Такое объяснение - или указывает на крайне расстроенное воображение, если оно искренне, в чем можно сомневаться, если же оно придумано, то должен быть другой мотив. Пролежав 2 1/2 месяца в больнице, он прямо оттуда пошел на покушение. Если он служил притом орудием сторонних внушений, то, спрашивается, откуда они явились и где они явились,- во Пскове ли еще или в больнице?

Константин Победоносцев

Петербург. 23 июня 1893

1894 ГОД

95

Ваше Императорское Величество.

Вчера, приехав в комитет, я застал всех г. г. министров в величайшем смущении по поводу нового указа, присланного к опубликованию.

Сегодня только мог я ознакомиться с содержанием этого указа, и в силу своей верноподданнической преданности, не могу удержаться, чтобы не исповедать перед Вашим Величеством и мое величайшее смущение и опасение.

Что касается до общей мысли указа,- т. е. до учреждения инспекторского департамента,- никто не счел бы себя вправе возражать против воли Вашего Величества, коль скоро она выражена.

Но в редакции этого указа есть статья 8-я, придающая всему учреждению особое значение, которое трудно понять. Трудно понять, чтобы эта редакция выражала и подлинную мысль Вашего Величества. Не могу не подивиться, что лица, подносившие указ к подписанию Вашему, не доложили Вам каждое слово, каждую фразу, дабы могло быть взвешено значение и смысл каждого слова, долженствующего получить силу закона, подлежащего исполнению.

В самом деле, вот что означает редакция 8-й статьи: что Император, оставляя на месте избранных им министров, выражает в самом законе прямое недоверие к ним, ограничивая их в существенном условии всякого управления, то есть вправе избирать и назначать подчиненные орудия исполнительной власти, и всякое назначение подвергает поверке особого трибунала, по докладу коего всякое назначение, во всей необъятной России, до последних низших чинов, может быть лишено утверждения. Таким образом, министры превращаются из духовного орудия правительства, облеченного монаршим доверием, в механического приставника, лишенного власти и неразлучной с властью ответственности. В таком положении для министра становится невозможным самое отправление власти, и в государственный механизм вносится страшное начало безвластия.

Не может быть, невозможно и немыслимо, чтобы такова была мысль Вашего Величества. Дерзаю сказать: не то написано в этом указе, что вы приказали написать. Не может быть, чтобы сама верховная власть перед лицом народа установляла начало безвластия.

Дело представляется мне столь важным, что смею еще сказать: вся Россия придет в смущение от этой редакции 8-й статьи указа. Смею уверить Ваше Величество, что ни в одном государстве, ни в каком законодательстве не бывало такого закона. И когда эта 8-я статья огласится в Европе, она произведет изумление: в одних - крайнее смущение, в других - злорадство.

В России же и ныне отовсюду несутся сетования о том, что власти расшатаны, что пружины их ослабели. А предполагаемым правилом 8-й статьи произведено будет решительное колебание властей.

Благоволите, Ваше Величество, обратить внимание на практические последствия этого правила.

Все подчиненные чины, назначаемые министрами и местными начальствами, призываются, каждый в кругу своем, к деятельности со властью, которою облечены. Силу свою получают от санкции высшей власти и прежде получения ее не могут действовать с уверенностью власти. Теперь каково же будет положение хотя бы полицейского чиновника, назначаемого в Сибири губернаторскою властью, - доколе, может быть через год или долее, не придет из Петербурга приказ об его утверждении? А что, если вместо утверждения получится из инспекторского департамента (как бывает с наградами) бумага о том, что Высочайшего соизволения не последовало? Как разуметь тогда и в какой силе признать те действия, распоряжения, приговоры, которые от него последовали? И если он послан был своим начальством на службу в дальний край, на чей счет возвращать его? Может случиться и ныне, что чиновник назначен с нарушением правил о чинах и формах, и назначение может быть признано недействительным; но до того времени он все-таки был законною властью, и его действия сохраняют свою силу. Что сказать затем о назначениях, которые ради государственной безопасности требуют немедленных уполномочий, - а нужда в этом ныне часто встречается. Положение министра внутренних дел, в особенности, станет при действии нового правила поистине безотрадным и просто невозможным.

То же прилагается и к увольнению от службы. Ныне закон предоставляет начальству спасительное право освобождаться от негодных чиновников, от нерадивых, от негодных, от взяточников, коих нельзя прямо обличить. Они увольняются приказом или по прошению. Теперь и увольнение подобных людей до утверждения из Петербурга тоже остается в неизвестности. А что, если и в подобных случаях получится бумага, что утверждения не последовало? Тогда весь авторитет начальства окончательно подорван.

Что сказать еще затем о назначениях в сфере педагогической, по учебным заведениям, где беспрестанно приходится одного учителя, директора заменять другим и увольнять немедленно учителей неблагонадежных и вредных в нравственном и политическом отношении? Какая смута произойдет в этой сфере, когда назначения и увольнения во всей России подойдут под то же правило!

Смею указать и еще на одну великую опасность, угрожающую крайнею деморализацией всего дела. По идее все назначения, увольнения и пр. исходят от Высочайшей власти. Но ведь это одна фикция, ибо, без сомнения, о личностях в необъятной массе чиновников со всей России Ваше Величество не может иметь отдельного соображения. Доклады будет представлять управляющий, но ведь и он относительно этой массы почти в том же положении. Однако, он имеет право возражать, представлять свое veto противу предположений министерств и местных начальств. На чем же он будет основываться? На докладах своей канцелярии? Но и эта канцелярия, подобно всем канцеляриям, не застрахована от своей свойственной всем язвы - пристрастия, покровительства, кляузы и, наконец, взяточничества. Что, если в промежуток между предположением и утверждением станут обращаться в канцелярию эти ходатайства, заискивания, сплетни, нарекания, обвинения и,- обычное дело,приношения? В этом месте может развиться самая гибельная эксплуатация назначений на места, и канцелярия инспекторского департамента может обратиться в страшилище министров.

Простите, Ваше Величество. В прежнее время Вы удостаивали меня доверия, когда я смел обращаться к вам с предупреждениями о том, что, по моему глубокому убеждению, грозило недоразумением или ошибкою в сознании Вашего Величества. Не погневайтесь и теперь за мое писание,- думаю, что Вы не сомневаетесь и ныне в его беспристрастии. Прикажите, ради правды, ради. блага общественного,- смею сказать, ради славы имени Вашего,- отсрочить опубликование указа, доколе не будет строго пересмотрена вся редакция оного, особливо в 8-й статье. Если эта статья появится, как она есть, в виде закона, трудно будет уже потом дать ей приличное истолкование в ином смысле!

Вашего Императорского Величества

вернопреданный

Константин Победоносцев

Петербург. 11 мая 1894

Вот буквально текст 8-й статьи указа:

Никакое должностное лицо гражданского ведомства не может считаться назначенным на должность или уволенным от нее до воспоследования Высочайшего о том приказа. Но подлежащим начальствам, от коих зависит определение к должности и увольнение от нее, представляется и впредь замещать вакантные места по своему усмотрению, в пределах предоставленной им власти, а равно освобождать от исполнения обязанностей по должностям (?) и допускать к сдаче дел, с тем, однако, что назначенные указанным порядком лица считаются назначенными в том только случае, ЕСЛИ назначение будет подтверждено Высочайшим приказом, причем назначение это следует считать с того времени, когда состоялось распоряжение о возложении на данное лицо исполнения обязанностей по должности; лицам же уволенным изъясненным порядком может быть выдан аттестат не ранее воспоследования об увольнении Высочайшего приказа.