Но охранники решили: и так он мертвый; его надо на помойку.

Солдат просто из себя вышел и напрямую объявил товарищам, что они заелись.

Тогда один из охранников добродушно, но, к сожалению, очень невнятно выразился насчет того, что, дескать, жалко муравьишку. Возможно, и у него есть матушка, которая, если можно так выразиться, будет понапрасну ждать.

Соленопсис едва сдержался, чтобы не подтвердить со всею горячностью, что да, есть!

Но тут еще какой-то посетитель появился перед главным входом. Он шел веселой походкой, поскрипывая и притопывая, а запах… Запах этого пришельца — чистое благоухание! — показался Соленопсису определенно знакомым.

Уж не Атемелес ли это? Воришке нестерпимо захотелось повернуться, чтобы рассмотреть гостя, но он, разумеется, не стал этого делать, боясь обнаружить признаки жизни.

Охранники встретили пришельца куда приветливей, чем интендантов. Его обступили, обняли. Восторженные приветствия граничили с лестью.

Врагу Соленопсиса, видимо, тоже захотелось выразить свое расположение неизвестному. Он стал возбужденно топтаться на месте и все порывался кинуться к компании, которая шумела всего в нескольких шагах поодаль. Но он-то не верил, что воришка мертв, и поэтому не решался оставить его без присмотра. Тащить же с собой такую дрянь было вроде бы неуважительно к гостю. Причем он боялся вызвать насмешки товарищей, столь ясно выразивших свое мнение о Соленопсисе.

Его наконец озарило: надо облить пленника муравьиной кислотой! Куда он тогда денется?

Мечта Соленопсиса о легкой смерти была бы исполнена, если бы солдат не позабыл, что кислотное оружие стреляет нормально только при сильном гневе муравья. Он же в эту минуту испытывал радость встречи. Выстрел поэтому получился слабый: всего несколько брызг попало в жулика.

Эти брызги не могли парализовать Соленопсиса. Они его только как бы ошпарили. Не взвидя белого света, воришка подскочил и, уже в воздухе развив бешеную скорость, помчался прочь.

Солдат озадаченно уставился в то место, где только что лежала жертва, и, поразмыслив, с гордостью заключил, что заряд кислоты оказался настолько могучим, что сжег Соленопсиса дотла.

А тот был жив и летел как пуля. Он пробил головой две или три стены добротной кирпичной кладки и, оказавшись в каком-то складском помещении, забарахтался в груде страшно перепутанных шелковых нитей, которыми оплетаются коконы. Он чуть не задохнулся в этой ловушке, и, когда наконец сумел выбраться, силы его оставили. Он только и смог немного проползти на брюхе, а затем растянулся, раскинув ножки.

Вскоре через него аккуратно перешагнули. Потом это повторилось, но уже безо всякой аккуратности: на одну из ножек бесцеремонно наступили. Приподнявшись, чтобы послать проклятье вслед неосторожному, Соленопсис с горечью разглядел, что на этот раз нелегкая занесла его к личинкам. Ну и денек!

Это было сложное подземное сооружение, чем-то напоминавшее заводской цех. Тот, кто попал бы сюда впервые, ни за что не смог бы разобраться в окружающей сложности — точно так же, как, например, экскурсантам на химкомбинате не сразу ясно, для чего та или иная труба и зачем так много дыму.

Различные камеры, что-то такое вроде ванн для мелкой обработки и временного хранения, транспортные магистрали, разнообразные усовершенствованные приспособления, еще не известные даже науке, и целый рой беспрерывно снующих специалистов — все это здесь было. Все, кроме того, что можно украсть.

Соленопсис всегда с презрением сторонился хлопотливого предприятия, словно понимая, что ему, с его профессией, там себя не найти. И теперь, заброшенный сюда чужой волей, он испытывал одно только отвращение.

Он валялся невдалеке от набережной большого искусственного бассейна, в котором были уложены крупные личинки. Вокруг хлопотали взрослые муравьи — частью няньки, а частью добытчики, по-приятельски кормившие нянек отрыжкой. Какие-то ротозеи стояли на берегу и бросали вниз кусочки жучков, крылышки вредных бабочек и червячков. Бросив, они шустро шевелили усами, нагибались и смотрели в бассейн. Глупо выглядела эта забава: продукты падали на бока личинок и скатывались на дно.

