За домашними хлопотами день пролетел незаметно. Вечером в назначенный час раздался звонок, и на пороге появилась Неля, держа за руку мальчика лет пяти – шести.

– Знакомься – это мой сын Дима, но мы ласково его называем Дюсик, – сложив губы трубочкой, просюсюкала Неля. – Нам скоро шесть, – и, повернувшись к сыну, продолжила: – А это тетя Влада, будь с ней повежливей, Дюсечка.

– А она мне кто? Сестра или подружка? – прогундел малыш.

Неля извиняюще улыбнулась.

Они разделись в прихожей, и я предложила гостям пройти в комнату. Малыш ежесекундно дергал мать за рукав и шипел ей что-то на ухо.

– Нет, в комнату не надо, идемте лучше на кухню, – сказала Неля. – Надо Дюсику налить чайку, дать конфетку и печеньку. Да, мой сладкий? – пропела она. – И тогда мамочка с тетей сможет спокойно поговорить о делах.

Подмигнув мне, она величаво прошествовала на кухню. Я, право, от такого напора растерялась, но быстро взяла себя в руки и, приготовив угощение, стала разливать чай по чашкам. Я заварила мой любимый «Липтон» – у него хороший насыщенный вкус.

– Угощайтесь, – я пододвинула поближе к гостям вазочку с конфетами и шоколадным печеньем.

– Спасибо, но Дюсечка этого не ест, – сказала Неля и достала из сумочки заморское лакомство – две хрустящие палочки печенья, облитые, как уверяет нас реклама, толстым-толстым слоем шоколада. – Да, и еще: чай Дюсечка пьет только английский с бергамотом.

Глядя на недовольно перекошенное лицо маленького капризы, я поняла, что в число почитателей «Липтона» Дюсик не входит, мой чай пришелся ему не по вкусу.

Дюсечка ныл не прекращая. То ему было жарко – и заботливая мама хваталась его раздевать, то он вдруг замерзал – и его тут же надо было одеть. При этом он не забывал запихивать в рот конфеты, чавкать и хвататься за все руками, которые были так же обильно измазаны толстым-толстым слоем шоколада, как и его любимое печенье. В счастливые моменты пережевывания конфет, когда Дюсик вынужден был делать паузы, так как жевать и ныть одновременно было затруднительно, Неля пыталась мне рассказать о нашей будущей поездке.

Насытившись, Дюсечка требовательно прогундел:

– Кто из вас будет со мной играть?

Мама, мило улыбаясь своему сыну, попросила:

– Дай нам с тетей поговорить хоть минуточку, – но отпрыск ее не слышал.

– Подожди, – сказала я. – Его надо просто чем-нибудь занять, и тогда мы поговорим спокойно.

Зайдя в комнату, я достала из шкафа большую коробку с игрушками сына. Андрюше десять лет. Несмотря на то, что он уже хорошо владел компьютером и предпочитал игры виртуальные, время от времени он играл с солдатиками и очень любил конструктор «Лего». Чего только не было в его коробке, но Дюсечка не обращал своего драгоценного внимания ни на меня, ни на коробку. Он продолжал ныть, требуя внимания только к себе.

– Иди посмотри, что есть у Андрюши, выбери и поиграй игрушками, – еще раз предложила я.

– А кто такой Андрюша? – спросил недовольно Дюсик.

– Это сынок тети Влады, – ласково гладя Дюсика по голове, проговорила Неля.

– А он мне кто? – не унимался Дюсик. – Брат или дружок? – продолжал он, не обращая внимания на коробку с игрушками.

В эту минуту раздался звонок, и в квартиру с веселым смехом влетел Андрюша с соседским мальчиком Игорем.

– Привет всем! У нас гости? – спросил он, глядя, как Дюсик от смущения карабкается и прячется у Нели на руках.

– Мам, можно я Игорю новую игру на компьютер поставлю и покажу, как надо пройти пятый уровень?

– Можно, – разрешила я, – только прошу взять с собой Диму. Может, и ему эта игра понравится?

Ребята ушли в детскую комнату, а мы вернулись на кухню и продолжили разговор.

– Я прямо не знаю, что это сегодня с Дюсечкой, ну нет настроения прямо с утра. Вообще-то он такая умница у меня и развитый не по годам, от него все воспитатели садика в восторге, – сказала Неля.

