Наша малышка растет очень добрым и отзывчивым человеком. Но не белым и пушистым, а со своим порой ершистым характером, что лишь добавляет ей прелести и очарования.

«Мама, я никого не люблю»

Как-то мы втроем с Юлей и Дашей сидели на диване в гостиной. Юля смотрела телевизор, мы с Дашей играли в какую-то игру. Я попросил воды, и Дарья быстро сбегала на кухню, где на столе стояла моя недопитая чашка.

– Спасибо, – поблагодарил я, – а можно мне поцеловать тебя в щечку?

– Нет, – строго отвечает Дарья.

– А в лобик?

Взгляд, которым она меня одарила, был красноречивее слов.

– А пальчики? – я еще надеялся, что моя неприступная «крепость» все-таки падет под разными вариациями моих, как мне казалось, заманчивых предложений.

– У меня заняты пальчики…

И тут происходит неожиданное. Дарья вскакивает на диван, обнимает сидящую рядом сестру и начинает её целовать. Это было показательное, рассчитанное исключительно на меня, женское коварство. Однако увлеченной телепередачей Юле бурное и немотивированное проявление нежностей со стороны Дарьи не понравилось.

– Даша, ты меня всю обслюнявила, не мешай, – недовольно проворчала сестра.

– Ну, вот, – делаю я последнюю попытку достичь поставленной цели. – Юле не понравилось, что ты ее поцеловала. А вот я был бы не против…

Моё недвусмысленное предложение, очевидно, переполнило чашу ее терпения. Дарья слезла с дивана, побежала на кухню и громко заявила родителям: «Дедя меня не слушается!»

Это её «не слушается» было продиктовано не желанием командовать, а обидой. Я действительно её «не слушался», потому что отвлекал от игры. Но как ещё донести до сердца моей очаровательной малышки, что мне просто хочется приласкать её, ведь вижу я её не так часто, как мне бы того хотелось? Ничего не оставалось, как просить прощения. Даша – человек не злопамятный, мир был быстро восстановлен, и мы продолжили игру.

Дети – люди обостренно эмоциональные, сужу об этом и по былому опыту общения с внуком, особенно в возрасте от двух до пяти, когда малыши сами ещё не могут толком объяснить причины своих обид. Чаще всего эти обиды беспричинны и вызваны желанием на что-то обидеться, когда, к примеру, малышу не хватает внимания родителей, не выспался или не понравилась утренняя манная каша. Но нередко детские обиды – попытки копировать «обидное» поведение взрослых. В последнее время я начал замечать, что Даша может обидеться без какого-либо повода вообще, буквально из-за пустяка.

Когда Кирилл в довольно мягкой форме как-то попросил Дарью отдвинуться от края дивана, где мы играли, мол, упадешь. Даша тут же слезла с дивана и пошла, опустив голову на грудь (точно копируя поведение матери), в другую комнату, где заявила: «Мама, я никого не люблю»…

«Я был готов любить весь мир, – меня никто не понял, и я выучился ненавидеть». В старших классах школы я очень любил Лермонтова, как стихи, так и прозу. Вспоминая признание Печорина княжне Мэри, пытался понять причины взаимосвязи кардинально противоположных чувств – любви и ненависти. И только став взрослым, пришел к выводу, что признание Печорина, возможно, было следствием элементарной обиды на какую-то несправедливость в его жизни, возможно, даже перенесенную ещё в детстве, поскольку, наверное, только в юном возрасте человеку свойственно безраздельно и весьма абстрактно «любить весь мир».

Но у Дарьи, к счастью, не было и не могло быть никаких причин обижаться на невнимание к себе. Её не ругают и никогда не наказывают. Да и не за что. Я даже представить себе не могу, за что можно ругать эту милую, добрую, улыбчивую кроху.

Зная по личному опыту, что даже взрослым порой не просто справиться с последствиями обид, перенесенных в детстве, я в ходе нашего общения слежу за тем, чтобы у внучки не возникало даже повода для каких-то отрицательных эмоций, которые могли бы перерасти в обиду. Впрочем, она и сама – образец миролюбия. В своем возрасте Даша уже обладает пока необъяснимым для меня природным тактом, который заставляет её тщательно подбирать слова и не совершать поступки, которые могут быть неправильно истолкованы. Поэтому не удивительно, что по мере её взросления мы все легче находим взаимопонимание. Возможно, этому как-то способствует то общее, что у нас заложено, если можно так выразиться, в душевном устройстве, благодаря чему я могу предугадать ход многих её мыслей и понять характер некоторых её поступков. И хотя Дарья нередко относится ко мне критически, между нами постепенно устанавливаются симпатии, и, как мне кажется, они взаимны. Даша все чаще чувствует во мне друга, к которому всегда можно обратиться за поддержкой.