Вдруг Соленопсис заметил, что один из этих глупцов бросил в бассейн целое яйцо — правда, не муравьиное, а какого-то другого насекомого, но все равно это уж было слишком! Возмущенный, воришка вскочил, намереваясь во что бы то ни стало спасти ценность.

Он не подозревал, что тут происходит обыкновенная кормежка: увальни-личинки, напрягаясь от голода, выделяли из боков едкую жидкость, растворявшую сухой паек, а выпивали получившийся питательный настой.

Ни на кого не глядя, Соленопсис спрыгнул в бассейн и, к своему удивлению, шлепнулся в прохладную влагу, которую сначала не заметил. Освежиться, смыть с себя прах дорог было, конечно, можно — воришка порадовался счастливому случаю. Но тут жидкость начала свое действие. Соленопсис забился, словно пойманная птица, и стал растворяться между двух громадных личинок, будто тонул между бортов сошедшихся на рейде пароходов.

И это счастье, что там было мелко, что влага, по-видимому, растворяла не сразу, а главное, что как раз в этот момент трое нянек заметили, что правая от Соленопсиса личинка лежит как-то противоестественно. Они решили перевернуть ее на другой бок и исполнили свое намерение с прославленной муравьиной незамедлительностью. Воришка успел прилепиться к личинке и был поднят на спасительную высоту.

Другой бы на месте Соленопсиса одумался после всего пережитого да хоть попробовал бы вступить на честный путь! Но, как это ни прискорбно, наш герой, покинув с понятной торопливостью зал личинок, сразу же стал строить новый план проникновения в центр города…

Он решил больше не мудрствовать. Надо применить обычный способ соленопсисов — подкоп! Суровый и сосредоточенный, приступил к работе.

На этот раз повезло Соленопсису: при последнем бегстве он случайно уперся в стену, за которой начинался центр города. Стена была не очень толстая. Воришка мигом ее пробил и выглянул.

И сразу увидел Великую мать города!

Величественная, в новом блистающем панцире, она смотрела прямо на Соленопсиса мудрым и как бы осуждающим взглядом. Ему сделалось не по себе… Он уже хотел юркнуть назад, но вдруг догадался, что она его вовсе не видит. Какое дело ей, основательнице города и матери миллионов, до мелкого жулика!

Приободрившись, Соленопсис проворно огляделся, выискивая кладку яиц. И он увидел такое, от чего даже его, прожженного негодяя, взяла оторопь.

Кошмарная сцена разыгрывалась в стенах святыни муравейного города. Там не было тишины и порядка. Там было как после землетрясения: все переломано, перебито и много мусору. Комья грязи, корявые щепки, чья-то шкура, ветки, иголки, семена какого-то лесного растения, целехонькая и совсем живая нога без своего владельца, и повсюду — яйца, яйца, яйца… И среди этого разгрома бессмысленно мотались приближенные Великой матери города и солдаты охраны.

А среди них, имея шустрый, деловитый вид, бегал… Атемелес! Это, значит, его давеча привечали охранники.

За Атемелесом не гонялись, он бегал просто так, от избытка бодрости. По временам он подхватывал с пола яйцо, прокусывал и тотчас бросал. Он был сыт-пересыт!

То и дело кто-нибудь из муравьев заступал ему дорогу. Но в какой позе?! В умоляющей! Они умоляли Атемелеса принять хоть капельку отрыжечки!

Другие бросались вдруг к Атемелесову брюшку, жадно искали там чего-то. А чего — это Соленопсис знал точно: того самого коварного угощения, которым жук попотчевал его утром. Здесь же воришка заметил и своего недруга. Этот был не лучше остальных, он даже не казался страшным.

Итак, все объяснилось. Атемелес сумел одурманить всю охрану и всех приближенных Великой матери города. А сама она казалась отрешенной… С полным равнодушием смотрела на творившееся вокруг безобразие.

Уж эти Атемелесы!.. Ведь маленькие жучки, а если их разведется много, могут учинить столько же зла, сколько негодяй, разворошивший муравейник палкой.