Выпив еще по чашке чая и поговорив минут десять, мы прошли в комнату и застали там следующую картину: Дюсик с улыбкой неандертальца, ловкостью шимпанзе и упорством носорога с остервенением прыгал на нашей двуспальной кровати и выколачивал из пружинных матрасов пыль. Одновременно в двух руках он держал по игрушечной пластмассовой машинке и при каждом новом взлете над кроватью бил их друг о друга, с наслаждением вопя: «Авария! Берегись! Авария!»

Мой сын с другом стояли тут же и беспомощно разводили руками.

– Мам, мы его хотели остановить, но он кусается. И ругается матом, – добавил, покраснев, Андрей. – Забери его от нас, а то я ничего не успею показать Игорю.

– Дюся, как некрасиво! – попыталась приструнить свое чадо Неля. – Если не слезешь немедленно, я тут же уйду, ты меня знаешь, – строго проговорила она, но при этом не сдвинулась даже на сантиметр.

Отпрыск и не думал реагировать на слова матери. Видимо, такие пустые угрозы были не впервой. Надо думать, он знал, что заботливая и обожающая его чрезмерно мамаша никуда не денется. Он продолжал взлетать под потолок, одновременно вопя, как раненый бегемот, добивая пластмассовые игрушки. Все прикроватное пространство было усеяно острыми осколками разбитых игрушек. Неля, пунцовая от бессилия и неловкости, продолжала угрожать Дюсику своим уходом. Но ей не стоило сотрясать воздух пустыми угрозами. Дюсик на них чихал с высоты нашего потолка, а потолок, скажу я вам, у нас трехметровый. И тут уже лопнуло мое терпение.

– Достаточно! – строго сказала я. – Ты сломаешь нам кровать, сейчас же прекрати!

И то ли от усталости, то ли от того, что машины были окончательно доломаны, Дюсик остановился. Неуклюже слез с кровати и, как ни в чем не бывало, повернувшись к пунцовой, похожей на свеклу Неле, слащаво-приторным голоском произнес:

– Мамочка, какая же ты у меня красавица, просто прелесть! Молодая и тоненькая, как девочка, – при этом юный льстец выпячивал и надувал губки, заламывал ручки и закатывал глазки.

К мамочке тут же вернулся здоровый цвет лица, и она, с восторгом глядя попеременно то на меня, то на Дюсика, произнесла:

– Видишь, какой он у меня ласковый, интеллигентный и необыкновенно честный мальчик.

«Да, – пронеслось в моей голове, – честный, особенно по части слов “молодая” и “стройная”». Но мамочке до боли хотелось в это верить, а хитрый сынуля знал, на какие струнки надавить.

– Ты тоже красавица, и волосики и глазки у тебя просто прелесть, – уже повернувшись ко мне, пропел маленький льстец, при этом он продолжал выпячивать губки, заламывать ручки и закатывать глазки. Мне стало не по себе: мальчик шести лет поет такие дифирамбы! Ни дать ни взять будущий Казанова. Неля же не скрывала своего обожания и с гордостью взирала с высоты своего роста на сотворенное ею чудо. А чудо, поковырявшись в носу, басом произнесло:

– Я хочу писать.

– Сейчас, сейчас, мое солнышко, потерпи, – заторопилась Неля, извлекая из дамской сумочки яркую пластиковую бутылочку.

– Дюсик не любит унитазы, – тут же пояснила она, – у него есть любимая бутылочка. Да, мой хороший? Идем, – сказала она, и парочка удалилась в туалет.

«Да, прелестно, – подумала я, – писаем в любимую бутылочку, а какаем в именную коробочку?» И еще как-то сами собой пришли на ум слова мудреца о том, что родительская любовь слепа.

Проводив своих новых знакомых, я принялась наводить порядок в комнате. Под ногами хрустели осколки пластмассы, смятые журналы и куча оберток от конфет. В комнату заглянул сын.

– Ну и знакомые у тебя, мам, – хмыкнул он, – а этот Дюсик просто герой фильма «Вождь краснокожих».

– Он еще маленький, – как-то не очень-то уверенно ответила я, – ему только шесть лет.

– Маленький, – пробурчал Андрюшка, – а ругается, как большой. Мам, – жалобно сказал сын, – не приглашай его больше, а то он все мои игрушки разломает.

– Ладно, – пообещала я, – неси мусорный пакет, будем наводить порядок.

Подготовка к отпуску шла полным ходом, а еще были хлопоты по дому, и поэтому с Нелей и Дюсиком мы увиделись только накануне отъезда. Она забежала ко мне и с порога спросила: