Русская турчанка
Анфиса Сергеевна родилась и долгое время жила в Оренбурге с семьёй: отец инженер-строитель, мама – детский врач. Фисочка стала для них единственным и долгожданным ребёнком. Казалось, что не было семьи, более счастливой, чем эта.
Когда пришла пора познания наук, родители решили, что близлежащая школа как раз для неё, а сами отправились на север искать лучшей доли, а малышку оставили на попечение бабушки, старенькой и к тому времени немощной женщины.
Ничего не поделаешь: белый бант к первому сентября завязывала соседка, астры с её же огорода были собраны в пучок и подвязаны ленточкой из клубочка для бабушкиного вязания. Фартук белый сшили из отложенной на чёрный день батистовой простыни. И первоклашка получилась изумительно хорошенькой.
Но всё хорошее, как правило, заканчивается там, где начинается плохое. И оно не заставило себя ждать. Спустя полгода после уезда родителей, пришла телеграмма, что они пропали без вести. Куда? Почему? – ответы искать было некому.
Началась новая жизнь сироты. Школа, техникум – дорогу приходилось вытаптывать, выкорчёвывая сорняки на каждом шагу. Пинки и нежелание общаться с человеком, ни роду, ни племени ни имевшим к тому времени, были со стороны окружающих в изобилии. Бабушка ушла от неё тихо, никого не потревожив. За её гробом тащилась уцелевшая соседка, опекавший и в итоге выпустивший её из техникума преподаватель, Пётр Семёнович, да она, оставшаяся совсем одна на этом белом свете.
Работу нашла не сразу, но зато по специальности, пойдя по стопам матери. Да и Пётр Семёнович старался ей помочь изо всех сил, нравилось ему, что ещё при обучении была самой усердной, схватывала всё на лету, подбирала все капельки секретов профессионального мастерства. И дипломную работу писала под его началом: удовольствие – иметь дело с увлечённым человеком. Да и о ком было ещё заботиться, как не об озарённых делом всей жизни студентах.
Его собственный сын ещё ребёнком погиб по неосторожности, гуляя зимой с мальчишками во дворе. Как это и водится, в свободное время детвора старается изучить все уголки Вселенной, не задумываясь о последствиях этих изучений. Вышли во двор мальчишки, а дело было в феврале, когда перепадали уже оттепели, вот любознательные отважились лазить по крышам гаражей, испытывая себя и показывая друг перед другом свои возможности, а глыба льда так и сошла в неподходящий момент с одной из крыш, обрушившись прямо на сына Петра Семёновича.
После похорон ребёнка жена совсем разума лишилась, замкнув свою жизнь в тесный уголок общежитской комнатушки, которая на тот момент у них была, исключив всяческое общение не только с мужем, но и с миром, потому что любой вопрос, или не относящееся даже к делу её жизни слово, ранило её до слёз, истерик и припадков. Она никого не хотела видеть. Сидела молча у экрана телевизора, и днями смотрела всё подряд, не отзываясь ни на какие реплики. Это убивало и её саму, и мужа. А ведь когда-то так романтично они познакомились.
Он приехал молодым специалистом в город, но часто навещал бабушку во время отпуска или выходных, она жила неподалёку в селе. А что ещё делать холостяку, как не развлекаться, путешествовать и искать приключения.
Пойдёт, бывало, на танцы в местный клуб и обязательно какую-нибудь красавицу провожает до дома, возвращаясь уже по ночи с танцев. За ним тоже девчата в очередь выстраивались, чтобы станцевать, не стеснялись, сами приглашали. А он был весельчак и балагур. Такие ведь всем нравятся. И он поддерживал мнение окружающих о себе соответствующим поведением. И вот однажды, под Восьмое марта, приехав как всегда к родным с миссией благодетеля и помощника, взял у деда лошадь с телегой, не спрося, сорвал у бабушки в теплице все тюльпаны, выращиванием которых она занималась, а потом продавала – неплохое подспорье на пенсии к тому, что поспевало на приусадебном участке, загрузил цветы в телегу и айда по деревне девчат поздравлять. В какой дом не зайдёт, а там невеста на выданьи – получите букетик, и так ездил на кобыле по всем улицам. Вроде бы никого не обидел. Довольный собой, возвращался уже домой, как увидел идущую прямо на него новенькую учительницу местной школы, и ахнул: «Как же он о ней забыл!»
