- Вы хотите сказать, - заметил Беннетт, - что не помните о нашей свадьбе, состоявшейся месяц назад? Полагаю, вы также забыли, что вручали мне невесту? И что Кейт оставалась жить у вашей дочери после того, как старый добрый дядя Морис вышвырнул ее из дома?

   - Морис, - пробормотал Г.М. Его глаза сверкнули. - Конечно, теперь я припоминаю. Грррм. Ну, раз уж вы пришли, полагаю, вам следует присесть и выпить. Грррм. Послушайте, я, определенно, вас заинтриговал, не так ли? Бьюсь об заклад, вы думали, что старый дядя Морис был виновен в том забавном происшествии в Уайт Прайор.

   Они сели по другую сторону стола. Беннетт замялся.

   - Да, речь идет о том самом деле, - признался он. - Мы хотели бы поговорить о нем с вами... в каком-то смысле. Это... Через пару дней мы отплываем в Нью-Йорк, и хотели бы полной ясности. Мы так и не узнали никаких подробностей из-за шума и суеты после ареста Эмери. Мы знаем, что он скончался в больнице спустя два дня, после того как упал или бросился с лестницы...

   Г.М. внимательно рассматривал свою ладонь.

   - Угу. Я подозревал, что он поступит именно так. На самом деле, он вовсе не был плохим парнем, этот Эмери, вовсе нет. Я даже был склонен помочь ему спастись; я сомневался, как мне следует поступить, пока он не убил Рейнджера только потому, что Рейнджер его раскусил. Это было гадко. Это было отвратительно. Я не особенно осуждал его за убийство Тейт. Я не хотел, чтобы его за это повесили. Но когда случилась эта мерзость...

   - Как бы там ни было, сэр, всем, кажется, известно, что он убил ее той тяжелой серебристо-стальной фигуркой, располагавшейся на крышке радиатора его модного автомобиля; то есть, той, которая была там, когда я увидел его машину в первый раз. Когда он появился в Уайт Прайор на следующий день, он сменил ее на бронзового аиста. Я обратил на это внимание, но не придал этому значения. Но то, что всех озадачивает: каким образом вы обо всем догадались, почему заподозрили именно его...

   - А кроме того, - спросила Кэтрин, - зачем вы устроили этот маленький спектакль, воссоздающий картину покушения на убийство, если уже подозревали его?

   Г.М. моргнул. Перед ним сидела пара, которая, по большому счету, не должна была бы больше испытывать особого интереса к происшедшему.

   - Значит, - сказал он, - вы все еще этого не понимаете? Я устроил для него ловушку, это был единственный способ получить доказательства. Я не очень люблю говорить о вещах подобного рода. Кстати, погодите-ка. Я получил показания Эмери, сделанные им перед смертью. Они где-то здесь, в столе.

   Он нагнулся и принялся рыться в ящиках, что-то бормоча себе под нос. Затем достал стопку бумаг в синей папке и, стряхнув с нее табачный пепел, взвесил в руке.

   - Это - человеческая трагедия. Я думаю, сынок, это именно человеческая трагедия. А еще - папка номер такой-то, и бумага, содержащая множество строк, типа "я сделал это... я страдал", выглядящих так официально, что, читая их, вы вряд ли способны поверить, - человек действительно страдал. У меня таких папок целая куча. Но Эмери действительно страдал. Адски. В течение нескольких ночей я видел его лицо. Мне нравится игра и гамбиты; но я не хочу видеть никого, кому осталось три минуты до последнего пути на виселицу, особенно если причиной тому - я. Сынок, это последний и единственный аргумент против смертной казни, который ты от меня слышишь. Беда Эмери заключалась в том, что он очень сильно любил эту пустую красивую пиявку Тейт.

   Он взглянул на листы в синей папке, после чего оттолкнул ее.

   - О чем вы спрашивали? Летом я становлюсь чертовски рассеянным... Ах, да. Дело в том, что поначалу я его не подозревал, вовсе нет. Когда я прибыл в поместье, то поначалу скорее отнес бы его к тем немногим, которые ее не убивали. Видите ли, я уже знал о коробке с отравленными конфетами; я знал, что он не собирался ее убивать, посылая их. Он в самом деле не собирался ее убивать. То, что он сказал, и то, что я подумал, сбило меня с толку. Я подумал, что он нервный, легко возбудимый человек, который, если бы совершил преступление, не успокоился бы, пока в нем не признался и не получил бы заслуженное наказание. Я был в этом прав; я считал, что, так или иначе, он признается, и он это сделал. Он не хотел убивать ее (он сам сказал это, и я ему верю), даже когда ехал в Уайт Прайор той ночью, пока... Но об этом чуть позже.

   Так вот, когда я сидел и раздумывал над доказательствами, было два или три момента, которые меня беспокоили.

   Я уже говорил вам, не так ли, о своей идее, что Тейт вернулась в дом, в комнату Джона? Угу. И еще я сказал, что когда она сделала это, то предприняла некую предосторожность? Думаю, что говорил. Я просил вас подумать, какую именно. Видите ли, у меня не было этому доказательств; абсолютно никаких; но если я решил, что она поступила именно таким образом, - то есть пришла, - то должен был следовать в своем предположении до его логического завершения. Она в комнате одна, Джон еще не вернулся, но она не хочет, чтобы кто-то вошел и увидел ее здесь. Итак, как ей следовало поступить?

   - Запереть дверь изнутри. Я имею в виду, запереть дверь в галерею, - после паузы, ответила Кэтрин. - По крайней мере, если бы я оказалась на ее месте, то поступила бы именно так.

   - Да. И это меня беспокоило. Она, вероятно, не ответила бы на стук, не открыла дверь и не впустила бы никого, кто находился в галерее. И если она заперла дверь изнутри, то мы можем сразу же исключить из числа подозреваемых всех, кто мог прийти с этой стороны. Это очевидно, но я не мог этого сделать. Это заставило бы меня вернуться к предположению, что ее убил Джон, вернувшись домой, поскольку он, по всей видимости, был единственным, кто соответствовал всем обстоятельствам. Всем; но провалиться мне на этом самом месте, если я считал его виновным!

   Было несколько причин, по которым я не стал это делать, помимо той, о которой я сказал вам, излагая свою теорию прежде. Начнем с того, что мужчина, спешащий домой и полагающий, что его совесть уже отягощена убийством; строящий отчаянные планы, способные избавить его от ареста; полный ужаса от уже содеянного и трясущийся всем телом, находящийся в нервной прострации, - разве он способен на убийство Тейт?

   Я в этом сомневался. Я сомневался в этом еще и по другой причине: убийство произошло слишком быстро после того, как Джон, по всей видимости, вернулся. Понимаете, что я имею в виду? Он не злился на нее так, что готов был убить ее. Напротив, он полагал, что это она разозлится на него, и очень нервничал по этому поводу. Его машину слышали подъезжающей в десять минут четвертого. Убийство было совершено спустя пять минут. Разумно ли предполагать, что он бросится и убьет ее (тем более, он не имеет ни малейшего представления, что она находится в его комнате) просто так, без причины, сразу после своего возвращения? Разве мог поступить так Джон Бохан, полагая, что он только что убил Канифеста?