Хорнеки, подобно Ганнингам, были так прекрасны, что их осаждали толпы поклонников, куда бы они ни пошли. Кэтрин вышла замуж за Генри Уильяма Банбери - (мы знаем ее и ее сына по двум прекрасным портретам сэра Джошуа) - а Мэри стала женой полковника Гвина. Она пережила Голдсмита на много лет и умерла в преклонном возрасте, в 1840 году, все еще красивая; на самом деле, казалось, что она вовсе не постарела.

   Она была Леди Спальни королевы и последние годы жизни провела в Кью, переписываясь с кружком знаменитых литераторов и художников. Норткот сказал о ней: "Она жила; и каждый, кто ее знал, был благодарен ей за это".

   Когда Голдсмит умер, "невеста Джессами" и ее сестра, рыдая, вошли в темную комнату, где он лежал, и попросили снять крышку гроба. Им разрешили увидеть его лицо, и Мэри срезала с его головы прядь волос на память.

   Много лет спустя, когда она сама упокоилась в склепе, среди ее драгоценностей был найден маленький золотой медальон. В нем была прядь выцветших каштановых волос, а на нем самом имелась надпись "Оливер Голдсмит". Подобно "Мушке" Гейне, она скрасила последние годы жизни поэта, принесла ему утешение и счастье.

   Эта очаровательная женщина была, в преклонном возрасте, совершенной сокровищницей воспоминаний, и в значительной мере превосходной рассказчицей.

   Однажды, когда она навещала подругу, то начала рассказывать правдивую историю о привидениях, в которой сама играла роль свидетельницы. Леди, заметив, что в комнате присутствует ее племянница, попросила миссис Гвин отложить рассказ до тех пор, пока ребенка не уложат спать; что и было сделано.

   Однако маленькая девочка, решив во что бы то ни стало услышать эту историю, спряталась за занавеской и оставалась там, выслушивая ужасные подробности, пока, в самом конце рассказа, охваченная страхом и волнением, не лишилась чувств.

   Она не забыла этой истории, которую услышала позже почти слово в слово от герцогини Букингемской; она рассказала ее во всех подробностях мисс Фрэнсис Уильямс Винн, после того, как стала миссис Хьюз. Вот эта история.

   Капитан и миссис Рикеттс занимали высокое положение в обществе и принадлежали к почтенным семействам графства. Уходя в плавание, капитан Рикеттс поселил свою жену в доме, располагавшемся между Элтоном и Элресфордом в Хэмпшире, и принадлежавшем некогда мистеру Леггу - родственнику лорда Стауэлла - известному распутнику.

   Мистеру Леггу, о злодеяниях которого ходили слухи среди соседей, служил старый дворецкий по имени Робин, обладавший очень низким голосом. Услышав этот голос один раз, его уже невозможно было спутать ни с каким другим, и этот факт следует иметь в виду, поскольку он важен для всей истории.

   Мистер Легг был женат, но его жену видели редко. Она была очень несчастна, поскольку муж плохо обращался с ней. Леггов никто не посещал по причине плохой репутации мистера Легга, и бедная женщина вела уединенную, печальную жизнь.

   Однажды к ней приехала ее младшая сестра, но вместо того, чтобы хоть как-то развеять беспросветную жизнь миссис Легг, визит этот привел к катастрофическим последствиям. Между сестрой и мистером Леггом возникла дружба, быстро переросшая в нечто более тесное, и, наконец, родился ребенок, который был умерщвлен стараниями дворецкого.

   Шли годы. Старый Робин умер безвременной смертью, а мистер Легг, возненавидев дом, оставил его и уехал за границу, где и умер.

   Капитан Рикеттс, которому предстояло длительное плавание в Вест-Индию, арендовал дом, и миссис Рикеттс, с тремя маленькими детьми и небольшим количеством слуг перебралась в него. Она была сестрой знаменитого лорда Сент-Винсента (в то время - сэра Дж. Джервиса); он, как и ее муж, также отправился в плавание.

   Через несколько дней после переезда, миссис Рикеттс сидела одна, как-то вечером, около девяти часов, и была поражена, увидев, какой ужас внезапно охватил кошку. Та вскочила со своего места около камина, где спала, издав жалкое мяуканье, принялась дико метаться по комнате, закуталась в полу ее платья и застыла, тяжело дыша.

   Миссис Рикеттс поднялась, чтобы позвонить слугам, когда услышала громкий шум в комнате над ее головой, как если бы кто-то вырывал доски из пола и швырял их. В этот момент в комнату вбежали слуги, дрожа от страха, охваченные паникой.

   Миссис Рикеттс, бывшая очень смелой женщиной, сразу же поднялась наверх, во главе слуг, и осмотрела комнату, в которой пол оказался совершенно не поврежденным, а затем и дом, - но нигде ничего не нашла.

   Следующим вечером все повторилось. Звуки взламываемого пола были отчетливо слышны, а после того, как они прекратились, стали отчетливо слышны три голоса - один женский и два мужских. Один был глубоким и хриплым, так что слуга, из местных, воскликнул: "Это похоже на голос злого старого Робина". Женщина, казалось, о чем-то умоляла, мужчина спорил с ней, мрачным, скорбным тоном; затем прозвучал еще один, сердитый голос. Отдельные слова различить было невозможно, но говорившие, казалось, находились очень близко, на расстоянии вытянутой руки. Затем раздалась какая-то нежная, воздушная музыка, а за ней последовала череда ужасных пронзительных воплей, заставивших слышавших содрогнуться.

   На следующий день, что вполне естественно, все слуги захотели уволиться, но прежде чем отпустить их, миссис Рикеттс сделала запись о случившемся и заставила их подписаться в качестве свидетелей. Впоследствии она вела дневник, и каждого слугу, покидавшего дом (ибо ни один не выдерживал в нем долго), заставляла ставить подпись под своими записями. Немногие гости, останавливавшиеся у нее, сочувствовали ее несчастью, и также оставляли свои подписи в дневнике, о том, что они слышали - но не видели.

   Ужасный шум повторялся так часто, что миссис Рикеттс не знала покоя, и ее здоровье ухудшилось. Она жила так около года, когда к ней приехала в гости ее подруга, миссис Гвин. Последняя была женщиной решительной, трезво мыслящей, не из тех, кто легко поддается страху.

   Миссис Гвин была потрясена, увидев, как изменилась миссис Рикеттс. Она слышала, что происходит в доме, но считала эти рассказы преувеличенными. Однако, сама проведя здесь несколько дней, могла только удивляться, как миссис Рикеттс удалось так долго выдержать подобное.

   Она сама слышала призрачные звуки: как взламываются доски, - по ее словам, это было так громко, словно работали три-четыре человека, - и три разных голоса. Она также слышала мягкие звуки музыки, которые, по ее словам, напомнили ей игру Картрайта. Крики, по ее свидетельству, были такими громкими, что от них звенело в ушах.