Фортуна оказалась благосклонной к нему. Сразу после захода солнца, он оказался в некоторого рода впадине, или долине, между высокими холмами, где подземные воды выходили на поверхность, образовав оазис. По сравнению с местностью, покрытой свежей зеленью, он не показался бы чем-то замечательным, но по сравнению с песками пустыни, простиравшимися на громадные расстояния, он казался маленьким Эдемом. Лошадь, как только они оказались на вершине холма, почуяв воду, подняла голову и издала радостное ржание; мул поддержал ее, как мог. Они быстро спустились по склону, и у Чарльза перехватило дыхание от радости, когда он увидел то, что лежало перед ним.

   Под зеленой кроной деревьев, из земли выбивался крошечный фонтанчик, струился ярдов на пятьдесят по твердому песку ручейком шириной в два фута и глубиной в три дюйма, после чего снова исчезал в земле. Все пространство маленькой долины заполняли деревья, кусты и трава. Вода и зеленый цвет, радующие глаз, выглядели сказочным царством, а когда он спустился, из травы поднялись испуганные птицы.

   Он напился сам из маленького ручья и напоил животных, затем распряг их. Никакой необходимости привязывать их не было: они никогда бы не ушли по доброй воле из зеленого оазиса в коричневые пески. Затем, нуждаясь в компании, - под компанией он подразумевал огонь, - Чарльз набрал хвороста и развел костер. Сидя перед ним, мальчик поужинал сухарями и сушеной говядиной.

   Маленький оазис, костер, и мальчик, сидящий рядом с ним, - крохотная точка в пустыне. Песчаные холмы, возвышавшиеся со всех сторон, делали огонь невидимым для любого, кто находился бы в нескольких сотнях ярдов отсюда, но Чарльз, несмотря на необъятность пустыни, вовсе не чувствовал себя одиноким. На железнодорожной станции, склонившись возле телеграфного аппарата, он ощущал одиночество пустыни и тосковал о мире людей, теперь же его охватило величественное спокойствие. Он был свободен; в некотором смысле мир принадлежал ему; он отправился на поиски, но в настоящий момент не испытывал ни малейшего беспокойства по этому поводу; он мог найти золото, и мог не найти его, но в любом случае был рад тому, что ищет. Огромная безмолвная пустыня вдруг стала для него чем-то иным, нежели прежде. Он не чувствовал себя одиноким и беззащитным, он был окутан пространством, наполненным добротой. Накрытым сверху изогнутым, защищавшим его небом.

   Тьма неуклонно надвигалась с востока; на западе погас последний луч скрывшегося солнца; все вокруг постепенно погрузилось во мрак. Одна за другой в темном небе вспыхивали звезды, над маленькой фигуркой, сидящей возле костра в безбрежной пустыне. Мальчик еще немного поел, а затем придвинулся к огню, поскольку поднимался холодный ночной ветер, и пустыня, несколько часов назад обжигавшая огненным жаром, теперь обжигала ледяным дыханием. Он подкинул в костер хвороста и завернулся в одеяло. Животные, насытившись свежей травой, подошли ближе к огню и теплу и стояли, глядя на своего хозяина.

   Сейчас в мире не было более одинокого существа, чем этот мальчик - не имевший ни родственников, ни друзей, ни знакомых. Он сидел у маленького костра, и мир, прежде безучастно окружавший его, вдруг изменился. Что-то стало происходить внутри Чарльза, словно древние инстинкты, скрытые в его природе, дремавшие до сей поры, стали пробуждаться под воздействием какого-то волшебства. Он вдруг ощутил, что пустыня вовсе не враждебна к нему, а скорее даже дружелюбна, и готов был ответить ей любовью. Он поддался ее своеобразному очарованию.

   Где-то вдали раздался странный, жалобный крик, но мальчик не пошевелился. Он знал, что это всего-навсего вой одинокого койота, и это его не обеспокоило. Койот приблизился и застыл на вершине одного из песчаных холмов, взирая красными глазами на одинокую человеческую фигурку рядом с огнем. Затем его охватил внезапный страх, и он снова исчез в пустыне.

   Спустя время, Чарльз встал, поднялся на вершину песчаного холма и посмотрел на север. Только на север! Ничто другое его не привлекало. Ему казалось, что во мраке он различает темные горы; они манили его. Он простоял так с полчаса, глядя на север, а затем повернулся и медленно вернулся к костру. Выбрал место поровнее, завернулся в одеяло и стал готовиться ко сну. Немного поколебавшись, он сделал то, чего не делал с тех пор, когда был совсем маленьким. Он опустился на колени и стал молиться, огромному, непостижимому Присутствию; не Богу страха, не Богу мести, но великому милосердному Божеству, знающему нашу слабость перед искушениями и прощающему ее. После чего лег и уснул.

   Мрак сгущался, мальчик спал возле костра. Вскоре огонь погас, и оазис погрузился в темноту. Взошла полная луна, ее серебристые лучи осветили землю. Но мальчик по-прежнему спал, не шевелясь. Вернулись птицы, испуганные его появлением, и снова расселись на ветвях деревьев. Они больше не боялись его присутствия. Пустыня мирно дремала, часы сменяли один другой.

<p>

ГЛАВА III. В ПУСТЫНЕ</p>

   Мальчик спал долго. На его долю выпали испытания, как духовные, так и физические, и теперь природа требовала свое. Ночь отступала, день заливал землю яркими белыми и желтыми красками. Солнце постепенно превращалось в раскаленный шар цвета латуни, пустыня изнемогала под его безжалостным, палящим взглядом. На юго-западе, в безбрежной синеве неба, медленно плыл одинокий стервятник.

   Чарльз Уэйн, наконец, проснулся, и с удивлением обнаружил, что уже полдень. Тем не менее, он не расстроился, зная, что излишняя поспешность вредна. Он всегда придерживался этой точки зрения.

   Он снова развел костер, пообедал, и был готов двинуться в путь, но ехать медленно, решив, что большую часть путешествия будет совершать по ночам, а днем - отдыхать, избегая жары и ослепительных солнечных лучей.

   Некоторое время он следовал вдоль русла ручья, стремившегося точно на север. Вскоре русло расширилось, ручеек исчез, но тут и там виднелись небольшие лужи, посреди зеленой травы; их было даже больше, чем он рассчитывал увидеть, и это было хорошо для его животных. Вскоре он добрался до небольшого пруда, и здесь, в грязи, обнаружил многочисленные отпечатки лошадиных копыт. Сколько их было, он точно не мог сказать, насчитав, по меньшей мере, шесть или даже восемь, но сам факт их наличия заставил его задуматься. Кто здесь был? Он некоторое время двигался по следам, но, оказавшись на твердой поверхности, не будучи опытным следопытом, быстро потерял их. Не найдя иного объяснения, что это всего лишь ковбои, он продолжил свой путь.

   Снова наступила удивительная ночь, безбрежным мраком окутавшая землю. Чарльз по-прежнему держался русла ручья, по причине воды, которую здесь можно было отыскать. Он не останавливался почти до полуночи, а затем снова уснул, закончив нехитрые приготовления. Но сон его в ту ночь был беспокойным. Он снова видел то, что пригрезилось ему в Фениксе. Кто-то, чьего лица он не мог разглядеть, проник в его палатку и переворошил все вещи. Он смутно различал этого человека, пока, наконец, тот не исчез. Чарльз проснулся днем, вспомнил сон и снова обнаружил следы чьего-то присутствия, помимо его собственного. Вещи были перемешаны, но, как и прежде, ничего не пропало.