Переводя это, Уивер расхохотался так громко, что его услышал мой отец, а потом он сказал нам:
– Что ж, если они верят в то, что их ружья сотворены богом, пусть так! Это сделает нас их большими вождями; они на все будут для нас готовы!
Со своего высокого утеса обитатели Орайби видели нашу стычку с ютами, и теперь, схватив луки со стрелами и три или четыре старых ружья, они бросились вниз, чтобы встретить нас. Они кричащей толпой бежали в нашу сторону, и, когда стало чуть тише, Уивер предложил нам поприветствовать их. Так что, подняв ружья, мы несколько раз выстрелили выше их голов, к огромному их изумлению. Они замерли с открытыми ртами, и, когда мы прекратили стрелять, окружили нас, спрашивая что-то у вождя и тех, что несли моего отца. Скоро они знали о сражении все и смотрели на нас с Уивером восхищенными взглядами, а дюжина их или даже больше сменила тех, что несли моего отца. Потом они затянули песню – негромкую, но очень необычную, непохожую на те, что мы слышали прежде – песню победы, как сказал нам вождь. Пока мы шли по пустыне, мы успели их рассмотреть – простую одежду из оленьей кожи, одеяла синего или белого цвета, украшения из раковин, костей и бирюзы. Их миниатюрное телосложение – на расстоянии их можно было принять за подростков лет двенадцати-шестнадцати – меня удивило, как и полное отсутствие у них перьев и ярких вышивок, так типичных для остальных индейцев. Я сказал об этом Уиверу, и тот ответил:
– Верно, эти люди маленького роста и очень простые, но при этом очень мудрые и очень хорошие, и ты это еще узнаешь. Ведь сами себя они называют словом, которое их характеризует – хопиту, что означает Мирный Народ.
Когда мы приблизились к подножию большого утеса Орайби, нам навстречу вышли женщины и дети, и они тоже узнали, что пятеро их охотников на зайцев спаслись от нападения ютов, и что мы убили пятерых нападавших, и на их радость было приятно смотреть. Они плотно окружили нас, приветствовали нас, улыбались и без малейшего страха смотрели на наши «богом сотворенные» ружья.
Приближаясь к утесу, мы прошли мимо множества небольших возделанных полей, и я удивился, как можно выращивать кукурузу или что-то еще в такой сухой пустыне. Скоро мы приблизились к утесу и после долгого подъема по крутой узкой тропинке оказались наверху, с другой стороны утеса, где и был сам поселок. Крутой подъем на много футов защищал поселок от вторжения врагов со стороны месы. Враги могли напасть, только поднявшись по крутой узкой тропе, где несколько человек легко могли бы сдержать любые вражеские силы.
Я не мог глаз оторвать от домов, составлявших это поселение – они были сделаны из камней или сырцовых кирпичей, некоторые были построены на крышах других, и, несомненно, многим их них была уже не одна сотня лет, когда Коронадо со своими солдатами и священниками ворвался сюда в 1540 году. Я был рад, что они не нашли там золота. В узком проходе между домами к нам приблизился худой мужчина с седыми волосами, остановил нас и, тепло приветствовав Уивера, побеседовал немного с Белым Орлом. Это был, как сказал Уивер, Тевакуаптева – Движение Солнца – верховный вождь Орайби и тот самый человек, у которого останавливался он со своими людьми три года назад. Белый Орел повернулся к Уиверу и сказал ему, что вождь предлагает нам стать его гостями – за то, что мы убили пятерых ужасных ютов, его народ не сможет отблагодарить нас должным образом, и что он, Белый Орел, хотел бы, чтобы мы стали его гостями, а его дом – нашим домом, но у вождя на этот счет есть свое мнение.