– Что же вы, Ромео, цветов-то для меня не припасли, – не растерялась она.
– Зато я вам сохранил своё сердце.
Так и прожили они с Лидочкой в мире и согласии, когда он перевёз её к себе, устроил на кафедру, а вот теперь она уже много времени живёт своей жизнью.
В одной из передач увидела репортаж о кошках и поняла, что нравится это ей, трогает душу и волнует. Завела элитные породы себе, стала ходить на выставки, занималась дрессурой, нарядами для своих маленьких питомцев, совершенно переключившись с мужа, и без того уже брошенного, на кошек. А ему ничего не оставалось, как переключиться на работу, уйти с головой в науку. Что он и сделал. И в каждой, более – менее старательной из студенток, видел дитя, и непременно привязывался, как к своему собственному, отдавая душу, сердце, время, а если нужно и средства.
Вспоминал, как пришла к нему Фисочка и говорит: «Мне Сергей замуж предлагает, идти, как вы думаете?»
– Зачем же за Сергея, у него же двое детей после умершей жены осталось.
– Ну и что, зато замуж. А то остальные мужики гуляют и всё, да ещё и на ночь просятся, а этот семью предлагает.
– Ну он же на пятнадцать лет старше тебя.
– Он не как другие, а с серьёзными намерениями, – упиралась девка по незнанию жизни, но поддалась-таки уговорам о том, что найдёт ещё по себе и всё у неё будет хорошо. Реагируя на советы, приходила за ними всякий раз, когда жизнь прижимала её к стенке. Так однажды, не отступая от своих идей, поссорилась с заведующей отделением, та затаила на Фисочку злобу, всё думая: «Молодая да скорая, с моё поработай, потопай, каблучок сотри. Подмётку поменяй, а то ишь, кресло моё занять решила? Ну я тебе покажу!»
И настали дни каторги, а не любимой работы. И в одну из очередных встреч Пётр Семёнович и предложил Анфисе поменять что-то в своей жизни, для начала место жительства.
– Куда же я поеду? Нигде меня не ждут. Да и что я знаю, кроме своих заборов и стен?
– У Бога много дорог, почему бы не попробовать, а вдруг и для тебя найдётся?
– Не знаю, может быть, но куда я подамся?
– Ты, главное, не пасуй перед трудностями. А поехать можешь в Куляб. Есть такой город в Таджикистане. Там очень красивые хребты, есть на что посмотреть. Да и люди не сидят на месте, заняты серебряным делом, ткут материи, изготовляют посуду. Иными словами, народ имеется, а, значит, и болячки у них тоже есть. Значит, будет, кого лечить. Найдётся и тебе, куда потратить время жизни, я уверен. К тому же у меня там племянник живёт, поможет тебе на первых порах устроиться, я с письмом тебя отправлю.
Мастер уговоров, Пётр Семёнович, проводил Анфису на вокзал с корзинкой свежеиспечённых пирожков, чемоданчиком вещей, да парой учебников по медицине, успев сунуть ей впопыхах свёрток из газетной бумаги:
– Это тебе на первое время.
Когда уже в поезде она развернула этот пакетик, то обнаружила там несколько купюр одинакового достоинства. Спрятала в карман плаща и всю дорогу ощупывала рукой, чтобы удостовериться, на месте ли?! Беспокоилась за чужие деньги, но когда пришло время, то тратила, как свои, так и прожила на них целый месяц потом.
А пока паровозный гудок известил о начале её новой жизни. Было немного страшновато ехать за тридевять земель в поисках доли, под носом бы рассмотреть успеть, что творится, но видно, так распорядилась судьба и верная рука Петра Семёновича, подавшего ей билет на этот рейс.
Счастливым ли будет этот билет, как знать? Мысли гуляли по её буйной голове, ветер развивал чернявые волосы, а взор устремлялся в вагонное окно и искал тот самый путь, предназначенный только ей.
По приезду до места назначения Анфиса поселилась на первых порах в многодетной семье родственника её наставника, хитрого и делового человека, очертившего сразу же круг её деятельности: готовить еду, убирать в доме, стирать бельё…
