- Полагаю, бренди вы любите сильнее, чем меня.

   - Вы так думаете? Достаточно одного вашего слова, и я больше никогда не прикоснусь к нему!

   - Мне все равно. Я не хочу, чтобы вы отказывали себе в том, что любите.

   - А вы, вы ведь любите меня, Кейт?

   - Послушайте, Ричард, дни, когда вы ухаживали за мной, давно прошли. Мне нужно идти. Спокойной ночи.

   - Нет, не уходите! Мне почему-то кажется, что сегодня я не могу обойтись без вас.

   - Хотите, я налью вам еще один бокал?

   - Да... нет! Сегодня я больше не буду пить, Кейт...

   - В самом деле?

   - Я старею. По естественному ходу вещей я умру задолго до вашей смерти. Это случится не скоро, но когда-нибудь все равно случится, вы же знаете. Вы можете мне кое-что пообещать?

   - Сегодня я ничего обещать не буду. Думаю, вы меня переживете.

   - Обещайте, что бы ни случилось, не выходить за него замуж.

   - Право же, Ричард, я... я никогда не слышала большей глупости! Я не желаю оставаться здесь дольше и выслушивать подобные глупости. Вы не в себе. Позвольте мне уйти.

   - Уйти? Куда? Черт возьми, я хочу сказать, вы не уйдете!.. Я вовсе не то хотел сказать, Кейт, простите меня! Вы - моя жена, а я - ваш муж; я люблю вас; и почему-то мне страшно отпустить вас, словно я никогда больше вас не увижу. Но тогда... Сделайте одну вещь, прежде чем уйти, поцелуйте меня! Иначе я не разрешу вам уйти!

   Принужденная, миссис Пеннроял поцеловала мужа, точнее, позволила ему поцеловать себя, после чего с содроганием и замиранием сердца вышла из комнаты.

   Ричард Пеннроял остался один; угли в камине посерели и умерли. Он пошевелил их ногой, - они рассыпались пеплом. Ему стало холодно. Как тихо было в доме, как одиноко! У него не осталось приятных мыслей, которые могли бы составить ему компанию сейчас, когда жена покинула его; зато многие неприятные воспоминания, затаившиеся в темных уголках его сознания, были готовы обрушиться на него, если он даст им хоть малейший шанс. Почему так настойчиво стремилось вырваться глупое лицо сумасшедшей старой Джейн, его жены, умершей так много лет назад? Почему на нем запечатлелся такой глупый, неразумный упрек? Да, неразумный, ибо в чем же он виноват? Он просто позволил событиям идти своим чередом, не более того... не более! И все же это лицо, глупое старое лицо, тусклое, безжизненное, смотрело на него из всех темных углов, куда бы он ни взглянул. А если он закрывал глаза, то видел его сквозь опущенные веки, даже ближе, чем прежде.

   Он открыл глаза; там, во мраке позади лампы, было ее лицо. Может быть, это знак, что ему пора уходить? Не издевается ли она над ним, над его страхом? Страхом? Он не испытывал страха. Он был Пеннроялом, в его венах текла благородная кровь, пусть сейчас он был стар и дрожал; возможно, это из-за того, что в последнее время он слишком много пил. Но - страх? Только не это. Он последует за ним, если до этого дойдет, последует за ней...

   Он медленно встал с кресла, не сводя глаз с лица, и направился к нему, протягивая руки. Но он не мог подойти к нему ближе; оно отступало перед ним, подобно блуждающему огню. Он продолжал идти, пересек комнату; казалось, дверь воспрепятствует ей, но этого не случилось. Он выглянул в коридор, - она стояла там. На маленьком столике у двери лежал пистолет. Ричард знал, что он заряжен. Машинально, не глядя, он поднял его, проходя мимо. Затем пошел дальше на цыпочках, и темное, ничего не выражающее лицо указывало ему путь, а если он колебался, впивалось в него злобным взглядом. Что ж, он пойдет за ней до конца.

   К счастью, входная дверь оказалась открыта, и он, выходя, не произвел никакого шума. Они выскользнули наружу, преследуемая и преследователь, - в холодную тишину ночи. В ночи была луна, но - тусклая, висевшая очень низко. Тени казались более реальными, чем свет. Снег, на котором могли бы остаться его следы, отсутствовал. Но куда его ведут? Кажется, он направляется на северо-запад, к Малмезону; да, и к пруду на границе двух поместий. Ричард содрогнулся, вспомнив об этом пруде и о том ужасном значении, которое придавал ему этот безмозглый, идиотский призрак старого лица его первой жены. Однако за последние несколько мгновение лицо, казалось, обрело тело; теперь он видел серую фигуру, двигавшуюся перед ним; серую и неясную в тусклом лунном свете, в бесшумно колышущихся одеждах. Это был тот самый путь, которым шла старая Джейн в тот самый день, много лет назад, - в ее последний день на земле; и все-таки, разве она не была сейчас здесь, этой ночью? Она вела его к пруду, но что же дальше?

   Она быстро перемещалась впереди, шагах в семидесяти, то исчезая в тени, то вновь появляясь на свету. Она ни разу не обернулась и не поманила его, а продолжала идти прямо, и Ричарду приходилось тратить немало усилий, чтобы не отстать от нее. Наконец, он увидел блеске темного пруда на некотором расстоянии от себя.

   Стиснув зубы, он последовал дальше. Серый призрак, наконец, остановился. Но была ли это Джейн? У Джейн не могло быть такой высокой, грациозной фигуры. Должно быть, это призрак какой-то другой женщины. Да и было ли это призраком? А если так, то было ли человеком то, что вышло из-за кустов и направилось к ней?

   Две фигуры встретились; мужчина обнял женщину и покрыл поцелуями ее глаза и губы. Поцелуи! Да, это и в самом деле были поцелуи! Теперь они, казалось, разговаривали друг с другом; его руки обвивали ее талию. Лунный свет высветил черты его лица; это был его враг - Арчибальд Малмезон! А женщина была его женой, но не умершей, а настоящей.

   - Мы в полной безопасности, дорогая, - говорил Арчибальд. - Комната для тебя подготовлена, и нет никакой возможности ее обнаружить. В течение недели или около того поднимутся шум и смятение, они будут искать тебя, живую или мертвую; и я - вместе с остальными, чтобы отвести от себя все подозрения. В конце концов, будет решено, что ты сбежала в какую-нибудь другую страну, а может быть, Ричард попадет под подозрение, что что-то сделал с тобой, как это случилось с его первой женой. Во всяком случае, рано или поздно они откажутся от поисков; так или иначе, нам никто не будет мешать. В Малмезоне никто не посмеет сунуть нос в восточную комнату, а что касается другой, то ты и я - единственные существа, которые знают о ее существовании. Дорогая, ты ведь не станешь возражать побыть немного пленницей, ведь вместе с тобой будет заключена и моя любовь?