Уивер ответил, что мы рады будем остановиться у Тевакуаптевы. Мы пошли дальше и вошли в нижнюю комнату дома вождя, двухэтажного и двухкомнатного. Там было очень чисто, пол ровным, из утоптанной глины, пыли на нем не было. Вокруг очага в углу были тарелки, чаши и чашки из керамики прекрасной работы и большие котлы для приготовления пищи. Ровные стены были украшены чистыми новыми одеялами и одеяниями, которые, как я позднее узнал, были предназначены для отправления религиозных церемоний Мирного Народа. Три жены вождя и несколько его детей быстро очистили комнату от своих вещей; он подготовили ее для нас, и мы сразу сделали постель для моего отца в одном из углов комнаты м осторожно положили его туда. Он не жаловался на страшную боль и даже не стонал, когда мы перекладывали его с носилок на ложе. Уивер взял несколько палок, предназначавшихся на дрова, зафиксировал перелом – он был между коленом и щиколоткой – и тщательно примотал шину ремнями от наших мешков из-под муки. Тем временем множество рук разгрузили наших вьючных лошадей, принесли все к нам в комнату и уложили все вдоль стены. Через Белого Орла Уивер сказал вождю, чтобы он одну тушу антилопы оставил для своего и нашего пропитания, а другими распорядился по собственному усмотрению. Скоро все было сделано, наши лошади были отправлены пастись вместе с несколькими принадлежавшими жителям деревни лошадям и мулам, а мы с Уивером сели на наши ложа, чтобы насладиться отдыхом, которого нам так не хватало. Две жены вождя возились около очага, готовя что-то. Скоро они подали нам чаши с едой, и предсказания Уивера сбылись: мы наелись тушеного мяса с кукурузой, заедая еду кукурузным же хлебом, очень тонкими лепешками, приготовленными на горячих гладких камнях и сразу свернутыми в трубочку.
Вот так! Так я, Натан Пирс, весной четырнадцатого года моей жизни ушел от цивилизации, а осенью оказался желанным гостем в домах хопиту, Мирного Народа, в пустыне Аризоны. Еще несколько слов в объяснение, и я перейду к описанию моих необычных приключений, пережитых с ними.
Глава
III
Разумеется, то, что случилось с моим отцом, изменило наши планы на зиму – он не мог продолжить путь в Туссон, потому что требовалось несколько месяцев для того, чтобы его нога зажила, и я, само собой, должен был оставаться с ним. Так что Уивер решил отправиться туда в одиночку и постараться заработать денег, чтобы обеспечить нас всем необходимым для того, чтобы мы смогли провести еще одно лето на Сан-Хуане в поисках золотоносной жилы. Мы спросили Тевакуаптеву, можно ли нам с отцом остаться у него на зиму. Он счастливо улыбнулся и показал нам темную кладовку, примыкающую к его комнате, наполненную кукурузой, бобами, вялеными фруктами и курагой из персиков.
– Этого запаса продуктов хватит больше чем на две зимы для вас и моей семьи, – сказал он, – а внизу у меня есть стадо коз и отара овец. Разумеется, вы можете здесь остаться. Жить прямо здесь, и жить хорошо.
Так что все решилось, и, вопреки настоятельным уговорам старого вождя и Белого Орла, которые убеждали его в том, что он никогда не пройдет через страну диких апачей, Уивер отправился на юг с нашими вьючными лошадьми. И для нас с отцом началась странная, непривычная жизнь здесь, в сердце пустыни в Северной Аризоне.
Несколько недель я почти не отходил от отца. Женщины старого вождя готовили для нас еду, а по вечерам он, Белый Орел и много мужчин из селения навещали нас, прилагая множество усилий для того, чтобы мы смогли понимать их речь и не меньше для того, чтобы самим научиться понимать нашу. Когда отец уже мог передвигаться и был в состоянии сам себя обслуживать, я начал выходить чаще – играл со своими ровесниками, а иногда спускался вместе с ними, чтобы с помощью лука и стрел поохотиться на зайцев. Ружьем я, разумеется, не пользовался: патроны были слишком дороги и достать их было очень трудно для того, чтобы тратить их без крайней на то необходимости. Разумеется, постоянно играя с ребятами и слушая вечерами разговоры старших, я стал понимать их язык.
Так прошла зима. Настала весна. Уивер появился в апреле и привел легко нагруженных вьючных лошадей – в Туссоне он смог найти мало работы, потому что город был переполнен мексиканскими рабочими. Привезенные им запасы пищи были так скудны, что их едва хватило бы на двоих, даже если учитывать зерно, которое можно было получить в селении, так что отец решил, что я должен остаться в Орайби, пока они с Уивером продолжат обследовать Сан-Хуан. Так что я остался, не особо возражая, и меня все больше интересовали Люди Мира, язык которых я быстро учил и образ жизни которых перенимал.
