничал Лекс.
– С чего это Хэллоуин американский праздник?! – возмущенно спросил Лерой, и Лекс вопросительно посмотрел на маму.
– Папа прав, – кивнула Волфолия.
– Хэллоуин для Штатов всего лишь «гость», сын. Родина этого праздника в Европе. История Хэллоуина началась еще в дохристианские времена. Древние кельты отмечали праздник под названием Самайн, который знаменовал собой окончание лета, несмотря на то, что праздновался глубокой осенью. Самайн принято было отмечать у всех народов, населявших в то время Британские острова, а также у кельтов, живших на территории современной Франции. Вот почему некоторые исследователи относят Хэллоуин к исконно французским праздникам.
– В эту ночь жители кельтских поселков старались выглядеть устрашающе, чтобы нежить не смогла отличить их от «своих». А чтобы жители загробного мира не навредили живым, духам оставляли угощение прямо на улицах. Отсюда берет начало обычай выпрашивать сладости, но оставлять сладости следует на улице и не заносить домой, дабы дух, желая отведать угощений, не пробрался вслед за тобой, – словно страшную сказку, расширив глаза, как увлеченный рассказчик, поведала Волфолия.
Мейка едва не подавилась сыром, услышав о духе, который пробрался в дом. Может, тот, кто не давал спать ночью – это дух? Может, он как-то пробрался на виллу? Может, она невольно чем-то приманила его? Сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Как узнать, кто он, если он не позволяет Мейке поговорить об этом с бабушкой? А если она все же попытается, то… вдруг он убьет кого-нибудь из бабушек Дарниз так же, как сделал это с Шоном? Вспомнив расколотый череп парня в том переулке, Мейка выронила щипчики и прижала руку ко рту, испугавшись, что ее снова стошнит.
– Мейк? – забеспокоился Лекс. – Ты чего?
– Милая, ты так побледнела… – нахмурилась Волфолия. – Прости, я тебя напугала?
– Нет, – оторвав руки от лица, поспешно замотала головой Мейка. – Это не из-за рассказа! – поторопилась объяснить она. – Просто что-то не то съела вчера…
– Как там бабушка? – резко сменил тему Лекс, обратившись к матери. Мейке показалось, что он не желает говорить о вчерашнем дне. Незаметно она глянула на друга, размышляя, сильно ли она его задела, когда оттолкнула и сказала, что не хочет с ним встречаться? А может, он подумал, что ее затошнило, потому что она вспомнила вчерашний поцелуй? Испытав болезненный укол совести, Мейка встревоженно поерзала на стуле и снова исподлобья взглянула на друга, но он не смотрел на нее, увлеченно поедая пирог.
– Болеет, – сдержанно улыбнулась Волфолия. – Мишу с ней в больнице. Взяла отпуск, чтобы побыть с мамой. Когда ее отпуск закончится, поеду я, так что, дорогие мои, – продолжала она, глядя на мужа и сына, – придется вам некоторое время завтраками и обедами заниматься самостоятельно.
– Не волнуйся, Фолли, справимся, – заботливо коснувшись запястья жены, успокоил Лерой.
Мейка молчала, она не знала бабушку Лекса. Обычно, когда она уезжала в Савойю, Лекс с родителями ездил в Марсель. В Париж он возвращался в то же время, что и Мейка, чтобы подруга не скучала без него. Родители же оставались в Марселе еще около двух недель, и это время Мейка практически жила у Лекса, а домой возвращалась только ночевать. Часто к ним заходила Сандрина, ругалась, что развели бардак, и тогда ребята принимались за уборку.
После ужина родители Лекса отправились к владельцу гольф-клуба договариваться о членстве Лероя, а ребята решили покататься по Савойе. Обратно дорога все время шла с уклоном вниз, велосипед летел с горки быстрее ветра, и Мейка визжала от страха, смешанного с восторгом – она отвыкла от велосипеда, притормаживать боялась, вдруг нажмет на тормоз слишком сильно, велосипед «встанет» и по инерции сбросит ее на землю? После таких «горок» ее руки и ноги тряслись. Добравшись до проспекта Анны-де-Ноай, она слезла с велосипеда и рухнула прямо на газон.
– Ты чего? – ухмылялся Лекс, опустившись рядом. – Устала?
– Нет. Все поджилки трясутся, – призналась Мейка, обхватив руками колени. – Лекс, я на сегодня, кажется, больше не хочу кататься. Я дойду до дома пешком.
– Ладно, дойдем пешком вместе. Ты так и не попробовала вино… Поехали ко мне? Когда родители вернутся, я провожу тебя домой.
– Окей.
– Мейк, ты же не боишься высоты? Отчего трясутся поджилки? – спросил Лекс, внимательно глядя на подругу.
– Не боюсь, – кивнула Мейа. – Я боюсь вылететь из седла, грохнуться головой об асфальт… боюсь, что мой череп треснет и на землю вывалятся мои мозги… – совсем посерев, пробормотала она и лихорадочно задрожала.
– Э-е-е-ей?! – удивился Лекс и, обняв за плечи Мейку, притянул ее к себе. – Что с тобой такое, Мейк? Ты, как приехала сюда, стала странно вести себя. Я тебя не узнаю. Где моя смелая девочка?!
Мейка хотела сказать: «умерла», но от этого жуткого слова зубы вдруг громко клацнули друг о друга, и с испугу она сжала их со всей силой. Не хватало еще в таком невменяемом состоянии предстать перед Лексом!
– Мейк, ты вся трясешься… – обнимая девушку за плечи теперь уже обеими руками. – Руки холодные… ты замерзла?
– Нет.
– Вроде, лето на дворе…
