То подарил тебе хотя б одну!
Люблю тебя, но мир твой,
Увы, чужой, увы, не мой…
Ах, если б нами в крохи встречи той
Рождён был мост из мира моего в твой!
Люблю тебя, но мир мой,
Увы, чужой тебе, увы, не твой…
Я так хочу, чтоб мост из света звёзд
Меня в твой мир вдруг перенёс!
Люблю тебя, но мир твой,
Увы, чужой, увы, не мой…
Вот он замолчал, а я всё ещё стояла как заворожённая. Я видела его обычное в общем-то лицо, седину, морщины. Старый уже, не красавчик, но… но он был красив!
И ночь молчала вокруг нас. Тускло светились звёзды в бездонном чёрном небе. Луна сияла тускло, выхватывая из мрака его силуэт. А озеро перед ним мерцало серебристо-белым ярким светом и освещало его лицо… Он был красив…
Незнакомец допел. Плечи его поникли. Он ссутулился. И мне стало его жаль. Я подошла по берегу к нему поближе — он даже не заметил моего приближения — и захлопала в ладоши. Он вздрогнул, обернулся.
— Ты кто? — спросил он растерянно.
— Я — Надежда, — ответила я робко.
Что-то было в нём такое… мне почему-то не хотелось ему дерзить. Я просто купалась в его глазах… таяла… В его глазах плескалось море света, ещё более яркого и нежного, чем свет озера… Этот свет завораживал, манил…
— Эррия? — тихо спросил мужчина.
— Меня зовут Надежда, — поправила я тихо.
Он долго и пытливо смотрел мне в глаза. Потом вздрогнул, протянул руку. Почему-то я подала ему свою ладонь. Он сжал мои пальцы. Его рука была такая тёплая…
Незнакомец вдруг выпустил свой инструмент. Точнее, отбросил, хотя ещё недавно так осторожно касался струн… Обнял меня, прижал к себе и… взлетел…
Я завизжала от ужаса… А потом мы поднялись в небо… Чёрное небо с искорками звёзд… И крылья за его спиной были большие и чёрные. Они тускло светились… Мужчина счастливо рассмеялся… Я была обижена на него за внезапность, за это непрошенное и недозволенное прикосновение и всё-таки… Когда посмотрела, как он смеётся, то внутри меня проснулось счастье… Он был самый лучший… самый красивый из всех, кого я когда-либо видала… Мы наконец-то были рядом… наконец-то рядом… Я и мой принц…
— Что тебе такого снится, что даже облизываешься и слюни пускаешь? — нагло осведомились надо мной.
Мой прекрасный сон был разбит так внезапно и так жестоко!
Открыв глаза, с ненавистью посмотрела на разрушителя моего сновидения.
Кирилл склонился надо мной. Он нагло ухмылялся. Недоверчиво провела рукой по рту. Никаких слюней. Ах, он…
Новенький расхохотался. Ну, гад, ну ты у меня…
И я мёртвой хваткой вцепилась ему в волосы.
— Э, ты чё? Сбрендила совсем?! — недоумённо уточнил он.
Видимо, к сопротивлению не привык, так редко ему сопротивлялись.
— Ага! — проорала я, — Совсем сбрендила! Ах ты, сволочь! Из-за тебя мой прекрасный сон… мой принц…
— Пусти мои волосы!!!
— Фигушки!!! Ты у меня за всё отплатишь!
— Пусти, дура!!!
— А вот хрен тебе!!!
Он вдруг резко посерьёзнел:
— Пусти, пока я добрый.
— Девчонку будешь бить? А ты вообще, мужик или кто?! Кто дал тебе право девчонок бить, а?!
— Я не посмотрю, что ты девчонка!