Однажды дома мы отмечали наш с Людмилой день рождения (мы с женой родились практически в один день). К этому событию Дарья подготовилась заблаговременно. Накануне, когда мы разговаривали с Кириллом по телефону, Дарья попросила у отца трубку, чтобы сообщить мне, что она «вилизает». Я не понял. Кирилл пояснил: она вырезает из бумаги цветы для открытки, которую готовит в подарок бабушке. Дарья все свои подарки, разумеется, при помощи Оксаны, стремится делать своими руками, и у нас их собралась уже целая коллекция, которую мы храним в отдельной папке.

Вручив на день рождения бабушке открытку, она сочла, что этим её обязанность по отношению к имениннице исчерпана, и можно приступать к играм, однако её тут же усадили за стол. Но еда в её планы не входила. Ей вообще не сиделось за общим столом, огромный запас энергии, который всегда бурлит в ней как вулканическая лава, требовал выхода. Заметив попытки Дарьи улизнуть из-за стола, Кирилл строго предупредил: «Будешь баловаться, отправлю домой, останешься там одна!»

Не знаю, как бы отреагировал на это предупреждение другой ребенок, но Дарья мгновенно нашла выход из положения. Она дотянулась до городского телефона, сняла его с базы, уселась на диван и начала сосредоточенно тыкать пальчиком в кнопки.

– Ты кому это звонишь? – спросил Кирилл.

– Деду, – невозмутимо ответила Дарья, хотя я сидел рядом, – он придет ко мне, и мы будем с ним играть. – То есть, она мгновенно смоделировала ситуацию, как если бы и впрямь оказалась дома одна. Мол, что бы вы ни предпринимали, оставить меня одну у вас не получится – дед придет. Мог ли я остаться равнодушным наблюдателем этой домашней сценки, где мне отводилась роль активного участника? В результате, мы с Дарьей дружно отказались от ужина, и засели за обширную программу развлечений – сеанс одновременной игры в шашки, шахматы и домино, потом посмотрели новые мультики, которые я купил для нее накануне, создали в соавторстве несколько шедевров изобразительного искусства и почитали книжку. Завершали нашу обширную культурную программу, как всегда, танцы. Вместе с музыкальным драконом – символом уходящего года – Дарья с удовольствием отплясала под разудалую песню «Поспели вишни в саду у дяди Вани…», причем, с использованием каких-то новых па, которых я не видел прежде – как при исполнении лезгинки. И с такой же энергией и страстью.

Перед возвращением гостей домой, Людмила вручила Кириллу пластиковый пакет с гостинцами. Я, как обычно, пошел провожать свою любимицу. Едва мы вышли за дверь, как Дарья решительно отобрала у отца довольно тяжелый пакет и ни в какую не желала делиться своей ношей, как мы не уговаривали. Когда мы прошли почти половину расстояния до её дома, она, уже не в силах тащить пакет, забросила его, как мешок, за спину, но по-прежнему не выпускала из рук.

У перехода через дорогу она по привычке протянула ко мне руки. Пакет, который тут же подхватил Кирилл, на какое время выпал из поля ее зрения. Чтобы окончательно отвлечь её от мыслей о пакете, я попытался перевести внимание Дарьи на пустынную в этот вечерний час детскую площадку: «Видишь, все детки уже ушли спать и Дашечка тоже сейчас придет домой и ляжет спать». На что Дарья возразила: «Дасечка будет пить чай!» Это меня удивило. Ведь только что с большим трудом нам удалось накормить ее ужином, какой ещё чай? Когда подошли к двери её квартиры, мне, наконец-то, было разрешено поцеловать ее, причем, в обе щечки. Чем была продиктована причина такой невиданной щедрости со стороны Дарьи, я не понял, но в ещё большее замешательство привело её неожиданное приглашение: «Дедя, пойдем пить чай!»