Когда она, после продолжительной болезни, скончалась, Пируит написал мне и попросил приехать к нему в Эллердон на похороны и остаться с ним, по крайней мере, на несколько дней. Он остался совсем один, а я был его старым другом. Ненавижу бывать на похоронах, но я был его лучшим другом, а кроме того, дальним родственником его жены. У меня не было выбора, и я поехал.

   На похороны в дом собралось много людей, но, после церемонии прощания с усопшей на местном кладбище, все они разъехались. Тяжелая атмосфера, царившая в доме, казалось, немного развеялась. Слуги (как известно, слуги всегда более эмоциональны) время от времени впадали в мрачное состояние, в особенности Уильямс, прислуживавший мистеру Пируиту, но сам мистер Пируит держался превосходно. Он говорил о жене с большой любовью и искренним сожалением, и все же позволял себе отвлекаться на посторонние темы. За обедом он несколько раз заговаривал о политике и о своих обязанностях мирового судьи, и, конечно же, поблагодарил меня за то, что я откликнулся на его просьбу приехать в Эллердон. После ужина мы расположились в библиотеке, обставленной хорошей дорогой мебелью, впрочем, без малейшей претензии на вкус. На стенах висело несколько более-менее сносных пейзажей и его собственный портрет в судейской мантии, насколько мне помнится. Он почти ничего не ел за обедом, однако выпил много вина, не оказавшего, впрочем, на него почти никакого воздействия. Темой нашего разговора, естественно, была его жена, и тут я допустил оплошность. Заметив на его письменном столе телефонный аппарат Эриксона, я сказал:

   - Я и подумать не мог, что телефонизация проникла и в ваше захолустье.

   - Да, - ответил он. - Сейчас они появляются повсеместно. Я установил один аппарат чтобы иметь возможность общаться с женой как только она заболела; ее комната находится в другой части дома выше этажом.

   В этот момент телефон резко зазвонил.

   Мы взглянули друг на друга. Я сказал с глупым видом, который иногда появляется у людей, застигнутых внезапным испугом:

   - Наверное, в комнате есть кто-то из слуг, и он хочет переговорить с вами.

   Он встал, подошел к аппарату и показал мне свободно болтавшийся конец шнура.

   - Я отключил его сегодня утром, - произнес он, - кроме того, дверь комнаты моей жены заперта, и никто не может в ней находиться.

   Цвет лица его напоминал цвет серой промокательной бумаги; я, вероятно, выглядел не лучше.

   Снова прозвенел звонок - длинный и резкий.

   - Вы не собираетесь на него ответить? - спросил я.

   - Ни за что, - твердо ответил он.

   - В таком случае, - сказал я, - я сам на него отвечу. Это какой-то глупый трюк, шутка самого низкого пошиба, и вам, вероятно, вскоре придется уволить одного или нескольких из ваших слуг.

   - Никто из моих слуг на такое не способен. Кроме того, разве вы не видите, что это просто невозможно? Аппарат отключен.

   - И тем не менее, он звонит. Я отвечу.

   Я поднял трубку и спросил:

   - Кто это?

   Голос, ответивший мне, высокий, отрывистый, не мог принадлежать никому, кроме миссис Пируит.

   - Прошу тебя, - произнес голос, - сообщи моему мужу, что я жду его завтра.

   Я продолжал слушать. Больше не было произнесено ни единого слова.

   Я спросил: - Ты здесь? - но не получил ответа.

   Я обратился к мистеру Пируиту.

   - Возможно, - сказал я, - виной всему атмосферное электричество, неким таинственным образом повлиявшее на телефонный аппарат. Должно быть, существует масса простых правдоподобных объяснений; думаю, к утру все прояснится.

   В ту ночь он рано лег спать. Весь следующий день я не отпускал его ни на шаг. Мы вместе гуляли, и каждую минуту я ожидал чего-то страшного, но ничего не случилось. Весь вечер я ожидал от него жалоб на слабость или боли, - ничего подобного также не случилось. Когда, около десяти часов, он извинился и, пожелав мне спокойной ночи, поднялся к себе, будто гора свалилась у меня с плеч. Он поднялся к себе и позвонил Уильямсу.

   Остальное вам хорошо известно. Причиной внезапного помешательства слуги, по всей видимости, явилась смерть миссис Пируит. Войдя в спальню своего хозяина с заряженным револьвером в руке, он выстрелил ему прямо в сердце. Насколько мне помнится, этот случай упоминается в некоторых учебниках по судебной психологии.