Я мрачно перекатилась через парту, не выпуская его волос. И повалила хама на пол. Кирилл ответил болезненным и подлым ударом в живот. Я в запале вырвала ему клок волос. Он ответил серией ударов. Я пустила в ход зубы, ногти и кулаки…
Когда нас расцепили, мы уже прилично измочалили друг друга. И футболки порвали так, что они бы половым тряпкам позавидовали. Волосы у обоих дыбом, перепутаны как мётлы. Лицо, руки, ноги, тело в синяках… Большинство из девчонок закрыли глаза, чтобы не видеть этого жуткого зрелища. Мальчишки деловито и слитно присвистнули. Учительница из параллельного хлопнулась в обморок. Наша учительница стала заикаться. Физрук, разнявший нас на пару со счётоводом у средних классов, шумно вздохнул. Директриса сползла по стенке. В дверь набилась уйма лиц из разных классов и возрастов. Мы с Кириллом с ненавистью смотрели друг на друга. Он мрачно впился мне в глаза своим жгучим неприятным взглядом. Поначалу мне даже хотелось спрятаться от его жуткого взора, но… да чтобы я мальчишку испугалась? Такого хама и оборванца? И потому я ответила ему мрачным взглядом. Ну, мы ещё посмотрим, кто кого…
Когда физрук и учитель алгебры потащили нас из класса, через очищенный проход, кто-то из зрителей довольно объявил:
— Время противостояния взоров Молчуна и Ведьмы — десять минут, сорок девять секунд и три сотых секунды.
— А драки? — вопросил кто-то.
— А я вовремя не засёк… — огорчённо доложил хренов журналист, — Но семь минут как минимум они друг друга мутузили…
Нас заперли в разных кладовках до прихода родителей. Меня — на пятом этаже, а моего врага — на втором. Света в моей кладовке не было. Надеюсь, что и в его тоже. Я растянулась на полу. Холодно и больно. Но зато я не сдавалась до конца. Все прочие сдались, а я — нет. Я крутая. Я просто умница! Но больно-то как! Как больно! Как он вообще посмел девчонку бить?! А я-то ещё и восхищалась этим негодяем! Дура…
Улицы незнакомого города были полупусты. Редкие прохожие бледнели и торопливо кланялись, едва завидев идущего. Он был молод, тёмно-рус, лицо красивое, но вот ледяные глаза страшные-страшные… Он гордо шагал по улице… Гордо, словно по своему городу шёл. К поясу крепятся ножны с мечом. За спиной большие белоснежные крылья. Одежда белая-белая, но на рукаве подсыхают пятна крови… Рукав его цел, на одежде вообще ни единой дырки, тело невредимое… Значит, не его кровь… Но он идёт совершенно спокойно, будто и не случилось ничего особенного…
Наши взгляды встретились. Его глаза были такие холодные… Мне захотелось убежать и спрятаться, но… Почему я должна его бояться? Тем более, что это только сон! Раз это сон, то я ничего не боюсь!
Юноша подошёл ко мне, не отрывая от меня своих ледяных глаз.
— Поклонись мне, — потребовал он.
— Зачем? — с улыбкой спросила я.
— Потому что я — белый хранитель. А ты — никто.
Я улыбнулась. Этот сон был такой нелепый!
— И что с того?
— Ты меня не боишься? — он удивился.
— А зачем?
Мы некоторое время молча разглядывали друг друга.
— Ты вообще чего-нибудь боишься, глупая девчонка? — мрачно спросил высокомерный юноша.
— Математики, — грустно вздохнула.
— Это ещё что за зверь такой? — он недоумённо нахмурился, — Никогда о таком не слышал.
Я расхохоталась. Не знает математики! Такой смешной!
В следующий миг лезвие его меча оказалось у моей шеи.
— Не заткнёшься — горло перережу, — мрачно сказал незнакомец, — Или сердце вырежу.
Теперь мне наконец-то стало страшно. Как никогда прежде. Что-то было в его глазах такое… он не врал: для него убить человека было просто, как комара раздавить.
— Знаешь, сколько строптивых девчонок прошло через мои руки? — он ухмыльнулся, — Я их то огнём, то плетью, то калёным железом пытал. Как они кричали! Так сладко кричали…
— И… тебе не совестно?
— Первый раз было жаль, — он нахмурился, — А потом мне стало безразлично. Человеком больше, человеком меньше… Какая разница? Сейчас же опустись на колени — и извинись, как полагается. Так уж и быть, дуру не трону.
Я вспыхнула от негодования.
Дура — самое обидное из того, что я когда-либо слышала. Поэтому и пошла учиться в гимназию. Там смеялись, что платье у меня латанное-перелатанное. И тогда я стала учиться лучше всех в гимназии — и все насмешницы заткнулись. И вот опять… опять меня оскорбляют… Какой-то гордый хам из обычного сна! Мне надоело! О, как мне это надоело! Я бы его самого мечом напополам разрезала, был бы меч!..
