– Хм… – пробурчал себе под нос Агафонов и, почувствовав, как неприятно резануло по сердцу такое открытие, принялся осматривать дом. Мимоходом зажег колонку и отправил сына купаться, выпустил Зака, сомлевшего в теплом помещении, во двор. Мамин портрет, один-единственный, обнаружился только в кабинете отца. Небольшая выцветшая фотография в рамочке. Мама в красном сарафане и с венком из одуванчиков сидела на скамейке около озера и счастливо улыбалась. Агафонов быстрым движением огладил красивое доброе лицо и поспешил к сыну, вывалившемуся из ванной вместе с клубами пара.

– Сейчас постелю, – пробурчал Михаил, залезая в бельевой шкаф, и почувствовал, как от удивления дергается глаз. На всех полках царил идеальный порядок. Стопки наглаженного белья вмиг превратились во вражеские редуты, а саше, источавшие сладковатый запах, показались боевыми гранатами со вздернутой чекой.

– Да, папа, да, – досадливо крякнул Агафонов и мысленно почесал репу.

«Ты там у нас не женился, старик?»

А немногим позже, засыпая под новым синтепоновым одеялом, хотя при матери и после всегда были пуховые, Агафонов услышал, как рядом заворочался сын и тихим заговорщицким шепотом поинтересовался, привстав на локте:

– Папа-а, у тебя есть любимая девочка?

– Нет, сынок, – легко бросил Агафонов и тут же, спохватившись, осведомился быстро: – А у тебя, Егор?

– Есть, – пробурчал недовольно сын. – Только она меня не замечает. Говорит, что любит другого.

– Зато честно, – осторожно обронил Агафонов. – А знаешь, есть простой тест. Если любишь человека, то все время о нем думаешь. Скучаешь по нему. Ты вот сегодня много об этой девочке думал?

– Если честно, – захихикал Егор. – Только сейчас вспомнил.

– Ну какая же это любовь, – улыбнулся Агафонов, во все глаза смотря на своего романтичного сына.

– Я просто подумал, что соскучился, – пробурчал он. – Если бы мы с тобой не поехали, сегодня б ее увидел, – тяжело вздохнул Егор. – Но если ты говоришь, что любовь другая… Значит, нужно искать новую, – решил он сонно.

– Спи, Ромео, – хмыкнул Агафонов и неожиданно подумал, что вот как раз для Ромео Монтекки все кончилось весьма трагично. Михаил попытался уснуть, но дурацкий запах, исходивший от белья, все время ассоциировался с отцом и его новой пассией.

«Интересно, кто она такая? – мысленно поморщился Агафонов, но решил соседей не расспрашивать и разговоры о папиной женщине ни с кем не поддерживать, считая это неуважением к отцу. – Всюду любовь, – ощерился он. – Что малый, что старый… Вот только как им объяснить всю бессмысленность любовных метаний? Нет никакой любви! Не существует, – скривился Агафонов и, закинув руки за голову, уставился в потолок. – Есть страсть, похоть. Ну положим, Егору об этом знать пока еще рано, – сам себя одернул Михаил. – А папа уже и забыл, поди, о нормальном стояке, – подумал он. – Вот и играют в любовь. Все просто. А взрослому здоровому мужику эти шашни с букетами и трепетными поцелуями на фиг не нужны. Тем более сейчас, когда предложений выше головы. Помани любую в офисе – и согласится. Замужние тоже. И не потому, что я такой сногсшибательный красавец, – мысленно фыркнул Агафонов. – Даже будь я урод уродом, телки бы шли косяком, – усмехнулся он про себя. – Бабки! Вот что привлекает всех без исключения. Так о какой любви речь? – снова скривился он. – Секс. Только секс без всяких там заморочек», – зевнул Агафонов, чувствуя, как засыпает. Почему-то он снова оказался в кондитерской напротив офиса и снова попытался подначивать смешную девчонку, катающуюся на мазде последней модели. Агафонову снилось, как он сидел в кафе с новой знакомой. Пил кофе. Болтал всякие глупости. Ничего примечательного. Пустой сон. Но проснувшись на рассвете, Михаил почувствовал тихую нечаянную радость, будто бы наяву встретил давным-давно потерянного близкого друга.

Ева провела в доме отца два выходных дня. Валялась в постели, болтала с Алиной и Настей. Наблюдала в окно, как отец и Никита чистят во дворе нападавший за ночь снег. Любовалась крепкими накачанными спинами и руками, проворно возводящими снежную гору в дальнем конце участка.

– Мне нужно вернуться домой, – обронила она в воскресенье перед обедом, когда вместе с Алиной чистила картошку для жарки.

– Переночуешь в нетопленной квартире и совсем сляжешь, – предупредила мачеха. Очень доброжелательно. – Впереди праздники, Ева. Зачем рисковать?

– Мне нужно собраться на работу. Подготовить одежду на понедельник. И на всю неделю вперед.

– Возьми у меня что-нибудь, – фыркнула Алина. – Пойдем в гардеробную. У меня там, кажется, лежат неодеванные джинсы и свитера. В компании есть дресс-код?

– Отдел кадров не предупредил, – пробормотала Ева, входя за Алиной в святая святых – ее гардеробную и никак не ожидая, что мачеха вот так легко поделится с ней своими нарядами.

– Тогда черные джинсы и свитер – самое то! А там посмотришь, в чем народ ходит, – хмыкнула Алина, доставая с полок пакеты с вещами. Протянула Еве и заставила примерить. А затем и, оглядев падчерицу с ног до головы, довольно воскликнула: – Ну ведь хороша же!

Ева придирчиво рассматривала свое отражение в огромном зеркале, занимающем почти всю стену. Хотелось бы придраться и под любым благовидным предлогом отказаться от мачехиных щедрот. Но новый наряд оказался весьма удачным. Джинсы от Левайс, сто пудов настоящие, удачно обтягивали фигуру, а модный свитер от Армани с ассиметричным краем придавал изысканный, но деловой вид. Да и Алина была искренней и довольной.

– Ну как? – поинтересовалась она, видя сомнения падчерицы.

– Даже снимать не хочется, – честно призналась Ева, в глубине души чувствуя себя предательницей.

– Отлично, – кивнула Алина. – Носи на здоровье. Может приманим хорошего человека, а? – подмигнула она и спохватившись кинулась к дальнему шкафу. А Ева зачарованно разглядывала себя. Распустила волосы, потом снова собрала их в хвост.

«Хороша, – протянула она про себя и неожиданно подумала о том подколовшем ее мужчине в кондитерской. – Может мы еще встретимся?»

– А это от меня в подарок, – улыбнулась жена отца, доставая из коробки с надписью «Касадеи. Техно блайд» ботильоны цвета фуксии. Тонкая замша, высокий каблук. Ева охнула, увидев эту элегантную парочку.

– Померь, – предложила Алина. – Главное, чтобы колодка пришлась по ноге.

Ева, недолго думая, нацепила обувку, идеально севшую по ноге. Обвела зачарованным взглядом плотно будто перчатки обтягивающие ступню и щиколотку ботильоны и смогла только выдохнуть.

– Они прекрасны, Алина. Но я не могу принять такой дорогой подарок… Носи их сама. Такая обувь изысканная!

– Я уже высокий каблук носить не могу. Неудобно, – объяснила мачеха. – Ни разу их не надевала. Бери, не раздумывай. Не хочешь от меня подарок, считай что от отца. Это он покупал, – передернула она плечами и придирчиво поинтересовалась. – Ну что? Берешь?

– Да, спасибо! – запричитала Ева. – Только мне неудобно…

– Картошку почисть, отработаешь, – рассмеялась Алина. – А еще два мешка пшена заставлю перебрать заставлю, – фыркнула она. – Должна же я соответствовать образу злобной мачехи, – добавила усмехнувшись.

Ева улыбнулась, а жена отца, схватив ее за руку, прошептала отрывисто. – Я твоего отца из семьи не уводила. Запомни это. У них с Нелли уже все к разводу шло. И не я тому причиной. Знаю точно, иначе бы не приняла его.

– А что же тогда? – изумленно пролепетала Ева, все еще рассматривая себя в зеркале. Но радость от обновок начала меркнуть, стоило Алине вспомнить о матери.

– Вадим тебе сам расскажет, если сочтет нужным. Тут уж точно я тебе не помощник, – мотнула она головой и осторожно сморгнула слезы. Помолчала с минуту, силясь успокоится, и добавила задумчиво. – Но зная характер Макарова, лучше на это не рассчитывать. Да и столько времени прошло. Что старое ворошить? Ради отца давай попробуем наладить отношения. Ну и ради Насти тоже. Что скажешь, Евдокия?